Неожиданность ожидаемого
Вот уже несколько недель политическую жизнь России лихорадит. Причем это касается не только "политиков" в интернете, гиперактивность последних еще можно как-то объяснить тривиальной тягой ко всему новому и всеразличной "движухе". И вправду, ну не нацпроекты же обсуждать? Неадекватность, искреннюю или наигранную, проявляет и власть. Причиной стало то, что вроде бы обязательно должно было произойти. "Марши несогласных" в той или иной форме были неизбежны.
Создатели проекта "Другая Россия" особо не скрывали свои "демократические идеалы". Участники не раз заявляли, что примером таковых являются бархатные революции, неизменным атрибутом которых стал выход людей на улицу. Присутствие в "Другой России" НБП и иных арт-революционных организаций непременно обещало какую-нибудь "движуху".
Первый "Марш несогласных" оказался значительно менее опасным для режима, чем можно было ожидать. С учетом того, что марш информационно поддерживали западные и либеральные радиостанции, шла широкая кампания в интернете; марш собрал всего около трех тысяч человек, включая прессу и зевак. При наличии множества пусть и немногочисленных организаций, входящих в "Другую Россию", нельзя было полагать, что численность будет меньше.
Мартовский марш в Питере был не намного многочисленнее, однако его успех заключался в том, что после митинга толпа смогла пройти на Невский и там устроить еще один митинг.
14 и 15 апреля соответственно в Москве и Питере прошли новые "марши несогласных". В Москве марш характеризовался провокацией со стороны организаторов и правонарушениями со стороны милиции. Организаторы, зная, что власти считают демонстрацию от Пушкинской площади несанкционированной, не предупредили об этом участников. ОМОН, в свою очередь, хватал всех, кто попадется под руку, а при разгоне шествия по бульварам явно неадекватно применил силу. Неадекватное применение силы милицией в ответ на провокации из толпы произошло и на санкционированном митинге в Санкт-Петербурге.
Весеннее обострение за год вперед
Такой сценарий событий никак не мог быть для власти неожиданным. Более того, как сказано выше, то, что произошло, отнюдь не самый плохой для нее вариант. Объяснение численности задействованных правоохранительных органов и жестокость при разгоне испугом власти больше годится для удовлетворения самолюбия особо впечатлительных "несогласных". Логика действий милиции скорей была связана с задачей не допустить несанкционированного сбора большого количества людей и их дальнейшего шествия, а также демонстраций по окончании санкционированных митингов. Была ли излишняя жесткость умышленной, или просто по-другому милиция справляться с задачей не умеет, сказать сложно. Но то, что Кремль тренирует внутренние органы к возможным эксцессам на следующих президентских выборах, у меня как очевидца "Марша несогласных" 14 апреля, а до этого "Русского марша" никаких сомнений не вызывает. Постоянные запреты любых шествий и манифестаций отчасти и обусловлены такими вот "учениями".
Однако нервозность власти нельзя объяснить только страхом перед цветными революциями. В РФ не сформировались такие политические условия, которые наличествовали в Сербии, Грузии, Украине или Киргизии. Единственное условие "оранжизма", которое, правда, имеет легкий конспирологический душок, - это полная зависимость элит РФ от Запада, контролирующего их деньги. Но, правда, тогда совершенно не важно, проходят ли в этой стране марши или нет, ведь все решает внешний субъект. Если же, как уверяют некоторые, в России нынче "суверенная демократия" (данное понятие не является тавтологией, только если под "демократией" понимать вошедшее в употребление в 90-е ругательство, означающее бардак и социальную несправедливость), то никакой опасности цветной революции нет вообще.
Это не означает, что Запад не будет разыгрывать свои сценарии "демократизации тоталитарного режима". Но это лишь характеризует его принципиальность и постоянство линии на поддержку сил, более соответствующих его интересам. Этим занимались и в Казахстане, и в Белоруссии, даже понимая бесперспективность попыток смены режимов в этих странах на данном этапе.
