Однажды я получил письмо из Америки. "Дорогой Виктор, - написал мне бывший земляк, - тут у нас ходят тревожные слухи о том, что ты совершенно сошел с ума. Но если это все же не так, посмотри, пожалуйста, мою статью о стихотворении Гумилева "Заколдованный трамвай" в свежем номере "Вопросов литературы". Твой Женя Сливкин".
Это письмо - тест, понял я. Если полезу хоть в свежий, хоть в несвежий номер "Воплей", значит, и впрямь спятил. Потому что "Вопросы литературы" - это не журнал, а диагноз.
И "Новое литературное обозрение" - это диагноз. Правда, другой. Хотя и частично совпадающий с первым. "НЛО" вместе с "Воплями" составляют, сказали бы медики, букет и лечению не поддаются.
"Вопли" - это старое советское литературоведение на несоветскую и, желательно, антисоветскую тему; ни на что, по большому счету, не претендующее, исповедуя бодлеровскую максиму, изложенную суконным языком скверного перевода: "Монашке мил свой нищий уголок".
"НЛО" - это новая русская (отчасти, впрочем, и старая западная), а главное, новорусская филология на ту же тему; глаголящая птичьим языком "гипотетических учеников великого Лотмана" (Михаил Болдуман об Алексее Плуцере-Сарно), читателей и почитателей Деррида (в переводе Виктора Лапицкого) и Игоря Павловича ("Гаги") Смирнова; и претендует она на всемирную отзывчивость в виде перманентного культурного обмена между Большой и Малой Одессами.
Журналы, естественно, между собой враждуют, и только представители школы Ямпольского (приверженцы бессмысленной точности, иначе говоря, буквоедства) печатаются и там и тут. Впрочем, и Ямпольских (включая покойного ленинградского профессора) тоже двое.
Враждуют постмодернисты, постструктуралисты и интертекстуалисты, с одной стороны, с традиционалистами, интуитивистами и эклектиками - с другой. Бьются, в частности, за и против Ю.М.Лотмана, будучи не в силах поделить творческого наследия Л.Я.Гинзбург - уж больно символическая это и для старого, и для нового литературоведения фигура:
"В известной степени картина такого крайнего отчуждения может быть прочитана и в свете маргинального положения Гинзбург как еврейки в антисемитской стране, лесбиянки в гомофобном обществе и независимого писателя в тоталитарном государстве. И тут встает интересная проблема: а как вообще складывается подобный смертельно стоический и пессимистический взгляд, каковы его границы? Последний вопрос справедлив и для лотмановского рационалистического и в общем оптимистического подхода, который базировался на понимании культуры как универсального хранилища всеобщих ценностей, что подразумевало широкое взаимодействие различных людей, пополнявших этот депозитарий своими трудами и достижениями". (Здесь и далее цитаты по последнему за 2006 год номеру "НЛО".)
"НЛО" - два журнала, издательство, литературная премия имени Андрея Белого, Банные чтения и т.д. и т.п. - это детище Ирины Прохоровой (лишь в премиальной части - приемное). Личный подвиг. Принесший, правда, неоднозначные, а в чем-то, наоборот, недвусмысленные результаты. Любовно выпестованное ею новое литературоведение оказалось (как и новая культурология в "Неприкосновенном запасе") литературоведением пародийным. Хотя, с другой стороны, литературная пародия испокон веков входит в литературно-критический инструментарий. И наиболее проницательные авторы "НЛО" (скажем, Борис Дубин) эту принципиальную пародийность осознанно педалируют:
"Другая тема, которая оказалась здесь уже отмечена, - это затруднения литературоведения в обращении со своим предметом - на примере того, что делали с исследованием литературы Юрий Лотман и Лидия Гинзбург. Поскольку я не являюсь специалистом ни по Лотману, ни по Гинзбург, ни по литературоведению, то я буду обсуждать в этой связи само понятие трудности".
