Слово - один из ключевых элементов предвыборной кампании в Штатах. Особенно если это слово - "суверенитет". Слово выступает политическим инструментом. Компонентом процесса "дуэль-ориентированного" обмена "речевыми актами". Частью внутрипартийных дебатов. Частью споров, проясняющих политические программы кандидатов и выясняющих, кто из них лучше овладел искусством изощренной полемики и ремеслом артикулирования тезисов, понимаемых и принимаемых большинством избирателей.
Как наверняка и подобает империи, в чистом виде слово "суверенитет" произносится в ходе предвыборных дебатов довольно редко. Так сказать, глубинная грамматика политических дискурсов и современная структура американской идентичности в период обостряющейся борьбы за президентство не подразумевает активного привнесения этого концепта в дискурсивное пространство публичной политики. В этом смысле фабрика по выработке образов "своего" и "чужого" и представления о том, что такое "Америка", где ее границы и кто к ней принадлежит, находится в состоянии рецессии. Но "предприятие" не исчезло, не обанкротилось и не было приватизировано или национализировано. Прочтение концепта "суверенитет" в ходе противостояния основных участников выборной кампании имеет свои очевидные особенности.
Прежде всего, конечно, это связано с Ираком. Вопрос вовсе не лежит в плоскости какого-либо нарушения иракского суверенитета пять лет назад через насильственное вторжение войск международной коалиции под американо-британским руководством. Нарушение суверенитета не рассматривается сквозь нормативное регулирование вторжения-невторжения во внутренние дела страны. Термин "оккупация" вымывается "присутствием". Суверенитет оказывается замещаемым политическим режимом. Политический режим полностью зависит от настроения регуляторов конфликта и толкователей правовых норм, которыми на практике выступают, прежде всего, великие державы и крупные региональные игроки.
В целом фактор "иракский суверенитет" в ходе всех дебатов - это не только пространные рефлексии в процессе поиска ответа на вопрос о целесообразности довольствоваться только "символической победой" в войне. Это и оценка успешности проектов продвижения демократии. Защищает ли демократия от терроризма? Если да, то каким образом? Только через понижение градуса внутриполитических конфликтов и напряжений? Или также через снижение насилия между демократическими и демократизирующимися государствами? Насколько продвижение демократии востребовано со стороны других демократических систем? Например, Франции? Или требуется обязательное уточнение: Франции Саркози? И если все-таки востребовано, то так ли нужно этим системам, за исключением, видимо, Израиля, лидирующее положение Америки?
Для республиканцев такие дискуссии выступают узловыми моментами, иллюстрирующими глубину внутрипартийных противоречий. Раскол между неоконсерваторами и реалистами по "иракскому вопросу" находится за пределами публичной политики. Публика если и интересуется оттенками белого и черного, то довольствуется тем, что понимает собственно факт наличия некоторых разных подходов. Например, Американский институт предпринимательства - "неоконы". Центр им. Никсона - реалисты. Ирвинг Кристол - неокон. Генри Киссинджер - реалист. Неоконы не приемлют термина "идеология", хотя он составляет основу их учения. Реалисты любят повторять словосочетание "национальные интересы", хотя отдают себе отчет в том, что тот же Р.Никсон, не мысля абстракциями эрозии и размывания вестфальского миропорядка, "жил и работал" тридцать пять лет назад. То было время реалистичной внешней политики, в основе которой лежали одновременно наивные и прагматичные принципы главенства интересов обеспечения национальной безопасности с опорой на те силы, с которыми удается договориться. Такой подход, безусловно, в семидесятые годы находил поддержку в Китае, который, однако, в настоящее время превращается в самую большую проблему для американского внешнеполитического класса. Такой подход, хотя со слишком многими исключениями, находил поддержку большинства авторитарных режимов в восьмидесятые годы. С окончанием демократического миссионерства США в Ираке такой подход уже не будет востребован никогда.
В этом смысле универсальные человеческие ценности выше положений, определяющих национальные интересы и, как следствие, незыблемость государственных границ. Для республиканцев многие вопросы, следовательно, естественным образом должны "выводиться" за пределы обсуждения. "Прицелы" смещаются. Если радикальное ваххабитское направление ислама - альтернатива, то чему? Если перебить всех боевиков "Аль-Кайды" (а их сотни тысяч) и всех им сочувствующих (десятки миллионов), разве будет одержана победа в "войне с террором"? Какая система легитимации должна для этого потребоваться? Можно ли рассматривать Ирак как исключительно суверенное государство, игнорируя региональную ближневосточную динамику и/или эволюцию глобального джихада? Как преодолеть территориально детерминированные этнические, религиозные и "секторальные" фрагменты политической конфигурации этой страны? Или их надо последовательно усиливать? Применим ли квазиюгославский вариант дезинтеграции? Что же делать всему Западу, а не только Соединенным Штатам в Ираке, если сегодня стало очевидным, что "центром притяжения", "ключевым партнером" и "провайдером" региональной системы безопасности оказался слабо предсказуемый Иран?
