"Who is Mr. Medvedev?" - недоуменно спрашивают друг друга аналитики, пристрастно изучая детали биографии преемника. Однако в его биографии нет ровным счетом ничего интересного: это стандартная биография примерного карьериста, вся добродетель которого состояла в умении оказаться в нужном месте в нужное время. И, естественно, вращаться в обществе нужных людей, ни на йоту не поколебав их доверия. Медведев - это клон Путина, издание второе, улучшенное и дополненное. Юрист, аппаратчик, вежливый, тихий, исполнительный человек. В армии не служил, не привлекался. Путину помогло то, что в свое время он оказался в свите Собчака. А Медведеву - то, что он в свое время оказался в свите Путина.
В российской политике торжествуют молчалины. Это - их время. Время аккуратных, вежливых и исполнительных немолодых юношей с гладкой, как правительственная трасса, биографией. В семидесятые годы такие делали хорошую карьеру в ЦК ВЛКСМ и в дипломатическом ведомстве. Они приветливы - и они же непроницаемы. Они, казалось бы, незаменимы - и они же взаимозаменяемы. Про таких в свое время говорили: "Функционеры". И в общем, так оно и есть: идеальный правитель применительно к уже налаженной системе - это человек-функция, воплощенная функция. Человек без слабостей, но зато и без добродетелей. Карьеристы? Да нет: сам по себе карьеризм, карьеризм в чистом виде, предполагает страсть, пусть даже и порочную. Тогда как карьеризм человека, который неслышно, аккуратно, но неотвратимо поднимается со ступеньки на ступеньку с естественностью жителя двухэтажного дома, который, не запыхавшись и не отдохнув, привычно проходит свою лестницу, - этот карьеризм даже и не назовешь карьеризмом. Просто этот человек оказался в нужном месте и в нужное время и несколько пятилеток подряд вращался в обществе нужных людей, не уронив их доверия.
Обыватель сидит в мягком домашнем кресле, отдыхая после тяжелого трудового дня, и, опустив ноги в тазик с теплой водой, смотрит телевизор. Там выступает Медведев: "Повысим... улучшим... построим... поднимем". Можно не слушать, и обыватель с надеждой вглядывается в это гладкое, в меру упитанное лицо. Взгляд блуждает по нему тоскливо, как по ледяной пустыне. Ничего запоминающегося - в отличие от того, что было прежде, в давние и недавние времена. Ни кустистых фантастических бровей Брежнева, ни затейливой родинки Горбачева, ни красивого седого кока Бориса Николаевича. Такой даже и не замочит в сортире. Скучно.
Скучно?
А хорошо это или плохо? Зависит от того, как посмотреть. И смотря в чьих интересах.
Государство - это машина. Или, точнее говоря, автомобиль. Для того чтобы хорошо водить машину, вовсе не обязательно быть крупным специалистом по автомобилестроению. Более того, иногда хорошие специалисты по автомобилестроению вообще не умеют водить машину. Или водят ее из рук вон плохо. С другой стороны, бывают такие асы, которые не имеют ни малейшего понятия о том, какие узлы и детали скрываются под обшивкой их четырехколесного железного друга. Не имеют понятия - но зато водят так, что, присвистнув от удивления, восторженно аплодирует даже Шумахер. Ну и наконец, бывают такие редкие, уникальные случаи, когда человек так же замечательно собирает и разбирает машину, как и водит ее.
Отечественная история щедра на все. В ней были политики, которые могли собрать новую государственную машину, но совершенно не умели ее водить. В ней были политики, которые могли разобрать старую государственную машину, но совершенно не могли собрать новую. В ней были политики, которые не умели ни собирать, ни разбирать, ни даже водить, но зато держали при себе целый штат автомехаников и шоферов. В ней были политики, которые любили быструю езду и знали в ней толк, но зато впадали в уныние, когда глох мотор из-за попавшей в него песчинки. И наконец, в ней были политики, которые умели собирать машину из подручных деталей, порой, казалось бы, никак не подходящих друг к другу, но зато умели на ней и ездить так, что, по словам Гоголя, летело мимо "все, что ни есть на земли" и, косясь, сторонились и давали дорогу "другие народы и государства".
Говоря о последнем случае, мы вспомним, конечно, Петра Великого: "И академик, и герой, и мореплаватель, и плотник", не гнушаясь испачкаться в машинном масле и не боясь отрубить себе палец топором, собирал новый государственный механизм из самых разнородных частей, которые он или покупал, или подбирал в заграничных землях, и, обнаруживая недюжинную сметку, прилаживал их к заржавевшему остову скрипучей отечественной колымаги. И, к удивлению не только недоброжелателей, но даже и самых преданных его соратников, телега, но зато на моторной тяге, взяла да поехала. И повел ее сам император, продемонстрировав замечательные способности не только механика-самоучки от государственности, но и ловкого возницы, быстро научившегося не только маневрировать на ухабистой дороге, но даже и развивать замечательную скорость.
