От редакции. Хотя боевые действия Соединенных Штатов Америки во Вьетнаме уже давно закончились, создается ощущение, что сама война продолжается и ныне, хотя исключительно внутри самих США. Те или иные политические деятели и аналитики продолжают по-разному разыгрывать карту Вьетнамской войны, - изобличая своих оппонентов или, напротив, выставляя героями себя. Так что еще не пришел конец одной из самых болезененных войн США, и, судя по всему, она будет продолжаться еще очень долго. Об этом текст обозревателя RealClearPolitics Дэвида Пола Куна.
* * *
В который раз мы обнаруживаем себя погруженными в дискуссию о судьбоносных конфликтах 1960-х гг. В 2010-м два претендента на пост сенатора подвергли серьезной угрозе свою карьеру, заговорив о гражданских правах и о войне во Вьетнаме. Несмотря на разговоры о прошедшей культурной войне, почти полвека спустя мы все еще ведем привычные споры. Абсурд, но это правда.
Не так давно Ричард Блюменталь и Рон Пол подвергали нападкам группы по разные стороны водораздела шестидесятых. Каждый из них – и многие их союзники – рассматривали разногласия как политические перформансы. Но слова того и другого бесконечно ранили.
Конфликты шестидесятых в какой-то своей части все еще с нами, потому что те, кто принимал в них участие, тоже все еще с нами. Но, в конечном счете, эти битвы связаны со славой. А слава – с характером, ценностью лидерства. В политике малое часто имеет большую ценность.
В том числе и по этой причине общественность, которой не приходилось делать тяжкий выбор, также ощущает себя причастной к этой битве. Мы хотим прославлять образ американцев той эпохи – тех, кто рисковал, проливал кровь и погибал – и то важное, чтобы было в их битве.
Впрочем, слова Блюменталя и Пола напоминают нам и о том, что ни одна из сторон по сей день не смогла оценить психотравмы другой.
Ошибка Блюменталя четко связана с детальным изложением фактов. Она более вопиюща. Он рассказывает, что ушел на войну, но он не делал этого. Зачастую он лукаво описывал свою службу, но чаще всего он вовсе не совершал того, о чем пишет. Спустя многие годы он предложил нам некую версию легенды «Я служил во Вьетнаме». Он говорил от первого лица об опыте, о тяжелой битве и тяжелом возвращении.
По мере того как Америка приближается к празднованию Дня памяти погибших в войнах, мы вспоминаем, что они – не единственные политические лжецы. Вьетнам рвал душу нации на части и унес 58 159 американских жизней. Выбор был связан с жизнью и смертью.
Блюменталь получил пять военных отсрочек, пока не добился желанной штатной вакансии в резерве морской пехоты. Эта должность гарантировала, что он останется на территории США. Многие прогрессисты все еще не в не состоянии постичь, до какой степени слова Блюменталя теребят старые раны. Вьетнам подошел к решающему политическому моменту. Демократическая партия металась от «синих воротничков» к образованным белым и меньшинствам. И именно образованные белые уклонялись от службы во Вьетнаме. Этот раскол навсегда запомнился нью-йоркскими «бунтами в касках», когда старая демократическая коалиция атаковала новую.
Лидеры республиканцев, в том числе, Джордж Уокер Буш и Дик Чейни также были либо в резервных войсках, либо использовали отсрочку. Однако новые левые выступали против войны, иногда даже в атаках на оппонентов с серной кислотой. Именно эту серную кислоту другая сторона никак не может им простить.
Такие люди, как Билл Клинтон, превратились в символ настоящей обиды. Многие учащиеся колледжей, особенно те, кто избежали призыва в армию, могли позволить себе протестовать. Одно исследование показало, что в период с 1962 до 1972 соотношение погибших во Вьетнаме выпускников Гарвардского университета и Массачусетского технологического института составило 1 к 1,542. В расположенном неподалеку рабочем Южном Бостоне за тот же период число погибших во Вьетнаме «синих воротничков» составило 1 к 80. Блюменталь напоминает ветеранам и их семьям об их «счастливых сыновьях».
Тем временем, пока новая диссидентская культура защищала новые кодексы чести, сотни тысяч мальчиков отправились во Вьетнам, потому что они все еще чтили традиционные кодексы чести. Страна призвала их. Их отцы служили. Многие не стеснялись войны. Но они верили в долг. Поэтому они пошли воевать.