Декларируется научность. Декларируется актуальность. Декларируется власть над умами ("Кого мы в "НЛО" назначим поэтом, тот и будет поэтом!" - высказался в печати мастер педикюра Дмитрий Кузьмин). Декларируются - и демонстрируются - широкие международные связи. Наконец, демонстрируется невероятный (в том числе и в своей необоснованности) снобизм... А получается (из номера в номер и из года в год) то, что получается.
С той же шумно декларируемой точностью, например, дело обстоит кое-как. Скажем, в последнем номере "НЛО", в статье, посвященной животрепещущей теме разоблачения подложности "Протоколов сионских мудрецов" и снабженной, как практически каждый материал журнала, длиннющей библиографией и доброй сотней сносок, не без восхищения, переходящего в содрогание, читаем:
" Всемирный еврейский союз (Alliance Israélite Universelle), созданный в 1860 году для борьбы за равноправие евреев и других национальных меньшинств".
Сказано, безусловно, политкорректно, хоть сейчас переводи на английский, но не совсем правильно. Во-первых, ни за какие "другие" меньшинства Всемирный еврейский союз не боролся и бороться не собирался. Во-вторых, и самих евреев считал, естественно, не национальным меньшинством, а религиозным. В-третьих, сам термин "национальные меньшинства" был введен в обиход лишь полвека спустя (большевиками).
Один из трех авторов цитируемой публикации - американский советолог Хенрик Баран, автор книги о КГБ, еще тридцать лет назад на неплохом русском настаивавший на том, чтобы, произнося его фамилию, ударение делали на первый слог... Интересно, он и о КГБ пишет с той же степенью исторической достоверности? И не все ли в журнале пишется с тою же степенью достоверности?
Но ведь у Барана в "НЛО" двое русских соавторов-филологов (не говоря уж о редакторах и корректорах), и хоть кто-нибудь из всей этой ученой компании должен знать, что синтаксическую конструкцию " учитывая это, возрастает вероятность того" следовало бы - в литературном журнале - попробовать передать какими-то другими словами.
"Учитывая, возрастает" - это еще не фирменный птичий язык "НЛО"; это, скорее, косвенное объяснение причины поголовного перехода на оный: когда так пишешь по-русски, лучше уж изъясняться по-птичьи!
Скажем, так:
"Реалистический роман" протекает как бы в двух фантастических измерениях: в одном - герои расставлены симметрично, подобно шахматным фигурам, они говорят друг другу невозможные вещи, действуют психологически недостоверно, ораторствуют, резонерствуют и вообще похожи скорее на какие-то функции, чем на "реалистических" персонажей; в другом, возникающем неизбежно по причине "реалистической достоверности" сюжета, следующего за известными событиями и их участниками, роман похож на странный коллаж"...
Цитируемая статья Евгения Добренко ("НЛО" выпускает его произведения и отдельными книгами) щедро проиллюстрирована столь же изящно-глубокомысленными стихами Д.Пригова и, наряду с Бараном и К*, входит в журнальный блок "Поэтика погрома". Третьим в блоке идет ничуть не менее актуальный материал - о гонениях на участников альманаха "МетрОполь" - в переводе почему-то с итальянского. Ту же тему трактует и заключительная статья Николая Митрохина.
И опять-таки библиография, сотни ссылок - и совершенно элементарные ошибки! Скажем, раз двадцать в журнале (и раз двести до него) повторено, что за участие в альманахе исключили из Союза писателей Виктора Ерофеева и Евгения Попова. Фактически так оно и было. Однако сугубо формально имело место не исключение, а отказ в приеме: специально для двух проштрафившихся прозаиков изобрели до тех пор не существовавшую приемную инстанцию (секретариат Союза писателей СССР) - и она-то и отказала им в уже утвержденном на заседании секретариата Союза писателей РСФСР приеме.
Разумеется, это мелочь. Более того, мелочь, ничего не значащая. Но ведь из точно таких же ничего не значащих мелочей складывается весь блок материалов. Именно ради нарытых со всех сторон (и каждый раз не впервые) мелочей предпринята публикация. Что же было не докопаться до этой?
