Тема:
По сообщениям информационных агентств, легкоатлетам из Южной Африки неудобно выступать на соревнованиях в Австралии сразу после перелета.
И я их понимаю.
Источник:
http://sport.iafrica.com/news/962406.htm
Вариации:
У меня тоже jet lag. Как это будет по-русски? Реактивный тормоз? В общем, не понедельник, а даже не знаю что.
В связи с этим вместо обычной колонки я рискну представить читателям путевые заметки.
История, случившаяся в самолете "Таллин - Хельсинки"
Самолет этот летит так: сперва быстро поднимается вверх, покуда не станет виден аэропорт в Хельсинки, а потом стремительно спускается вниз. Историй никаких за это время произойти не может. Раньше на этом маршруте стюардессы соревновались, кто быстрее обнесет пассажиров соком, а потом уберет стаканчики. Но теперь, в связи с падением уровня культуры обслуживания на воздушном транспорте, там никакого сока не дают, а только конфетки.
Ничего конфетки, кисленькие. Как раз успеваешь от взлета до посадки ссосать почти до конца. Фантик засунул в кармашек на кресле.
История, случившаяся в самолете "Хельсинки - Нью-Йорк"
А в этом самолете у меня было место "С". То есть у прохода слева по борту. Рядом со мной сидели мальчик и девочка, финские музыканты, как я понял, бегло поглядев на них . А их коллега-музыкант сидел на месте "Н", у противоположного окна. Он там сидел совсем один, так что музыканты, как только мы взлетели и убрали шасси себе в брюхо, попросили у стюардессы разрешения и ушли к коллеге, а я остался один и пересел на место "А". Но потом на мое бывшее место пришла еще одна финская девочка. У нее был повсюду пирсинг. Она смотрела мультфильмы про Тома и Джерри и смеялась.
Тем временем я вспомнил, что забыл в рюкзаке что-то важное. Я встал и начал это важное доставать, потянул рюкзак из верхнего шкафчика, а он возьми да и задень чью-то увесистую сумку, которая тут же упала на голову сидящей впереди девушки. "Ой-ей!" - воскликнула девушка по-русски, а ее соседка, которая прежде говорила по-шведски, стала по-русски же ее утешать. Я принялся по-русски извиняться.
Девушка сказала: "Да ладно!"
Это была хорошая девушка, отходчивая и симпатичная. Она летела во Флориду.
История, рассказанная в Нью-Йорке
Одна девушка ехала в метро поздно ночью. Смотрит: в другом конце вагона напротив друг друга сидят два полицейских. Один какой-то восточной нации, а второй - типичный итальянский красавец.
Итальянец что-то говорит, а другой все время руками уши затыкает: мол, не желаю тебя слушать.
Девушка пересела поближе и прислушалась.
Итальянец говорил:
- ...Всем известно. И спорить даже глупо с этим. Евреи имеют все права на эту территорию...
Второй полицейский заткнул уши и закрыл глаза
- ...Включая Иерусалим. Это даже и в вашем Коране написано. Ты читал Коран? Не читал, наверное. А я вот читал. Слушай!
И итальянский полицейский вытащил откуда-то книжечку, раскрыл ее на заложенной странице, но тут второй опять заткнул уши руками, а девушка рассмеялась.
Итальянец сказал:
- Что вы смеетесь? Вы знаете, что евреи имеют все исторические права на Палестину? Включая Иерусалим, между прочим!
- Да я не стану с этим спорить, - сказала девушка.
- Вот! - воскликнул итальянский полицейский. - Правильно. А они не понимают! Я сам вообще-то итальянец, католик, но я - за справедливость. Я специально купил Коран и прочитал, а они даже не читали Корана, а слушать меня не хотят. Я ношу Коран с собой, а он затыкает уши и ничего слышать не хочет! Ты видишь? Есть на свете умные люди, как вот эта девушка. Они понимают, что евреи имеют все исторические права на Палестину, включая и Иерусалим. А ты уши затыкаешь. Видишь - девушка, а понимает!
