Почему в России так печален конец едва ли не всех реформ?
К реформам подвигают катастрофы. Катастрофа - неизбежный итог успокоительной застойной реакции. Реформы Петра Первого, несомненно, преобразили страну до полной неузнаваемости, но в течение всего XVIII столетия они постепенно выдыхались, поскольку объективно требовали еще одной и весьма существенной: отмены крепостного права. И мысль об этом гуляла по высоким русским умам уже при Екатерине Второй.
Ее старший внук в начале своего царствования отчасти разделял идеи будущих декабристов ("дней Александровых прекрасное начало"), но поскольку из катастрофы Наполеоновских войн Россия вышла победителем, то вроде как и надобность в преобразованиях отпала. Правда, вот беда: войска за время походов совсем распустились и, к возмущению великого князя Константина Павловича, на парадах не держали строя. Приструнить! Никто из русских царей в такой мере не соответствовал истине "начал гладью, а кончил гадью" - аракчеевщиной. И, если вернуться к пушкинскому "Посланию цензору", привел поэта к печальному вопросу:
Ужели к тем годам мы снова обратимся,
Когда никто не смел отечество назвать,
И в рабстве ползали и люди и печать?
Еще Павел Первый предписал заменить человеческое слово "отечество" бюрократическим понятием "государство". И это оказалось не просто подменой слов: в отечестве все граждане, а государственные учреждения - обслуживающий их интересы институт. В государстве же нет места личности, а есть верноподданные, послушно обслуживающие бюрократическую пирамиду.
Торопливое выступление декабристов вызвало тридцатилетнюю реакцию и глубочайший застой, который привел в итоге к катастрофе Крымской войны, и у Второго Александра времени топтаться на месте уже не осталось. А ближайшие чиновники - из отцовской свиты, развращенные покоем застойных лет крепостники. Поэтому реформы Александра II, рожденные между двух огней, с самого начала были обречены на половинчатость. Авторитет императора к концу царствования исчерпал себя. Народники начали охоту за царем-освободителем. Попытки "заморозить" страну, предпринимавшиеся после каждого покушения, кончались обострением внутренней обстановки. Реформа не ходит одна: за освобождением крестьян пришлось повсеместно вводить земства как орган самоуправления, к 1864 году созрела необходимость в реформе судебной, а дальше - новые преобразования, касавшиеся незыблемости монаршей власти. И для продолжения реформ нужна была личность, обладавшая несомненным авторитетом во всех слоях населения. Выбор пал на Михаила Тариэловича Лорис-Меликова, героя Русско-турецкой войны, покорителя неприступного Карса.
Получив неограниченные властные полномочия, Лорис-Меликов ликвидировал ненавистное Третье отделение, подчинив корпус жандармов Министерству внутренних дел. При нем была значительно ослаблена цензура, к управлению финансами был привлечен крупнейший экономист А.Абаза и впервые за многие годы принят бездефицитный бюджет. Лорис-Меликов инициировал целый ряд реформ, важнейшей из которых было привлечение выборных представителей к законодательной деятельности - та самая, перед которой в нерешительности останавливались его предшественники. И на 4 марта 1881 года Александр II назначил совещание для окончательного обсуждения доклада, который получил название "конституции Лорис-Меликова". Люди скоры на ярлыки: "бархатный диктатор", "лисий хвост и волчья пасть" - в каждом есть доля правды. Но, осуществись проекты Лорис-Меликова, развитие России могло бы пойти по другому, более демократическому пути.
Однако 1 марта народники совершили шестое, на этот раз удавшееся, покушение на жизнь царя. А эта катастрофа повлекла за собой контрреформы Александра Третьего.
Век реформатора у престола недолог. Реформатор - человек ума стратегического, а посредственность, "жадною толпой стоящая у трона", прекрасно вышколена в тактических играх. Переписка обер-прокурора Священного синода с Александром Третьим весной 1881 года дает полное представление, как тактик К.П.Победоносцев методично и последовательно всего за два месяца "сожрал" всех либералов в правительстве, и в первую очередь, казалось, всесильного министра внутренних дел М.Т.Лорис-Меликова.
Новый император вроде бы успокоил страну: народовольцы были разгромлены, в государстве тишь и благодать, начался подъем промышленности - следствие реформ Александра Второго. Но, поскольку Освободителя в живых уже не было, а русские люди не склонны искать причины своего благоденствия в минувшем, то " при Александре Третьем" легкомысленно подменили суждением " благодаря Александру Третьему". Но вот как раз "благодаря Александру Третьему", его упрямой неуступчивости историческому процессу в 1918 году расстреляют его сына и внуков.
