Когда Сергей Курехин говорил о Борисе Гребенщикове "он - математик" (Илья Смирнов. "Прекрасный дилетант: Борис Гребенщиков в новейшей истории России". - М.: "Леан", 1999, с. 111), то речь шла не об образовании лидера группы "Аквариум" - "БГ окончил "Примат", факультет прикладной математики Ленинградского университета (Всеволод Гаккель. "Аквариум как способ ухода за теннисным кортом". Санкт-Петербург: Издательский дом "Сентябрь", 2000, с. 41) - и не о работе по специальности (НИИ социологии). Курехин говорил о БГ как о математике в том смысле, что противопоставлял его БГ-поэту и БГ-музыканту.
Попробуем немного развернуть высказывание Курехина.
БГ к моменту суждения о нем уже более 10 лет выступал с "Аквариумом", то есть, очевидно, полагал сам себя не математиком и уж точно не математиком-профессионалом. Гребенщиков находился в лагере "лириков", а не "физиков", если использовать противопоставление 70-х годов. Причем перешел туда не по воле случая - "так сложились обстоятельства", а по своей воле - он так решил.
Курехин, называя Гребенщикова "математиком", все-таки отсылал его к тому, первому выбору, который делает каждый школьник, иногда преобразуя это в "призвание", иногда - оставляя в виде несознательной инерции: "надо было куда-то поступать". Оставим в стороне ценность высшего образования в 60-е годы в Советском Союзе и обратим внимание на то, что "математичность" Гребенщикова также выступает здесь и как определение способа мышления. Курехин говорил о рациональности БГ. Причем такой рациональности, которая проступает в БГ помимо его воли. И как бы БГ ни пытался ее переломить-перестроить, таким "безбашенным", как сам Курехин, ему никогда не стать.
То есть, с точки зрения подлинных творцов авангарда в нашей стране в 80-90-е годы прошлого века, исполнитель песен собственного сочинения Борис Гребенщиков был недостаточно радикален по причине своей рациональности.
Сам Курехин, изобретатель "теоремы" "Ленин - гриб", был большим любителем псевдонаучности, эксплуатировал рациональность, как только она предоставляла такую возможность. Например, устраивал представление на тему "Лекция о броме".
Однако с другой стороны, со стороны тех, кто готовил вопросы для "Музыкального ринга", показанного по Центральному телевидению в 1987 году 17 января (20 лет назад!) и просмотренного, без преувеличения, почти всеми, кто хоть немного интересовался тогдашними альтернативами, Борис Гребенщиков был, напротив, иррационален. Причем иррационален в худшем, с точки зрения государственного жизнеустройства, смысле: Гребенщиков манипулировал людьми, создавая себе и слушателям другую реальность, отказываясь признавать общественные будни. "Это же страшно, что мы живем в век индивидуализма", - восклицал в антракте слушатель - участник дискуссии.
Индивид сам по себе - совершенно непрозрачное для других существо, требует какого-то дополнительного понимания. Но это требование возникает только тогда, когда индивид уже приобрел определенный социальный статус. Факт "попадания в ящик" - один из атрибутов общественного признания.
Оттого и основная эмоция-вопрос-требование "Музыкального ринга" (и не только): что все это значит, объясните, я ничего не понимаю!
Однако иррациональность, непонятность вызывали опасения не только у партийных функционеров или слушателей, которые не были поклонниками песен "Аквариума", но и у тех, кто уже полюбил БГ. И дело здесь не сводилось к абсурдности как приему, который обсуждался в печати там и тем, где и кому это было позволено. Вопрос о непонимании со стороны тех, кто не понимал, но стремился понять, - фундаментальный вопрос. Он задавался в паре со встречным вопросом: "А что здесь непонятного?"
Гребенщиков объяснял: "Пикассо как-то правильно, по-моему, сказал. А он все-таки человек известный, с его мнением принято считаться. Он сказал: "Все пытаются понять мои картины. Зачем? Вот растет дерево, почему вы его не пытаетесь понять?" Это явления одного порядка - воспринимайте их". То есть БГ уже демонстрировал свой "отъезд" даже не в мистику, а в эти мало кому доступные из-за лени духовные восточные практики, хоть и поданные здесь через представителя французского авангарда начала XX века. В Москве в 80-е годы на природу выезжали "Коллективные действия", а Андрей Монастырский практиковал буддизм. Сколько из этой публики - "питерско-аквариумной" и "московско-концептуалистской" - было инженерными работниками, неизвестно, но можно допустить, что изрядное количество. Для сотрудника НИИ социологии, где работал Борис Гребенщиков, эта цифра могла бы представлять некоторый интерес.
И последовательность "образование-место работы" здесь может выступать как гарант рационального объяснения. В случае с Гребенщиковым - возможности пояснения к корпусу спетых текстов.