- Вот с девушкой и ходи патрулировать, - обиженно отвечал ему второй полицейский.
История, случившаяся в Нью-Йорке
Мы шли по Нью-Йорку, фотографируя все, что отражает свет.
Наконец подошли мы к дому Вашингтона Ирвинга, писателя. По улице шел человек, пожилой, бледный, некрасивый, весь дергался и был похож на героинового наркомана, каковым, в сущности, и являлся.
Его синяя куртка была грязновата.
Он шел-шел, дошел до перекрестка и заколбасился. Сел на тротуар. Потом встал. Подергался. Сел опять. И завалился на бок.
Тут же к нему подошли люди: Мужчина С Бородой и Активная Небольшая Брюнетка. Они попросили нашей помощи. Мы позвонили по нужному номеру и вызвали карету "скорой помощи".
Активная Небольшая Брюнетка с нашей помощью уложила Бледного Человека на тротуар и застегнула на нем синюю грязноватую куртку. На шее у Бледного Человека мы обнаружили лишь ключи, а на запястье и вовсе не обнаружили ничего. Начал понемногу стекаться народ. Пришли Бомж, Ученик Полицейской Академии (черный), Медик, еще один Медик (женщина), Какой-то Толстяк, кто-то еще. Мы стояли вокруг Бледного Человека: медики щупали разные части его тела и нюхали его, Мужчина С Бородой говорил: "Расслабься!", Ученик Полицейской Академии (черный) мял пилотку в руках, Какой-то Толстяк кивал головой, Бомж хихикал, мы наблюдали жизнь, а Бледный Человек ловил свой кайф, дергаясь конвульсивно на тротуаре.
Мимо проходили люди, и все они спрашивали, что случилось и вызвали ли мы карету "скорой помощи".
Минут через десять карета приехала. Санитары брезгливо погрузили Бледного Человека на носилки и втолкнули их в машину. Мы попрощались друг с другом и разошлись в разные стороны.
Все отражало свет.
История, случившаяся в самолете "Нью-Йорк - Милуоки"
Рядом со мной сидел немного пожилой человек, похожий на Е.М.Примакова.
Он поглядел на мою книгу и спросил:
- Это что? Справа-налево?
- Нет, - сказал я, - это слева-направо. Только по-русски.
- А, - сказал он, - это как по-гречески?
- Ну да, - ответил я, - примерно. Только лучше.
- Это какая буква? - спросил он, указывая на букву "с".
- Это буква "s", - сказал я.
- Ага. СССР. "Си Си Си Пи". "Пи" наше - это у вас "Ар", да? Это как расшифровывается?
Я объяснил.
- А ты умеешь по-гречески? - спросил он.
- Нет, не умею.
- Я тоже. А ты откуда?
- Из Эстонии.
- Ты эстонец?
Ну, на это у меня ответ заготовлен заранее. Смертельный номер: человек-еврей.
- Я, - говорю, - русский гражданин Эстонии еврейского происхождения, а родом с Украины.
- О... - говорит, - моя родня тоже с Украины. А с другой стороны - из Молдавии. Там такой был городок... точнее, штетл. А сам я из Техаса. Остин, знаешь?
В это время одна из девушек, щебетавших между собой за нами, сказала вдруг:
- ...Еврейские революционеры...
Мой попутчик рассмеялся:
- Еврейские революционеры уже здесь!
Где он нашел революционеров?
Стюардесса принесла нам кофе. Невкусный.
История, случившаяся в самолете "Милуоки - Мэдисон"
Самолет этот летит так: сперва быстро поднимается вверх, покуда не станет виден аэропорт в Мэдисоне, а потом стремительно спускается вниз. Историй никаких за это время произойти не может, только дует очень изо всех щелей.
Комментарии:
Зета С.
Мама всякий раз страшно переживает, когда лечу куда-нибудь самолетом. А для меня это по-прежнему праздник. Особенно когда знаешь, что это такое - несколько суток в поезде на верхней боковой (иногда у туалета). Собственно, в поезде тоже бывает настоящий jet lag - отоспишься на несколько дней вперед, и весь выстроенный биоритм насмарку.