«Я помню, что не очень понимал причины войны во Вьетнаме. Я не был уверен в том, что монолитный коммунизм сможет нас уничтожить. Но страна призвала меня», - говорит военный историк Рон Милэм, ветеран войны и автор книги «Неджентельменская война». «Самое важное, что люди, среди которых я в то время жил, и живу сегодня, покидали страну и становились гражданами Канады. У меня был такой выбор. Я жил в Детройте. Я мог бы перейти через этот мост».
Блюменталь тоже не перешел этот мост. Он выбрал более легкий выход. Но это был легальный путь. Послевоенное поколение, наверное, не одобрит путь Блюменталя, но они могли бы его понять. Однако со временем Блюменталь стал скрывать свой поступок. И его вранье задело еще более глубокие травмы – это произошло, когда солдаты вернулись домой.
У противников войны было хорошее основание. Они были правы, что поставили войну под вопрос. Многие протестующие не презирали ветеранов. Они думали, что чем скорее закончится война, тем меньше американцев погибнет. У этих акций протеста была даже миссия чести, свидетельствующая о том, что они понимали последствия гражданского неповиновения.
Впрочем, многие ветераны ссылаются на другие мотивы участников таких акций протеста. Они считали их акциями самосохранения. «Именно так многие ветераны воспринимают их. Их поносили, обвиняли в участии в порочной войне, обвиняли в совершении ужасного, а те, кто не воевал, могли рационально объяснить свое решение», - говорит Марк Мойар, профессор кафедры государственной безопасности Университета Корпуса морской пехоты США.
Те, кто не воевал на войне, как Блюменталь, также имели профессиональное преимущество. Этим «сынкам» не только посчастливилось заполучить выбор, они смогли извлечь пользу из тривиального выбора.
Эти неудобные факты говорят о том, почему, как некоторые подозревают, Блюменталь трансформировался в ярого защитника прав ветеранов. Таким образом, он проявлял свое раскаяние.
Однако своим враньем Блюменталь дорого заплатил за это раскаяние. Он претендовал на лавры доблести, которых не заслужил, и на борьбу, в которой не участвовал.
Это напоминает нам о том, что действительно пережили солдаты. Многие, кто уклонялся от обязанности, не стыдились, но были и солдаты, которым было стыдно. Поэтому такие фразы, как «бэйби-киллеры», обретают особое значение. Ветераны ощущают, что у них украли их боевые заслуги. «Те, кто не хотели воевать, считали уместным осуждать тех, кто воевал», - отмечает Мойар. Солдат клеймили позором только потому, что война развивалась неудачно.
«Те из нас, кто вернулся с войны, пытались скрывать, что были во Вьетнаме», - говорит Милэм. «Многие представители американской общественности, действительно, отражали свое отношение к войне на воинах», - говорит политолог Калифорнийского университета в Дэвис Ларри Берман, историк вьетнамской войны. «Это было ужасно».
Это явление стало чем-то новым. Во время Первой мировой войны англичанки вручали тем, кто мог воевать, но не делал этого, белые перья. Диссидентская культура подошла к теме военной службы как к выбору чести. Многие ветераны стремятся отстоять свою доблесть.
И вот Блюменталь. Он вероломно претендует на ветеранскую славу. И он делает это именно в тот момент, когда Америка чествует ветеранов. Он сбежал с войны, когда за это нужно было дорого платить. И он претендует на войну, когда ее оценили. По словам Милэма, «Блюменталь пытается сделать и то, и другое».
* * *
С другой стороны, Рон Пол тоже пытается извлечь пользу двумя способами. Пол родился в 1963 году. Год спустя президент Линдон Бейнз Джонсон согласился начать войну и передал Закон о гражданских правах.
В этом важная разница между Полом и Блюменталем. Пол был мал, чтобы действовать сначала одним образом, а позже пересмотреть свою биографию в лучшую сторону. Однако его слова все равно раздувают внутреннюю войну шестидесятых.