Весь восемнадцатый век машину русской государственности трясло и колдобило: то ее разбирали, то собирали снова, уже в несколько другом порядке. То она разгонялась, то, наоборот, начинала буксовать. Вторым Петром Первым обещал стать император Павел Петрович, который, отлично разобравшись в государственной механике, проявил и недюжинные способности руководителя. Однако, даже и пав от руки убийц, он оставил государственную машину образцово отлаженной. Оставалось только содержать ее в замечательном порядке, постепенно улучшая ходовые качества. И в общем-то, императоры династии Романовых на протяжении всего девятнадцатого века с этой задачей неплохо справлялись. Правда, уделяя все меньше и меньше внимания рационализаторству и изобретательству и все больше и больше - практическим навыкам вождения.
Николай Александрович Романов какое-то время вел эту машину по инерции, все чаще и чаще уступая водительское место наемным шоферам - до тех пор, пока предельно усложнившаяся дорожная ситуация не потребовала от него проявить навыки как новатора - изобретателя принципиально нового, соответственно изменившимся условиям, государственного автомобиля, так и рискового водителя, обладающего умением вписаться в любой, даже и самый неожиданный, поворот.
И Николай Александрович, махнув рукой, просто вышел из машины, надеясь переждать лихие времена где-нибудь в придорожном кафе. Однако не получилось. Во-первых, и сама история не прощает дезертиров, и, во-вторых, брошенная на одном из самых крутых поворотов машина едва не была разобрана и растащена случившимися здесь же, при дороге, лихими людьми.
И тут появился Ленин, этот Герберт Уэллс от практической социологии. Он сказал: "Соберем рабоче-крестьянский автомобиль сами. Из принципиально новых узлов и деталей. Из французского утопического социализма, английской политэкономии и гегелевской философии". И автомобиль, действительно, сиял новенькими деталями - но почему-то совершенно не заводился. И гениальный кабинетный конструктор от огорчения умер.
Зато ему на смену пришли совершенно другие люди, которые не пренебрегали ничем, в том числе и обнаруженными кое-где деталями полуразвалившегося автомобиля Российской империи. В итоге это несколько нелепое и громоздкое, но, как оказалось, весьма практичное детище советской государственности доказало свою удивительную эффективность и неплохо работало шестьдесят с лишним лет - от середины двадцатых до середины восьмидесятых.
От всех государственных деятелей Советского государства требовалось, по большому счету, только одно - обладать навыками твердого вождения в пределах "намеченного курса". В случае внештатных поломок, неполадок всегда должны были помочь автослесари и автомеханики из числа специалистов и "коллективного руководства".
Горбачев хотел, наверное, походить на Петра Первого, но стал всего лишь ухудшенным и доведенным до пародийного состояния вариантом Ленина: столкнув в кювет служивший верой и правдой, но кое-где основательно проржавевший советский автомобиль, он попытался сконструировать непонятно что из заграничных деталей, но, как и всякий фантазер-реформатор, быстро сошел со сцены.
А потом, при Ельцине, наша парадоксальная традиция была восстановлена, и довольно долго сменяющие друг друга наемники прилаживали заграничные детали к остову старой колымаги. В эти годы "разброда и шатаний" в тени административных кабинетов понемногу возрастал и набирался аппаратного разума один тихий и непримечательный человек, твердо усвоивший нехитрую, но зато и неопровержимую мысль: машину нужно довести до такого технического совершенства, чтобы она научилась ездить на автопилоте - так, чтобы руководитель государства садился за ее руль не для того, чтобы рулить, а чтобы чувствовать себя комфортно, любоваться быстро сменяющими друг друга видами по обе стороны шоссе и принимать приветствия широких народных масс.
При Путине государственная машина была доведена до состояния автомата, компьютера на колесах, приводимого в движение исключительно большими деньгами и представителями олигархических, то есть реально правящих, кланов. В принципе, даже и человек за рулем в такой машине совершенно излишен: в конце концов, в некоторых европейских городах поезда метро абсолютно безаварийно ездят без машинистов: достаточно одних только рельс, компьютера в диспетчерской и компьютера в головном вагоне. А потому, если машинист в машине все-таки сидит, он там сидит исключительно для психологического спокойствия публики.
В этом, пожалуй, и заключается, тот самый "план Путина", которого никто и никогда не увидит: довести как президентскую, так и премьерскую должность до состояния чисто репрезентативной, сделав так, чтобы во главе государства стояли не лидеры, а топ-менеджеры, идеально подогнанные друг к другу, как качественные и взаимозаменяемые детали.
"Who is Mister Medvedev?" А какая разница? Что мы про него знаем такого специфического, особенного? Что делает его уникальным, не похожим ни на кого другого?
Пожалуй, только то, что у него в кабинете стоит аквариум с рыбками, которых он любит настолько, что кормит их собственноручно, не доверяя это важное занятие никому другому.
И мне кажется, для человека-функции, для декоративного водителя машины, управляемой дистанционно и едущей на автопилоте до тех пор, пока у нее не кончится топливо, этого более чем достаточно.