Вопрос комсомольского работника: "Вы выступаете как мастер иллюзии. Вы пытаетесь вкладывать в ничего не значащие слова, в абсолютно пустые формы какую-то глубокомысленность, какую-то такую великую значимость. И я даже иногда думаю, что в этом вы очень успешно используете опыт и знания, приобретенные на факультете прикладной математики Ленинградского университета, который вы закончили лет десять назад. Уж больно мастерски вы манипулируете нашими зрительскими чувствами и мыслями, настолько мастерски, что даже я, зритель, начинаю думать, не сам ли я нагружаю этим содержанием вот эти красивые, образные, но бессмысленные формулы".
Ответ Гребенщикова: "Я вам лично клянусь, что каждое слово, которое я пою, я за него отвечаю. Для меня это живое. Плоть и кровь".
И это звучит однозначно, несмотря на то, что уже в 1986 году Гребенщиков был "отъезжающим" в тот лучший из миров, где ум попросту не нужен. Удивительное дело - лидер "Аквариума" не стебался, не прикалывался, не иронизировал, не дистанцировался и не разводил понятия. Он был предельно серьезен, и для него вопрос о ценности того, что именно он делал, не был пустым вопросом. Такой, немного наивный по нынешним временам, подход.
А за такое высказывание его сейчас в лучшем случае высмеяли бы: "Музыка, душа, искусство - они продаваться не должны. Это еще хуже, чем тело продавать. Музыка должна идти вот отсюда (показывает на сердце) без размышления, какой это стиль, какое сейчас время на дворе, что можно, а что нельзя. Музыка должна быть честной для начала. Стиль - это уже дело восемнадцатое". Очень уж похоже на сентенции исполнителей поп-музыки.
И вот с этим багажом "обвинений" в "математичности" и "иллюзорности" Гребенщиков оказывается перед нами 20 лет спустя. Будучи, по мнению многих, представителем поколения, потому что пел же он "дворников и сторожей". Поэтому обратимся к нему как к примеру с социологических и, шире, политических позиций.
Гребенщиков 80-х годов теперь, когда дворники стали поводом для обсуждения миграционной политики государства, сторож а - проблем в правоохранительных органах, а с нефтью, что "хлещет с этажа на этаж", произошло последовательно присвоение, а потом обратно огосударствление, - напоминает нам об отчуждении человека от выученной профессии, занимаемой должности, функциональных обязанностей. И несмотря на то, что "Аквариум" был любительским коллективом (музицирование в свободное от основной работы время) не по своей воле, его участники трудились в различных государственных учреждениях, не считая этот труд делом своей жизни, а занимание должности - постыдным. "Забить" на недружественную работу - обычное дело.
И эта история звучит ответом на вопрос персонажа 2006 года - следователя в фильме "Изображая жертву". Режиссер Кирилл Серебренников, отметим, закончил в 1992 году с красным дипломом физический факультет Ростовского государственного университета.
Следователь вопрошал (мат почти опустим): "Вы откуда все прилетели? Вы же, вы же... я не знаю, в тех же школах учились, у тебя же родители - почти мои ровесники. Вам че надо-то в жизни, а? Вы, вообще, как ее прожить хотите? Я вас не понимаю. Ведь вы же были такие сопляки все, вам ведь по тридцать лет уже всем, у меня в ваши годы уже ребенок был с женой. И главное, пох..., и то, что пох... - тоже пох... А ведь вы же, все, все ваше поколение, вы же поезда водите, самолеты, адвокаты, между прочим, на атомных станциях работаете. Идут работать на такие ответственные работы, а потом п..., п... наступает в обществе... И главное - притворяться научились, вот же как. Ведь раньше как, бунтовали, это была общественная позиция, нам, мол, от вас ни х... не надо, мы протестуем, а сейчас? Щас, блин, по-тихому, без протестов... Играются. Вы играетесь в жизнь! Те, кто серьезно относятся, с ума сходят, страдают... Они поняли, поняли, что, чтоб от них отъе..., нужно притвориться. Глобальное нае..., глобальное, на всех ступенях общества".
То есть ситуация на сегодня вроде бы не изменилась: работа - это работа, и от нее надо отлынивать. Но можно сделать и жесткую привязку, назначив Гребенщикова ответственным за "глобальное нае...". Потому что Гребенщиков в "Музыкальном ринге" заявляет: "Слова в наших песнях жестко детерминированы". Потому что Гребенщиков, продолжая столько лет подряд выступать и выступать, - остался "математиком". В том смысле, что ответил на требование нынешнего дня: сделайте нам понятно! И производя все новые альбомы, превращая мир в слова с музыкой, Гребенщиков уступает требованиям рациональности.
И дело, конечно, не в том, что Курехин умер, а Гребенщиков поет, - все происходит в пространстве человеческой жизни. Дело, возможно, в том, что инженерно-технические и другие работники - работают. Тоже отвечают требованиям рациональности, потому что вынуждены соответствовать занимаемой должности, то есть не только понимать происходящее вокруг, но и понимать самих себя. И альтернативой здесь выглядит только "отъезд" туда, где ум действительно не нужен. Но есть ли возможность исполнить то и другое в один момент времени, в пространстве, условно говоря, одной должности?