Москва - грязный город. Свидетели свидетельствуют.
О городе начала 90-х годов: "На улицах - темнота, холод, беспросветная грязь, переходы в метро даже в самом центре загажены до предела, дома запущены до безобразия" (1).
Далее - о городе 2002 года: "Вот понаехали!.. Хоть бы вели себя прилично! А то свиньи! Как у себя в деревне привыкли помои из окон лить, так и здесь! Всю Москву засрали!" (2)
И - 2007 год: "Какого еще овса, /Какого еще вам сала?/ Такая вот полоса. / Вам белого света мало? / Или мало грязи, / Или жидкого мыла? / Или ворон сглазил / Ворожбою над жирной силой? / Какого еще огня? / Все мы и так на свете. / Сборки, разборки - фигня, / Урал в Москву не уедет..." (3)
В 1963 году Йозеф Бойс представил на выставке "Стул с жиром", где жир - желтовато-грязного цвета - лежит застывшим в форме детской горки на стуле, являя псевдобиографию Бойса. Придуманный им "исторический эпизод", где было сплошь одно восхищение: война, полет на самолете, падение с большой высоты, пустынная местность, оторванная от земных континентов и человеческой власти, крымские кочевники, забота о раненом теле с помощью жира и войлока, тепло.
В 2006 году Бойс был сопоставлен с Мэттью Барни, в том числе по линии используемых материалов. Выставка называлась "Все в настоящем должно быть изменено". У Барни в работах вазелин исключительного белого цвета. Белоснежный вазелин.
Москва же предъявляет себя в "зажиренном" виде.
Например, район от Таганской площади до Рязанского проспекта выглядит как кусок пространства, где проступает жировое вещество с налипшей грязью. Оно сразу уже есть в каждом предмете. Как будто те местности обзавелись собственной субстанцией, чтобы подтвердить, отметить себя. Выбран из запахов, жидкостей, твердых предметов именно жир.
Возможно, в самом начале жирное вещество появилось вместе с землей, укрепилось в первых, последующих и нынешних постройках, часть из которых снесли вдоль проспекта в 2004-2006 годах. Расчет на то, что новые сооружения для жилья изменят структуру жирообразования или повредят ее настолько, что она распадется сама собой, не оправдан - с какой стати?
Машины спешат прочь, проезжая по Нижегородской улице и Рязанке на большой скорости, водители не соблюдают правила. Здесь они перестают соображать. Или, оказываясь среди местных зданий и деревьев, ощущают давление, которое вне указанного городского района не столь сильно. Опасаются остаться в этом месте навсегда, вознестись вместе со своим транспортным средством туда, где, по их представлениям, находится что-то непонятное, куда, как может оказаться, они не стремятся вовсе. Их аутодафе - транспортные пробки утром в сторону центра, вечером - обратно. Как если бы они преодолевали болото, утопая, захлебываясь в грязи, жиже.
Давление - небесное: небо давит на землю, чтобы уничтожить, возможно собственное, порождение в виде человеческих существ и строений. Но у каждого есть своя крыша - квартира, у квартиры - дом. Здания подпирают небо, служат средством защиты. Существа и их спутники - собаки и кошки - не желают, чтобы их сравняли с землей. Они стремятся возвыситься за счет зданий, машин, породы, насколько хватает ума и денег.
Земля тоже давит - снизу: ее стремление поглотить ограничено асфальтом, трамвайными и железнодорожными путями. И ей досталось немало - фундаменты, трубы и кабели, могилы.
Границы выставлены четко. Жир отсутствует на Нижней Радищевской, и грязь лишается жировой основы после плодоовощного объединения, ближе к НИИ железобетона.
Отчаянную неприглядность следующих после овощебазных мест объясняется отсутствием ожиданий лучшей жизни. В районе Рязанского проспекта ничего хорошего не может произойти, как не происходило в прошлом и не случается в данный момент. Никаких жировых отложений, только пыль - такая, которую сметают без расчета на конечную белизну. Соглашение принять пыльные местности происходит от распространенности описаний и заурядности воспоминаний - созданная и воспроизведенная поэтика рабочих спальных районов начала 70-х - конца 80-х годов.
С противоположной стороны спуск от Таганки к кинотеатру "Иллюзион" лишен жирности, как и не было. Там начинается то, что принадлежит уже всем, не местным, потому что местных жителей почти не осталось, только офисы. И Библиотека иностранной литературы уже стоит на другой земле.
Для желающих удостовериться достаточно сесть в вагон метро, например, на "Китай-городе" - тем резче будет разница между публикой на центральной станции и теми, кто останется в вагоне до конца - до станции "Выхино".
Похожая история с районами зеленой ветки метрополитена (от "Автозаводской" до "Царицыно" примерно), синей (от "Электрозаводской" до "Щелковской" включительно), серой ("Тимирязевская" - "Владыкино") и так далее.
