19 октября - в лицейскую годовщину - я обратился к главному редактору "толстяка" #1 Андрею Василевскому с письмом, фрагмент которого уместно привести в итоговой статье, посвященной "литературной критике года":
"Беглый просмотр "Нового мира" #10 в Сети вызвал у меня два вопроса.
Во-первых, здесь в рубрике "Книжная полка Майи Кучерской" помещена рецензия на книгу Александра Архангельского "1962" с выходными данными: "М., "Амфора", 2006". Конечно, "Амфора" - питерское издательство, но это еще цветочки. Вы поместили рецензию на не вышедшую и, строго говоря, не существующую книгу. У Архангельского есть договор с "Амфорой" на соответствующую рукопись, она представлена, но еще не одобрена, работа над ней не началась, и в издательский план она не включена тоже. Разумеется, если все с ней будет в порядке, а в издательстве не передумают и не случится какого-нибудь форс-мажора, книга "1962" и впрямь выйдет в свет где-то во втором квартале 2007 (но никак не раньше), - и будем надеяться, что все именно так и произойдет, - но к чему было опережать события (с оглядкой на производственный цикл самого журнала) минимум на полгода? А как быть, если ее переименуют? Или отложат на год ? Или вообще? А главное, зачем?
Что-то я в эту логику не врубаюсь."
Ответа, разумеется, не последовало (как и на второй вопрос, заданный в том же письме, как и на само письмо). Вернее, последовал, но опосредованный: в январской книжке "Нового мира" за 2007 год та же несуществующая книга рецензируется повторно - теперь уже Александром Агеевым. Александр Архангельский - друг главного редактора и многолетний автор "Нового мира" - и обе рецензии, естественно и неизбежно, восторженные. Рукопись же по-прежнему лежит в издательстве без движения.
Главные редакторы "толстых" журналов - чуть ли не поголовно литературные критики - любят обижаться: почему, дескать, нас (то есть наши журналы и нас самих) никто не читает? (Хотя есть у них и другая версия: это в зажравшихся столицах, государственной и культурной, нас никто не читает, а вот в провинции!..) Вот поэтому и не читают, а в провинции не читают тем более, - потому что у вас все такое. А главное, именно такова толстожурнальная критика, даже когда дело не сводится к откровенному анекдоту, как в случае с несуществующей книгой, изданной в несуществующем (по московскому адресу) издательстве "Амфора"!
Толстожурнальный проект, завязанный на два премиальных - сначала букеровский, а потом - аполлон-григорьевский - рухнул в начале нулевых - вместе со второй премией. Вкратце напомню эту плачевно-постыдную историю: титульного спонсора "Григорьевки" вывела из себя история с присуждением $25000 "за главное литературное достижение года" автору двадцатистраничного рассказа, опубликованного в "Знамени"; банкирам не нравится, когда их разводят на бабки столь откровенные лохи.
Но, может быть, премированный рассказ был шедевром? Да нет, знаете ли; дамское рукоделье средней паршивости.
Лишившись финансирования, толстожурнальные критики еще два года присуждали "Григорьевку" в формате воздушного поцелуя - и присудили авторам все того же "Знамени" Юрию Арабову и Александру Кабакову, после чего премия сгинула уже окончательно - и толстожурнальный проект вместе с нею.
Задуман же он был - в самом начале девяностых - более чем амбициозно: захватить, - воспользовавшись тем, что литературное начальство, ушло, - освободившееся место, выработать и реализовать общие условия игры, ввести гамбургский счет и т.д., и т.п. Но получилось только занять кабинеты главредов и, застряв в них (лет как минимум, ведя обратный отсчет, на пятнадцать), заняться взаимоопылением, кумовством и отрицательной селекцией. Причем отрицательная селекция здесь двоякая: с одной стороны, молодежь подбирают если уж не по родству-свойству, то по принципу безусловной личной и клановой преданности; а с другой, даже талантливые критики, - скажем, Дмитрий Бавильский и Никита Елисеев в том же "Новом мире", - продолжая печататься здесь по инерции, сдают в журнал заведомо второсортные для себя или уже напечатанные в других местах (бывает, и не по одному разу) материалы. Что же до молодых критиков... Характерные примеры - Валерия Пустовая и Вероника Порожняя, одна из которых только что удостоена премии "Дебют" в номинации "литературная критика".
