Одна моя знакомая (назовем ее Алиной) - русская эмигрантка, уже лет пятнадцать как живет в Нью-Йорке, преподает в паре тамошних университетов и сотрудничает с парой ведущих американских газет. Когда-то в Москве она занималась профессионально сначала творчеством Куприна, потом обэриутов, а затем - новый кульбит! - протопопом Аввакумом. Потом уехала.
В ее американской деятельности не было ровным счетом ничего пнинского. Напротив, насколько я смог понять из нашей достаточно вялой переписки, Алина в свободное от чтения курса современной политической мысли в России (!) и комментирования российских же политических событий неторопливо "вскрывала" литературные трупы. В ее исследовательском "морге" перебывали сперва всякие отечественные опусы - от Лермонтова и Достоевского до Бунина и Астафьева, а затем и мировые. Не обошлось, разумеется, и без Зюскинда, и без кинематографа - Ганнибала Лектера и мистера Брукса.
Какие-то обрывки своих изысканий она присылала мне, я почитывал, иногда удивлялся Стиксову течению ее мысли, а чаще оставался равнодушен: в современной России Стикс бурлит куда круче, чем в олитературенных женских мозгах в потусторонних Америках. Классификация литературных убийств (все эти эстетические, идеологические и медицинские, с различными подклассами, убийства), составлению которой посвящала свое время Алина, была вроде бы исчерпывающе полной, но в то же время казалась мне несколько ущербной.
Только теперь я понял почему. Именно процесс над УБитца расставил все по местам, лишний раз доказав, что жизнь куда фантастичнее любых литературных и прочих "искусственных" построений. Настолько фантастичнее, что и сравнивать невозможно.
Любитель сокровенного знания вряд ли удержится, чтобы в самом слове "Битца" не откопать корень вселенского зла; мне же это кажется не более чем забавным совпадением: маньяк мог с такой же легкостью убивать и в Тимирязевском парке, и в Серебряном бору, и в Покровском-Стрешневе... Просто следуя аксиоме Эмиля Чорана, гласящей (цитирую приблизительно): житель города не может не быть убийцей. Особенно если этот город - Москва.
Сразу после начала процесса над УБитца обнаружилась весьма странная на первый взгляд тенденция: судебные репортеры практически всех изданий в своих отчетах из зала суда не скрывали своего удовольствия от происходящего. Они цитировали словоохотливого подсудимого, наслаждаясь его образной речью, растаскивая на цитаты его показания. Даже реплики судьи и прокурора в газетных хрониках выглядели так, будто речь идет не о человеке, "завалившем" около полусотни себе подобных, а о постановке некой развеселой "черной комедии". Как будто все не всерьез, все понарошку, как будто все поговорят, пошутят и разойдутся по домам, довольные и спектаклем, и самими собой.
Правда, слышались порой и вопли ужаса: дескать, одумайтесь, господа журналисты, над чем смеетесь? Над собой смеетесь! И точно, по Чорану, репортеры смеются и над собой тоже, они такие же, только потенциальные - пока - убийцы.
Между тем шутливость процесса - вещь хоть на первый взгляд и странная, однако отнюдь не необъяснимая. Странная оттого, что, пожалуй, впервые за всю историю России можно было наблюдать процесс над серийным убийцей, которому ровным счетом ничего не нужно было от своих жертв. Он не насиловал их, как Чикатило, он их не грабил, он не выбирал их по национальному или по какому-то иному признаку; не признан он и умалишенным. То есть по классификации серийных убийств "битцевский маньяк" не является ни гедонистом, ни властолюбцем, ни миссионером, ни визионером.
Кроме мотива, как известно, серийных убийц делят еще и по методу. Скажем, организованные - стараются держать все под контролем, тщательно планируют убийство, выслеживают жертв, скрывают улики, могут отказаться от преступления, если почуют что-то неладное. Они могут быть прекрасно социально адаптированы, даже если страдают психическими заболеваниями. К таковым эксперты относят, например, Чикатило.
Другие, не организованные, напротив, убивают "по вдохновению", улик не скрывают. Обычно это психически больные или умственно отсталые люди - маргиналы.
И опять же УБитца не может считаться ни тем, ни другим.
Он - просто убийца. Он убийца в чистом, незамутненном виде, и не поймай его случайно - он вполне мог бы перебить сколько угодно людей.