В истории с "МетрОполем" на самом деле интересно только одно: задумывалась ли она Василием Аксеновым с самого начала как провокация с целью набить себе цену на Западе перед уже предрешенной эмиграцией (в чем в свое время были уверены все, кроме нескольких заведомых простаков) или так оно все сложилось нечаянно? Но Аксенов "наш человек" в "НЛО" - и подобная постановка вопроса дезавуируется (да и то вскользь, потому что сама по себе она убедительна) как запущенная писательской "черной сотней" в оборонительно-наступательном союзе с охранкой. Неужели и впрямь борьбу с советской цензурой (если такая борьба задумывалась всерьез) следовало начинать с включения в альманах рассказа "Приспущенный оргазм столетия"?
Однако в "НЛО" обсуждают (на принципиально птичьем языке) принципиально иные "стратегии":
"Я попытаюсь несколько развить уже обозначенную тему субъективности. Когда я думал, где и как сходились бы идеи Лотмана, Гинзбург и американская социологическая интеракционистская или философско-прагматистская традиция, точкой пересечения оказывается вопрос о субъекте действия. Как, собственно, срабатывают эти коды, как они превращаются в роли? Ведь особенно у Лотмана... присутствует своего рода автоматизм алгоритма: если дан некий набор картин поведения, сама реализация их уже не столь важна и интересна. При всей значимости категории выбора и известной вариабельности "казусов" у Лотмана все-таки не проблематизирован сам момент того, когда срабатывают эти коды и эти программы, при каких внешних условиях и каком наборе внутренних качеств "акторов", действующих лиц. Множество деталей не заменяет тут аналитического описания самого процесса реализации поведенческих ходов".
Последнее (и единственно внятное) из процитированных наблюдений Андрея Дмитриева (знать бы, кто это такой!) представляется и единственно верным. Впрочем, собственного "интертекстуализма" авторы "НЛО" не придерживаются или по меньшей мере не выдерживают его последовательно. Скажем, еще один из "небесных отцов" журнала, Виктор Шкловский, обратил внимание на непроизвольную ритмизацию прозаической речи (на примере четырехстопного хорея в "Пиковой даме": "Германн немец. Он расчетлив. Вот и все", - заметил Томский"). В цитируемой же стенограмме увлекательной дискуссии, "проблематизирующей" момент срабатывания "акторов", правит бал изысканно цезурованный шестистопный ямб:
Абрам Рейтблатт (смеясь). Здесь много ренегатов!
Публикуются в номере, впрочем, и собственно стихи - М.Л.Гаспарова; но их-то как раз, не будучи мастером педикюра, признать стихами - при всем благоговении перед покойным мэтром отечественного стиховедения - весьма затруднительно.
Постмодернистская установка на отказ от каких бы то ни было ценностных характеристик достигает своего апогея в пространном полемическом исследовании центонного романа Владимира Эрля о Викторе Хейфе - романа-шутки, перекочевавшего из самиздата (в единственном экземпляре) в рукописный журнал "Сумерки" (куда его взяли опять-таки в шутку) и уже "в опубликованном виде" ставшего предметом "серьезного" исследования, а вот теперь - и острой полемики. Не доживший, увы, ни до перестройки, ни до бурного расцвета нового литературоведения Витя Хейф, профессиональный питерский выпивоха с Малой Садовой, наверняка был бы страшно польщен. Да и к безобидной шутке профессионального чудака Эрля отнесся бы с куда большей серьезностью.
Пока я писал эту статью, умер Бодрийяр - какой удар, какой кошмар. Собственных Невтонов и Платонов бабы наши еще, может, и нарожают, а вот Роланов Бартов с Романами Якобсонами и Теодорами Адорно - едва ли. Хотя, как ответило армянское радио на вопрос о том, может ли забеременеть мужчина от мужчины: "Думаем, что нет, но по всей Армении идут опыты".