В советское время литературная критика водилась в "толстых" журналах и в "Литературной газете". Публиковались критические материалы и в "Правде" с "дочками" типа "Московской..." или "Ленинградской..." - но это были уже не рецензии, а партийные резолюции. "Правды" нынче нет, "толстяки" есть, но маленькие и неказистые; зато "Литературка" приросла ура-патриотическим "Днем литературы", обдолбанно-дурашливым (правда, таким он стал не сразу) "Экслибрисом НГ" и сугубо прикладным "Книжным обозрением"; причем с приходом Юрия Полякова на пост главного редактора "Литературки", разница между ней и "Днем литературы" стерлась и наступил похожий как две капли воды из-под ржавого крана "плюрализм мнений": и там, и тут хвалят собственное начальство (причем, бывает, и устами самого начальства) и отчаянно спорят о том, является ли Иосиф Бродский великим русским поэтом, поочередно подвергая сомнению оба эпитета и даже само слово "поэт". Не желая встревать в этот спор славян между собою, отмечу лишь, что ни Юрий Кузнецов, ни Николай Тряпкин великими русскими поэтами никак не являются. Читать можно (хотя и скучновато) "КО" и - для прикола - "Экслибрис".
Есть у нас и собственно критические журналы - "НЛО" и "Критическая масса". Сорочий язык тартуского структурализма, развесистая деррида пополам с фуко, то и дело сползающим в фукуяму, и перманентное низкопоклонство перед питерско-пятигорскими городскими сумасшедшими, выдающими себя то за стэнфордских, то за гейдельбергских славистов, лишают этот дискурс в любом изводе малейшей коннотации с литературной действительностью. В "Критической массе", правда, ощутимо стремление выйти за пределы тупиковой парадигмы, но Глеб Морев, главный фавн в тамошнем лабиринте, слишком вял, чтобы феи смогли взвиться стрекозами в вельми спертом воздухе.
В сонной лощине критики жив сегодня единственно рекомендательно-аналитический и сам по себе высокохудожественный гламур и полугламур. (Сеть еще не оправилась после ухода из критики Вячеслава Курицына.)
Грубо говоря, Лев Данилкин и иже с ним. Литературный год начался с выхода бурно обсуждавшейся (и переживавшейся) в профессиональной среде книги Данилкина "Парфянская стрела. Контратака на русскую литературу 2005 года"; через два-три месяца должно выйти ее продолжение (или автоопровержение; ведь, провозгласив в "Парфянской стреле" расцвет отечественной словесности, Данилкин весь следующий год был в "Афише" суров, а для себя, деликатного, - и сенсационно суров).
В сходной с Данилкиным манере (отчасти и в подражание ему; восходит же вся эта манера к Борису Кузьминского, про сегодняшнюю критическую деятельность которого мне ничего не известно), хотя и не так ярко, работают Александр Гаррос ("Эксперт" и "Новая газета"), Михаил Визель и Наталья Курчатова ("Time Out"), Галина Юзефович (в целом ряде изданий); хорош и совершенно самостоятелен петербуржец Михаил Трофименков ("Коммерсантъ" и "Pulse"), а вот его земляка - оригинала и эрудита Михаила Золотоносова - выжили из "Московских новостей" все те же толстожурнальные - с совершенно удручающими для еженедельника последствиями.
Впрочем, гламур здесь не жанровое определение, а дразнилка: так обзывают талантливо пишущих и широко читаемых критиков незадачливые собратья по цеху, уверяя, будто сами могли бы писать так же (да и лучше), вот только брезгуют. Врут!!! Может быть, и самим себе, но все равно врут!!! Их вершина и эталон - газетно-книжный по форме (пишет во "Времени MN" и выпускает по книге в год) и толстожурнальный по сути Андрей Немзер, а совокупную антологию (выходила когда то "L-критика") следовало бы назвать "Полет крокодилов". Потому что крокодилы тоже, как известно, летают, вот только низЕнько.
Правда, закончившийся год стал для рекомендательной критики подлинным Ватерлоо. Литература безоговорочно капитулировала перед телевидением. Даже не литература, а издательский бизнес, еще не целиком, но полностью "легший" под "медийные лица" на обложке. Потому что рекомендация самого влиятельного критика оборачивается сегодня тысячью-полутора проданных экземпляров; совокупный критический восторг - двумя-тремя тысячами; самая значимая из премий - десятью-пятнадцатью, а вот мемуары певицы Валерии (чтобы ограничиться одним примером) сметут с прилавков сотни тысяч - и будут ждать продолжения. Конечно, иной критик может принести понравившуюся ему рукопись в издательство - и, с оглядкой на его имя и на творческие контакты, ее примут и даже напечатают, - но при этом посмотрят на него как на человека, попросившего несколько тысяч у.е. взаймы без отдачи. Увы, отдача (профессиональная) и впрямь исчезает; гамбургский счет ведут, но публика его уже почти полностью игнорирует, а значит, вести его становится все бессмысленнее. Это и есть главный литературно-критический итог года.
Мало кто в таких условиях не повесит бутсы на гвоздь. И те, кто продолжает заниматься критикой - в том числе и рекомендательной критикой, - превращаются (кто осознанно, кто инстинктивно) из оценщиков чужого творчества в своего рода "газетных (или журнальных) писателей": их собственный текст (пусть и в форме рецензии или иного отклика на книгу или литературное событие) все в большей мере становится для них и для их читателя (по-прежнему немалочисленного) самоцелью.