Победа Пола на республиканских праймериз в Кентукки сделала его одним из самых выдающихся либертарианцев в стране. Эти заметные черты заставила Национальное общественное радио и компанию MSNBC выбрать для освещения вопрос, который явно конфликтует с границами либертарианства. Поддерживаете ли вы Закон о гражданских правах 1964?
Пол сравнивал действия правительства, направленные на прекращение узаконенного расизма, с уродливой цензурой свободы слова. Он выражал недовольство в связи с правительственным регулированием частного сектора. Он восхищенно говорил о Мартине Лютере Кинге-младшем. Однако он не учел, что свободный рынок не позволял Кингу есть на частных вечеринках или свободно опротестовывать свое ущемленное гражданство. Пол привлек внимание отрешенного от мира академического сообщества, - он сказал, что вопрос «включает в себя гипотетические» сценарии.
«Это не гипотетично. Для него это может казаться гипотетическим. Но это нечто реальное, с чем мы сталкиваемся каждый день», - говорит политолог Университета Мэриленда Рон Уолтерс, который получил докторскую степень за афро-американские исследования в 1964. «Это тоже обидно. Эта идея о том, что нормально проводить расовую сегрегацию в частной сфере. Здесь не учитывают то, как структурировано американское общество, потому что личное пространство более критично относится к американскому обществу и к тому, как мы развиваемся».
Спустя несколько дней после противоречивых интервью Пола по мере того, как возрастало давление, он недвусмысленно заявил, что не проголосовал бы за этот закон. В более позднем интервью он сказал: «Мы не всегда хорошо объясняем, что мы имеем в виду». И оценил это как «слишком затянувшиеся философские дискуссии по спорным вопросам».
Однако в этой проблеме мало «спорных» моментов. Вспомним, что cовременные судебные дела, например, по дискриминации при найме на работу, связаны с законом 1964 года. Это особенно близко людям поколения Уолтерса. Это своего рода «эмоциональная инвестиция» в закон. «Я связан с этим наследием», - говорит он.
Проблема Пола также выходит за пределы неудачного подбора выражений. Как и с Блюменталем, проблема связана с продуманными словами, которые он постоянно выбирает, и со значением этих слов.
Месяцем раньше Пол выразил свои противоречивые взгляды в одной местной газете. А в 2002 году в своем письме, направленном в редакцию газеты его родного города, Пол писал: «Решения, касающиеся частной собственности и ассоциаций, в свободном обществе не должны натыкаться на препятствия. В результате некоторые ассоциации начнут проводить политику дискриминации».
Левым это напоминает о бесконечных недовольствах. Многие сегодняшние консерваторы говорят о пороках движений по защите гражданских прав и осуждают расизм. Но они также ругают активистское правительство, которое выполнило главную задачу и покончило с законами Джима Кроу (Jim Crow laws — неофициальное широко распространённое название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890—1964 годов. – РЖ.). Для либералов Пол олицетворяет то, как право пытается получить и то, и другое. Они слышат консерватизм, который поддерживает добродетели равенства, но возражают против способов их достижения.
Они слышат Барри Голдуотера. Голдуотер не был расистом. Он был членом Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения США и нанимал на работу чернокожий персонал. Но он также голосовал против Закона о гражданских правах. Голдуотер заявил, что это было федеральное посягательство.
В сущности, голос Голдуотера допустил узаконенный расизм. И, как г-н Консерватор, его выбор обозначил консервативный крест, возложенный на гражданские права – один крест, который поделили между собой консервативные южные демократы и консервативные республиканцы той эпохи.
«Билл Бакли уничтожал движение по защите гражданских прав», - говорит Тодд Гитлин, историк Колумбийского Университета, специализирующийся на эпохе 60-х в, и известный студент-активист того времени. «Меня никогда не волновало, обедал ли Билл Бакли с чернокожими людьми. Они были на стороне расовых сегрегационистов». Позже Бакли выразил глубокое сожаление по поводу своей позиции по отношению к гражданским правам, как и Голдуотер. Но, с точки зрения либералов, это не помогает решить большинство проблем. Они считают, что невозможно защищать движение за гражданские права, не достигнув консенсуса по недавним претензиям, высказанным против него. Поэтому такие фразы, как «права отдельных штатов», все еще будоражат прогрессистов.