Неопределенная ситуация как с преемником, так и с вероятностью третьего срока, безусловно, источник беспокойства для всего правящего класса, но вряд ли в ее разрешении какую-то роль сейчас может сыграть улица.
Политическая ревность ко всему, что движется
При этом внимание власти к любому не контролируемому ею движению очевидно. И недовольство участием любых народных масс, кроме своих штатных "дедов морозов", в уличных мероприятиях также очевидно.
Объяснение этому видится в том, что власть все больше перестает восприниматься как власть переходного периода. У власти переходного периода, какой бы плачевной ни была при ней ситуация, всегда имеется отсрочка. У нее хоть что-то, но впереди, и это будущее легитимирует и ее действия, и ее бездействие. Власть, признавая свой временный характер, может на этом "коньке" держаться сколь угодно долго. Добившись же хваленой стабильности, власть уже не может пролонгировать свои полномочия, лишь отсылая к будущему. Очень многие идущие за Путиным и сами не заметили, как уже "пришли". Следовательно, все марши для власти уже излишни. Однако с приходом стабильности стабилизировалась и вся та гнусность, которая развилась за время переходного периода. И надежды на ее уменьшение нет.
В этом смысле скрытый протест в той или иной степени широко разлит среди российского общества. "Марши несогласных" играли именно на эмоциональной составляющей самого протеста в чистом виде. Тезис, что любая политика для населения возможна только через улицу, абсолютно верен. Если, конечно, под политикой понимать возможность что-то менять в государстве и обществе.
Возможна ли реальная оппозиция?
Начиная с середины девяностых было понятно, что дееспособная оппозиция в РФ невозможна в виде какой-либо партии, претендующей на власть. И дело здесь не только в административном ресурсе, хотя он и играет огромную роль.
Глобальная размытость идеологий, отсутствие в обществе жестко структурированных классов и национальных групп, которые вели бы борьбу за власть, не дало возможности развернуться идеологической политике. Все тонуло в бюрократии. Поэтому любой внесистемный политик в РФ либо клоун, либо желает продаться бюрократической системе. Ни то ни другое оппозицией власти быть не может. Более того, основная борьба у этих политиков происходит между собой, и чем они идеологически ближе, тем она яростней.
Настоящим оппозиционным движением было бы только то, которое ставило бы требования конкретных изменений, не преследуя цели войти в управленческий аппарат. В принципе на Западе такие функции часто выполняют профсоюзы и общественные организации. Однако в российских условиях любая внесистемная сила очень быстро и поразительно легко вписывается в систему, если на это выделяются ресурсы.
Давление на власть тем не менее возможно, но только при условии участия большого количества людей, так или иначе задействованных в уличных акциях. Большие слои населения не могут быть вписаны в систему, поскольку издержки от таких операций перекроют расходы от решения проблем, которого они добиваются.
Главное, что эффективно действовать через улицу можно, только ставя конкретные проблемы, решение которых имеет общегосударственное значение и которые власть по тем или иным причинам не решает, хотя имеет такую возможность. Наилучший пример участия людей в решении конкретной проблемы - массовые акции пенсионеров против отмены льгот. Однако пенсионеры все-таки особенный контингент, для которого льготы жизненно важны. Привлечь же широкие слои населения для решения вопросов, которые не всегда их непосредственно касаются, задача в России практически утопическая, однако отнюдь не невозможная. Способность решать конкретные проблемы при участии массового движения для России будет свидетельствовать об изменении самого общества. Гражданской надидеологической солидарности альтернативой в лучшем случае является только то, что есть сейчас, - то, что мы видели 14 апреля в Москве. Общественная солидарность, наоборот, может способствовать изменению бюрократической системы, которая будет значительно чутче к остальному населению. Организаторы массовых мероприятий должны ставить целью именно конкретные изменения и решение конкретных проблем, а не пиар своих идеологий или движений. Положительная сторона примера с пенсионерами заключается в том, что общественные движения и партии, организующие протест, стремились не вылезти на передний план для рекламы, а действительно решить проблему. И уж тем более организаторы уличного протеста не должны пытаться достигнуть под прикрытием общественных целей свои личные интересы. Личность в современных условиях вообще становится препятствием для оппозиции в РФ.