Реформа - явление стратегическое, она идет по головам современников для поко­лений, еще не родившихся. А люди в повседневности живут по законам тактики, и когда реформа разрушает налаженный ритм, всячески ей сопротивляются, обламывая под привычный строй жизни. В итоге - все недовольны.
Порвалась цепь великая,
Порвалась - расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!..
В эпоху исторического материализма при осмыслении тех реформ полностью игнорировался удар по барину, а удар по мужику трактовался исключительно как отпущение на волю без земли. Ну, во-первых, не совсем без земли, а во-вторых... Почему это сорок лет спустя после реформы ее не может простить бывший крепостной раб?
Ф и р с. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Г а е в. Перед каким несчастьем?
Ф и р с. Перед волей.
Пауза.
(А.П.Чехов. "Вишневый сад". 1904 год.)
Большинству русских крестьян свобода принесла невыносимое бремя ответственности. Раньше барин - справедливо, нет ли, его воля - решал судьбу крепостного, а теперь - изволь сам. Только ответственный, крепкий хозяин мог выдержать этот удар. Но в России слишком велика народная масса, жаждущая только покоя. Или, если доведут, наоборот, бунта, после которого сама же просит верхи успокоить себя. И подставляет спины для кнута.
Трудности восприятия реформ в том, что они разрушают привычный ритм жизни, вторгаются не спросясь в наше восприятие действительности. Вот пример, на первый взгляд далекий от экономики и политики. Мы в ХХ веке пережили три реформы правописания: две прошли успешно, а третья провалилась. Реформа 1918 года была успешной потому, что ее провели во время революции. И как Петру удалось безболезненно перевести русскую грамоту на гражданский шрифт, так и в эту эпоху всеобщего переворота падение ятя и твердого знака в конце слов не вызвало особого протеста, хотя в письмах наших соотечественников еще долго сохранялась архаика. Реформа 1956 года была незначительна, хотя до сих пор помнится шок, когда в Собрании сочинений Куприна увидела наречие "вовремя" без привычного дефиса. Но реформа 1961 года провалилась с треском. Для ее осуществления не хватило харизмы Хрущева.
Реформаторы - интеллектуальная элита общества. Почему-то в России самая острая социальная вражда не в имущественных отношениях, а интеллектуальных. Чернь легко смиряется с миллионщиком: ему положено. Но никогда - с голодранцем Пушкиным: а ты кто такой, чтоб свободе учить? И в ненависти к Пушкину сиятельный граф и министр просвещения Уваров равен лавочнику, потребителю булгаринских детективов. Стратег издательского дела Пушкин разорился на "Современнике", тактик Булгарин, явившийся в Петербург без гроша, на свой "Северной пчеле" стал миллионером.
Столыпина убили, потому что слишком умный. И не устраивал ни революционеров, взорвавших его дом и отправивших на тот свет ни в чем не виноватую прислугу, ни охранку, совершившую последнее удавшееся покушение. По той же причине и Гайдара ненавидят, а "во всем виноватого Чубайса" подстерегают на дороге с взрывчаткой.
Катастрофы рождают иллюзию: сегодня проведем реформу, а завтра утром проснемся богатые и счастливые. Мы нетерпеливы ни в действиях, ни в суждениях. Раз реформы не принесли немедленного счастья - долой! И вместо того чтобы их завершить, мы останавливаемся на полпути, а то и отменяем. Эту черту русского ума отметил еще Иван Петрович Павлов: "Очевидно, у нас рекомендующими чертами являются не сосредоточенность, а натиск, быстрота, налет. Это, очевидно, мы и считаем признаком талантливости; кропотливость же и усидчивость для нас плохо вяжутся с представлением о даровитости...". И тот же Павлов изумлялся: "До чего русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует". Цена же словам в тот год была немалая: жизнь. Павловские лекции "Об уме вообще и русском уме в частности" были прочитаны в апреле-мае 1918 года. Великий ученый пытался понять причину той катастрофы, что разразилась над Россией. "Перейдем к следующему качеству ума, - утверждал в той же лекции Павлов. - Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурдных вещей, до того, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке как непреложное. Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу. <...> Есть ли у нас эта свобода? Надо сказать, что нет... Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности".
Оказывается, причина провала русских реформ была сформулирована аж девяносто лет назад! Нам бы осознать и изжить те недостатки русского ума, о которых говорил академик Павлов...
Ученые предполагают, что сегодняшние маленькие дети - амбидекстры, проще говоря, у них одинаково развиты оба полушария мозга. Опять, опять мы уповаем на следующие поколения: может, они будут умнее нас?