Но нуждается ли московский жир определенных мест в обелении, раз уж избавиться от него невозможно по причине его существования на указанных территориях в качестве первоначала?
Власти города федерального значения отвечают на вопрос положительно, соглашаясь принятыми решениями с его постановкой.
Политическое решение реализовано с помощью ужесточения миграционной политики (4).
Экономическое - оформлено через предоставление городских бюджетных преференций товариществам собственников жилья в многоквартирных домах. В обоих случаях создаются новые структурные элементы (более ясные правила, более юридически прозрачные организации), от которых ожидается сохранение прозрачности в каждый следующий момент времени равномерно на всей территории города. Структуры не должны становиться "черными схемами".
Однако выделять жир, становящийся почти сразу черным, они продолжают. Мигранты продолжают прибывать и загрязнять, а ТСЖ начинают практиковать "откаты". Коммунальные службы на муниципальном уровне тянутся вниз, к земле, стелются горизонтальными связями и по-другому понимают, что такое белизна.
Посмотрим на местность сверху - с помощью Бойса и Барни.
Бойс - сбитый фашистский летчик якобы спасен крымскими татарами во времена Второй мировой войны. Жир и войлок - материалы инициации. Бойс уезжает из Советского Союза в Германию другим человеком.
А в районе между Таганкой и Рязанкой имеются улицы Талалихина и Михайлова. Виктор Васильевич Талалихин совершил первый ночной таран бомбардировщика противника 8 августа 1941 года. Погиб в другом бою в октябре того же года. На одноименной улице установлен памятный бюст. Евгений Витальевич Михайлов погиб 17 марта 1944 года, когда направил свой подбитый самолет на вражеские цистерны с бензином. На одноименной улице установлен памятник.
И никаких перерождений - только героическая смерть и вечная память. В данном районе Москвы.
Для других московских мест имеется и сравнительно недавняя история, но и она происходит совершенно в духе Бойса.
"Небесный турист" Матиас Руст, вылетев из Гамбурга, совершил посадку на Красной площади 28 мая 1987 года. По его словам, он хотел "встретиться с Горбачевым и передать ему свое личное послание. Примерно такое: "На Западе очень много людей, верящих в него, в разрядку и взаимопонимание между народами" (5).
Руст после этого случая стал другим человеком: "Когда в 19 лет попадаешь в тюрьму, начинаешь думать более глубоко. У тебя появляется не присущее обычному бюргеру острое понимание свободы" ( там же).
Красная площадь - это уже федеральный уровень, без которого московские местности с черным жиром и летчиками не одолеть. А одолеть нужно, потому что важно понять, возможна ли другая история для здешней грязно-жирной местности и ее обитателей?
На федеральном уровне господствует бесформенная материя: нефть и газ. Вещества, презрительно называемые "сырьем", соединяют государство с заграничным миром, примерно как Библиотека иностранной литературы. По направлению к Бойсу и Барни.
При этом российское сырье оформляется на американский манер - "только бизнес, ничего личного". Белый вазелин Барни может принимать различные формы, а российские нефть и газ - стать средством шантажа.
У европейца Бойса и жир желтый, и требования предъявляются почти непомерные: личное преображение. Как если бы нефть и газ нуждались в мифологическом обосновании персонального свойства, а те, кто обращается с ними, проходили бы обряды инициации.
Грязный московский жир - такая же неоформленная материя. Если его понимать как Барни, то нет нужды в очищении и обезжиривании некоторых районов: они были и останутся прежними. А те, кто имеет иные представления о наличии веществ на разных поверхностях, переезжают в другие - или пыльные, или незажиренные - местности.
В случае с Бойсом московский жир надо отчищать до сравнительно белого цвета, делать из него не предмет разборок на почве стремления к чистоте, а средство благожелательного общения - после преображения иное невозможно.
И если Бойс - это мировая война, Руст - перестройка, то не стоит ожидать следующего "летчика", а достаточно выбрать универсального.
Например, Антуана де Сент-Экзюпери: "...Шесть лет тому назад пришлось мне сделать вынужденную посадку в Сахаре. Что-то сломалось в моторе моего самолета. Со мной не было ни механика, ни пассажиров, и я решил, что попробую сам все починить, хоть это и очень трудно. Я должен был исправить мотор или погибнуть. Воды у меня едва хватило бы на неделю...". Ну и так далее.
Примечания:
1. Архангельский Александр, "Еще не вечер. По поводу статьи Бориса Родомана", "Неприкосновенный запас", 2001, #3 (17)
2. Лелова Елена, "Москва глазами обывателя", "Урал", 2002, #8
3. Меркульев Сергей, Стихи, "Урал", 2007, #5
4. "Вечерняя Москва" (28.02.2007), "Квота на нелегалов"
5. "Московский комсомолец" (24.05.2007), "Портрет в полный Руст"