В первом полете я с любопытством спрашивала у фотографа Димы:
- Сейчас - это воздушные ямы?
- Да.
- А турбулентность - это когда трясет?
- Верно. Я смотрю, ты готовилась?
- Еще бы! Знаешь, сколько я видела фильмов про авиатеррористов?!
Эйфория от полетов настолько сильна, что я даже еду самолетную люблю. Честно слово.
Зато Сева, почтенный отец семейства, не летавший самолетами с шестилетнего возраста, после совместного полета жаловался:
- И вот летим мы, я оборачиваюсь, чтобы спросить: "Девчонки, а так правда должно трясти?" И что я вижу?!
- Что?
- Два спящих лица! Нет, конечно, это были два очень красивых спящих лица, но это по моим нынешним ощущениям. А тогда это были просто две спящие рожи!
Все хорошо, но путевых заметок после поезда остается больше. На колоритных попутчиков везет, видимо.
А.О.
- Ань, а ты когда-нибудь летала на самолете? Ух ты, здорово! А сколько раз?
Ужасно смущали меня по ранней молодости эти вопросы. Ну откуда я помню сколько. Двадцать пять? Тридцать? Кто ж вам считает. Самолет был очень обыденной штукой в жизни, вроде автобуса, и существование людей, ни разу не летавших самолетом, а таких среди моих таллинских подруг было предостаточно, удивляло меня безмерно.
Первый свой перелет я совершила, когда мне не исполнилось еще и двух лет. Юный - значительно младше меня сегодняшней - папа отчего-то решил, что молодой жене с маленьким ребенком гораздо удобнее будет преодолеть расстояние в 300 километров по воздуху. Не знаю, была ли штуковина, на которой нам предложили лететь, действительно кукурузником, или просто папа так охарактеризовал ее летные качества. Кресел в этом транспортном средстве не предусматривалось, а были неширокие скамеечки вдоль борта и поручень над головой (подозреваю, это не чтобы держаться, а чтоб парашютистов прицеплять).
Всю дорогу самолетик ужасно трясло. Папа одной рукой держался за поручень, а другой держал маму, которая одной рукой держала ребенка, а другой объясняла папе, насколько он был неправ, решив путешествовать по воздуху. Впрочем, иногда мама держала ребенка и второй рукой тоже, поскольку и у меня было собственное мнение относительно такого способа передвижения, которое я непременно желала довести до сведения всей окружающей действительности. Пилотов, например.
Никакие другие подробности перелета мне не известны - папа как-то не очень любил рассказывать эту историю.
Ну а потом, примерно с четырех до пятнадцати моих лет, мы с папой каждый год летали рейсом "Таллин - Симферополь" и обратно. Это было очень скучно - решительно никакое не приключение. Во-первых, закладывало уши. Во-вторых, облака что снизу, что сверху одинаковые, а смотреть на них гораздо приятнее лежа на травке, чем в маленький кружок иллюминатора. И самое главное, в самолете всегда - всегда! - давали газировку без сиропа.
От Таллина до Симферополя лету было два часа, но мы долетали всего за час - за счет разницы во времени. Эстония тогда считалась в том же часовом поясе, что и Москва. Это потом, не имея возможности удалиться географически, мы хотя бы по времени, но отодвинулись. Заодно, кстати, совпав с Украиной - кому охота, может увидеть в этом глубокий символизм.
А тогда я очень радовалась лишнему часу Крыма. И радость та нисколько не омрачалась при возвращении - скучать в самолете все равно приходилось те же два часа, а дома у меня этих часов было столько, что одним больше, одним меньше - без разницы. Зато этот опыт пересечения часовых поясов очень помог мне в осознании разницы между личным и общественным, а также и в понимании теории относительности. Пролетая над Череповцом (понятия не имею, если честно, над чем мы там на самом деле пролетали), я размышляла, как при помощи самолета можно жить вечно, оставаясь всегда в одном и том же времени. Но пришла к выводу, что болтаться в воздухе хрен знает сколько, совершенно не имея чем заняться, решительно того не стоит. К тому же смущало подозрение, что собственное мое время никуда от меня не денется и я все равно постарею. Писатели-фантасты и адаптированное для детей изложение теории Эйнштейна окончательно меня в этом убедили. Хотя и несколько позднее.