По мнению ключевых фигур предвыборного штаба Дж.Маккейна, перечисленные вопросы не должны быть интересны массовой аудитории. Пусть публика довольствуется малым. Пусть формирует и формулирует заказ на образ "чужого" и почти самостоятельно связывает его с сообщениями CNN об убитых и раненых американцах в постхусейновском Ираке. А политизировать проблематику, если дело последовательно дойдет до этого, должны профессиональные политики.
Движение в направлении политизации дискурса о суверенитете фактически означает уменьшение количества возможностей для его управления, прежде всего технологического. При этом сфера конструирования смыслов и поддержания устойчивых мифов характеризуется открытостью, публичностью, конкуренцией и, как следствие, непредсказуемостью. Ответ на вопрос "Можно ли победить в войне с террором?" остается открытым.
С другой стороны, если такую войну нельзя выиграть, значит ли это, что ее можно проиграть? Осознание иллюзорности безоговорочной победы над терроризмом сопровождается обострением чувства реальности и отказом от примитивных идеологических предрассудков. В повестку дня включается положение о необходимости не победы как таковой, а только так называемой символической победы. Ситуация же в Ираке характеризуется в целом как "потерянная" или "утраченная".
Одновременно с этим Дж.Маккейн в своих "речевых актах" пытается, насколько может, отвлечь американское общественное мнение от непосредственной проблематики иракского суверенитета. Именно на жесткой позиции кандидата-республиканца (что вывода войск международной коалиции из этой ближневосточной страны не последует) концентрируют свое внимание основные американские средства массовой информации. Вывод войск на современном этапе, когда иракское национальное правительство объективно не способно бороться с террористическими группировками у себя в стране, стал бы, по словам престарелого сенатора, "бессознательным актом предательства" по отношению ко всем, кто поверил в защиту со стороны США. Войска должны оставаться в Ираке до тех пор, пока "эта страна не превратится в миролюбивое, стабильное и демократическое" государство.
Маккейну приходится маневрировать и балансировать. Он, стараясь, как правило, напрямую не упоминать администрацию Дж.Буша-мл., критикует стратегию, "основанную на поддержке ближневосточных автократов". Ведь Штаты в свое время вполне реалистично, не по-неоконовски поддерживали иранского шаха, египетских диктаторов, саудовских принцев и даже Саддама Хусейна, но все это привело к тому, что "в мусульманский мир просочился элемент фундаментализма". А теперь регион, атакующую позицию которого поручено артикулировать Ирану, угрожает растущей нестабильностью. Маккейн убежден, что Штаты "больше не могут обманываться, полагая, что опора на эти изжившие себя автократические режимы - лучшая ставка".
Сенатор от Аризоны в той или иной степени пытается заигрывать с неоконсерваторами. Неоконы сильны. Неоконы важны. И если неоконы утверждают, что Маккейн "слишком либерален", то, чтобы добиться высокого уровня универсальности внутри партии, 72-летний сенатор "вынужден" произносить слова о том, что Америка, "как нация свободных людей", должна использовать все свои силы, чтобы привести народы Ближнего Востока к свободе. При этом он преднамеренно "путает" полюса идеократических вероисповеданий: "Это не идеализм. Это истинный реализм. Только опираясь на демократические страны, мы можем и должны построить долгосрочный мир".
Переходя в рассмотрении "слов о суверенитете" от позиции республиканцев к платформе демократов, следует констатировать, что американский внутриполитический дискурс естественным образом выстраивается в направлении межпартийного противостояния. Маккейн выступает за нескорый, поэтапный и обдуманный вывод войск из Ирака, Клинтон - Обама ратуют за скорейшее и безусловное оставление "поля боя". Они, по сути, по-разному трактуют тактические пути достижения "символического" успеха.
Принципиально важно то, что демократы должны не столько атаковать маккейновское видение внешнеполитических реалий, которое обоснованно заслуживает нейтральной оценки со стороны его основных соперников, сколько однозначно позиционировать себя как противников политики, реализуемой нынешней администрацией Белого дома.
Сенатор Х.Клинтон, не вдаваясь в подробности, объявляет, что в речах Дж.Маккейна "многое можно было бы приветствовать". Однако бывшая первая леди США не обходит вниманием тот факт, что у нее как были, так и остаются "фундаментальные разногласия" по иракскому вопросу.
Сенатор Б.Обама, готовясь к осенней дуэли, выступает более жестко: "Маккейн упорно настаивает на продолжении тупиковой политики Джорджа Буша, включая ведение бесконечной войны в Ираке, которая стоила нам тысяч жизней и миллиардов долларов и не сделала нашу жизнь безопасней". Основной слоган кампании темнокожего кандидата в президенты - "Change We Can Believe in" ("Перемен, в которые мы можем поверить!") -работает на полную мощность. Ведь слово - один из ключевых элементов предвыборной кампании. Особенно если это слово - "суверенитет".