«Я всегда думал, что мнение Голдуотера по поводу размера и роли правительства было, фактически, синонимом того, что правительство делало в то время, и кому оно благоволило», - говорит Уолтерс.
* * *
Природа mea culpa (лат. – моя вина. – РЖ.) всегда расскажет больше об обидчике, чем об оскорблении. Очередные высказывания Блюменталя и Пола стали их общей проблемой.
Спустя неделю после того, как появились сообщения в новостях, Блюменталь, наконец, сказал: «Мне жаль». Но прошло слишком много времени. Многозначительная пауза, выдержанная на сцене, говорит красноречивее всяких слов. И в политике, когда кто-то скрывает тяжелую правду слишком долго, это красноречивее всяких слов.
Особенно это ощущают представители послевоенного поколения. Прошлое всегда является частью тех, кто его прожил. «Мое поколение все еще не вернулось с войн шестидесятых, - говорит Милэм. - И никогда не вернется». Тяжелый выбор, сделанный послевоенным поколением, является для них определяющим сегодня. Более поздние поколения, например мое, не заставляли отвечать за нашу гражданскую позицию или за наше чувство справедливости так фундаментально. Таким образом, мы славим смелый и трудный выбор, спрашивая самих себя, что бы мы сделали на их месте?
В лучшем случае Полу не удалось сделать этот выбор с Законом о гражданских правах. Кроме того, он неоднократно приуменьшал значимость проблемы, называя ее «гипотетической» или «спорной». Подумайте об этом. Эта нация обязана своему президенту победой в защите гражданских прав. То, что Пол позже поддержал этот закон, не оправдывает более ранние его заявления. Противоречия не исчезают.
Противоречия Блюменталя тоже никуда не делись. Сначала он назвал свои прошлые заявления «неправильно подобранными словами». Это была серьезная моральная увертка. И, подобно Полу, более поздние заявления не исправили эту уловку. Общественное мнение – это не суд присяжных. Ничего нельзя вычеркнуть из протокола.
* * *
Но что все это значит?
Очень вероятно, что оба они – и Блюменталь, и Пол – станут сенаторами. И это также напоминает нам о том, что мы разделены, а также о том, что не излечено.
Представьте, что штаты вернулись в прошлое. Невозможно представить себе, чтобы штат Коннектикут избрал сенатора, который поставил под сомнение Закон о гражданских правах. Также невозможно представить, чтобы Кентукки избрал сенатора, который лгал о своем участии во вьетнамской войне. Таким образом, обе проблемы связаны не только с личной доблестью, но и с тем, что славит наша культура (или культуры).
Шестидесятые – это метафора. Они окружены битвами более ранними и более поздними. И на сегодняшний день эти битвы вынуждают нас решать, что именно мы будем почитать. Это заставляет нас задуматься о том, кем «мы» являемся. Поэтому речь не только о том, что американцы времен шестидесятых все еще сидят внутри нас или даже управляют нами. Речь о том, что многие из нас, которых там тогда не было, сегодня вместе с ними. Мы причастны к их прошлому, потому что оно отражает нашу историю и отражает историю Америки.
Сегодня мы стремимся найти пристанище в приукрашенной американской истории. Мы хотим верить в консенсус. Что сегодня мы чтим гражданские права. Что мы почитаем наших ветеранов. Что Америка двигается дальше. Эти события напоминают нам о том, насколько мы не продвинулись вперед. Проблемы, которые разделяют нас, сегодня не такие серьезные. Но они все еще глубоки. Каждое событие возвращает нас к той глубине и тем водоразделам. И именно эти водоразделы определяют нас сегодня. А то, что нас определяет, это мы и защищаем.
«То, что за боролись в шестидесятые, это такие глубокие противоречия, которые отразились эхом в американской истории, что неудивительно, что оно доносится до нас спустя десятилетия. Они касаются фундаментальных ценностей, для которых не существует консенсуса. Я не удивляюсь, что мы слышим это эхо. Интересно, задрожит ли Сан-Андреас? (San Andreas Fault — трансформный разлом между тихоокеанской и североамериканской плитами длиной 1 300 км, проходящий вдоль побережья по территории штата Калифорния. – РЖ.)».
И да, и нет. Да – из-за первоначального шока. Нет – потому что линия тектонического нарушения выдерживает испытание временем.