Такого рода убийцы и воплощают в себе врожденную тягу человека вообще к убийству себе подобных. Они есть воплощенные чорановские герои. Единожды убив, они осознают, что убивать на самом деле легко - как чаю попить. И начинают свое долгое кровавое чаепитие. Их своеобразный файв-о-клок становится настоящей традицией. "Не поймали бы - я бы никогда не остановился. Никогда. Спасли жизнь многим, поймав меня", - признавался УБитца журналистам.
"На убийство ведь не каждый способен. Я убивал потому, чтобы жить самому. Стоит убить - как сразу хочется жить. Убийство придает вдохновение, с ним просыпаешься".
Простенько, конечно, но что-то в этих признаниях ощущается очень знакомое, совсем родное. Именно то, что подсознательно ощущает любой гражданин России. Нет, отнюдь не "достоевское" родное (вернее, не только одно "достоевское"), не хрестоматийное наполеоновско-раскольниковское, а нечто более близкое.
Это родное очень сильно чувствовалось в почти болезненном отношении журналистов к герою своей судебной хроники, чувствовалось оно и в болезненном интересе всех прочих граждан к этому процессу. Никакой сексуальный маньяк или серийный террорист не вызывал в обществе такого дикого интереса, и записные рачители общественной нравственности типа телеведущего и певца по совместительству г-на Соловьева заволновались не на шутку, заизрекали банальности: дескать, пиарить маньяка - само по себе преступление. Словно это Басаев какой-то...
И все равно пиарили, и все равно с удовольствием цитировали.
По всей вероятности, экзальтация вокруг личности УБитцы стала своего рода замещением, своего рода компенсацией за почти тотальную невозможность называть имя и перечислять деяния другого убийцы - и гораздо более серийного, чем УБитца, но похожего на него как две капли воды. А именно - государства.
Государство ведь убивает серийно не из сексуальных перверсий, и не на "этнической почве", и не из сугубо корыстных побуждений, а просто потому, "чтобы жить самому". Даже если не брать такие вопиющие серийные убийства, как "Норд-Ост" или Беслан, а рядовые, на первый взгляд даже и не убийства вовсе: десятки, а то и сотни тысяч беспризорных детей, бомжей, нищих стариков и старух, наркоманов, обманутых вкладчиков и всех прочих униженных и оскорбленных современной России. Которых сверху полирует туда-сюда репрессивная машина, этакие "тойота лэнд крузер" или "хаммер", под завязку набитые военным и штатским государственным людом - оборотнями в погонах и коррумпированными чиновниками.
Эти не убивают из корыстных побуждений, как может показаться, ведь чиновник не берет взятку у беспризорника или немощного старика, он берет у того, кто может ему дать, но тем самым беспризорника или старика и убивая - просто и незаметно, как чаю попить.
В своем последнем слове на суде УБитца с афористичной точностью сравнил себя со своим Большим братом: "Я один был для них (то есть жертв - И.З.) прокурором, присяжным, судьей и палачом. Выполнил все ваши функции. Я был почти что бог! Почувствуйте разницу!"
Разве ж это не государственное мышление?
Или: "Законы я не нарушал. Я их отодвигал и делал так, как считал нужным". Супер!
И еще одно немаловажное слияние образов УБитцы и государства. И тоже очень простое. Государственное покаяние Германии за эпоху фашизма - факт общеизвестный. Недавно вот и парламент Испании принял закон об исторической памяти, на государственном уровне был осужден режим Франко. В Российском же государстве понятиями "покаяние" или "раскаяние" за безобразные деяния недавних предков (по масштабам абсолютно не сравнимые с испанскими) оперировать не принято. Попросту - западло. Вот и от УБитцы мы тоже слышим: "Раскаяние... Это признание и осознание того, что ты не прав и делал неправильно. А я в сложившейся ситуации все делал правильно. И я не раскаиваюсь..."
Подсознательно заместив Большого брата УБитцей, журналисты и их многочисленные клиенты, уверен, сделали и еще одно знаковое замещение. Правда, оно, как и первое, вряд ли было и будет ими осознано - так и останется в глубинах извращенного государством сознания. Но, рассуждая мало-мальски логически, можно вполне представить себе УБитцу на посту... Ну да, на том самом, вокруг которого сейчас идет такая неприличная государственная возня... А что? Этот человек с трогательной русской фамилией - идеальный ведь УБитца.
P.S. Надеюсь, моей нью-йоркской знакомой повезет и в русской литературе в обозримом будущем появится роман (повесть, поэма, киносценарий, драма, наконец), в котором прототипом героя станет УБитца. Его уже очень не хватает родной словесности.