Лидеры как кавычки
Внимание к "маршам несогласных" и со стороны власти, и со стороны активной части общества обусловлено пониманием, что реальная политика вне бюрократической системы возможна только на улице. Поэтому глашатаи оппозиции призывают выходить всех, кто хоть с чем-то не согласен. Однако в нынешних условиях "несогласие" получается только в кавычках, поскольку лидеры "Другой России" сами являются кавычками для любого действия. Кавычки означают одновременно и несоответствие внешнего содержания внутреннему смыслу и отсылают к иному, неявному автору политического действия.
У разных слоев населения неприятие вызывают разные общественные явления. Для одних это бюрократия и коррупция, для других - крайний либерализм и сдача национальных интересов, для третьих это большевицкий террор и коммунистическая уравниловка, для четвертых - расизм и ксенофобия. Оригинальность "Другой России" заключается в том, что в ней собраны лица, в общественном сознании связанные с негативом во всех его проявлениях. Среди лидеров нет разве что расистов. Однако среди мелочовки, пишущей на пропагандистских ресурсах "Другой России", можно найти не только откровенных расистов, но и людей, открыто выступающих за русский сепаратизм и создание расово чистых республик. Более того, сами лидеры, находясь вместе, кавычат друг друга, поскольку идеологии, с которыми их ассоциируют, крайне антагонистичны. У людей, поддерживающих одного лидера, могут возникнуть сомнения в его искренности в связи с компанией, в которой он оказался.
Разговоры о том, что все заслуги лидеров в прошлом, в политике не проходят. Как нельзя в нормальном обществе человеку, уличенному в педофилии, претендовать возглавить детский сад только на основании его утверждений, что он разлюбил детей. История с Ельциным, возглавившим борьбу с коммунистическим режимом, объясняется особенностью исторического момента и состоянием советского общества. В глазах населения он вначале стал "изгоем среди своих", а потом уже политическим кумиром миллионов. Попытки же некоторых отмороженных пропагандистов "Другой России" подкрашивать и ретушировать биографии собственных лидеров, возможны лишь в стилистике того постмодерна, феноменом которого и является "Другая Россия". Политическую программу такого движения нет смысла даже обсуждать.
В принципе довольно немногочисленный костяк "несогласных" объединяет неприятие путинского режима. "Несогласные" делятся на две части. Одни не приемлют государственно-буржуазную стабильность и гламурное свинство куршавелей, мечтая о революции. Другие страдают антипутинским неврозом. То есть их больше беспокоит не реальный негатив режима, а выдуманный образ "кремлевского кровавого диктатора". Если первые воюют хотя бы с реальностью, пусть эта борьба имеет чисто эстетические мотивы и ощутимых результатов не принесет, то невроз - он и есть невроз. Главное, что противоречия между рядовыми участниками настолько существенны, что их вряд ли сгладит даже ненависть к Путину.
Однако, безусловно, сам интерес к выходу на улицу как средству политики является весьма положительным явлением. По поводу "маршей несогласных" появляется множество комментариев, от людей там бывших и еще больше от тех, кто туда не пошел. Содержание примерно следующее: не согласен со многим, что происходит в стране, но к лидерам "Другой России" доверия не испытываю или считаю, что они гораздо хуже, чем те, кто у власти находится сейчас.
Таким образом, "Марш несогласных" может иметь будущее, только если утратит кавычки, превратившись в настоящее несогласие. Социальный протест будет иметь эффект, только если он никак не будет ассоциироваться с его нынешними лидерами, зато вместе с общим несогласием будет предложено решение общезначимых проблем. Более того, социальный протест должен быть максимально отстранен от технологических лидеров вообще. Любой лидер, прежде всего, человек, а это существо весьма несовершенное и противоречивое. Поэтому какой-то человек не может стать поводом для настоящей человеческой солидарности.