А еще позже я посмотрела американское фантастическое кино, в котором главный герой, профукав все на свете, включая любимую девушку, завертелся со страшной скоростью вокруг Земли и благодаря тому смог все исправить. Интересно, кстати, а мучился ли Супермен от jet lag`а?
Татьяна Хейн
Нет. Не люблю самолеты. То есть смотреть люблю, а так - нет. Мало того что во время перелета в благословенную Алма-Ату (благословенное Алмааты) наш "Ил" два с половиной часа сливал горючее над не ко времени узнанной Ладогой, так потом он еще и приземлялся обратно в Пулково под вой сирен скорых и пожарных машин. А еще потом, прямо рядом с иллюминатором, мелко тряслась на поручне трапа белая рука капитана, спускавшегося с очень прямой спиной, но на не очень гнущихся ногах в объятия встречавшей начальственно-проверяющей толпы. Нет, ну их на фиг, чтоб им благополучно леталось.
Еще больше не люблю вертолеты. Особенно старые транспортные.
Железная воющая бочка. Ощущение расползающихся швов и лопающихся клепок. Трясучка, темнота и собачий холод. Однажды кроме твердых ящиков, мягких тюков и немногочисленных геологов в вертолет погрузили свежую тушу кабана в мешке. Это был секач, убитый из кабины атакованного им шестьдесят шестого ГАЗа. Уже будучи при смерти, он раскурочил колесо и что-то важное железное, в чем понимали мужики, до полной наглядной негодности. Чем утвердил в мысли: кабан - зверюга страшная.
Мест мало. На туше расположился начальник экспедиции. Разговаривать невозможно, заснуть нереально. Сидим, слушаем гул и треск. Вдруг бурмастер, примостившийся рядом с кабаном, подмигивает и начинает что-то орать в ухо начальнику. Даже в полутьме заметно, как зеленеет начальниково лицо. Прямо из положения сидя он взвивается в воздух и, в ужасе указуя на мешок с секачом, пытается вжаться в обшивку. Те, кто не заметил бурмастерового подмигиванья, вперяются взглядом в мешок. Те, кто заметил, - в начальника. Но через мгновенье уже весь состав не может оторвать глаз от упакованной туши.
Да, вертолет скачет по воздушным кочкам. Да, еще этот железный поганец трясется сам по себе поперек движенья. Да, и мы трясемся и болтаемся, как не скажу что, и ящики, и тюки, и все, что с нами. Но мешок трясется как-то не так. Самостоятельно он трясется. Не в унисон общему трясу. Живенько как-то.
Первым бледнеет бурмастер. Лицо его меняет выражения от благодушия удачливого плута до неподдельного удивленного ужаса шарлатана-пророка перед сбывшимся. В его душе еще жива картинка битвы кабана с грузовиком. Загадка "кто бы кого оборол, не будь ружья" явно решается, но не ясно как. А мешок скачет себе по полу и гадко припрыгивает то к одному, то к другому. И эвакуация невозможна. Все тихо и сосредоточенно отодвигаются, насколько возможно.
В этот критический момент раздается голос старой геологини, задвинутой в уголок при погрузке: "Что? И никто никогда не замечал, что мешки на которых не сидят, скачут не так, как мешки на которых сидят? Пересядьте-ка!" Это к бурмастеру. Но не на того напали. Он-то точно колотится не в унисон.
Начальник, надо отдать ему должное, устраивается на место. Все потихоньку успокаиваются. В конце концов перелет заканчивается и мы высыпаем на траву.
Начальник угрюм. А бурмастер, с удивленным видом ощупывая мертвое животное, все не может успокоиться: "Я же сам! Сам это придумал! Сам... А как страшно..."
Обсудить тему, вариации или комментарии || Ознакомиться с чужими комментариями