На прошлой неделе в ММДМ состоялись два концерта "Кронос-квартета" - знаменитого американского струнного ансамбля. Их выступления в Москве не редкость, однако в каждый свой приезд "Кронос" предлагает вниманию публики программу, отмеченную печатью некоторой необычности. Не стал исключением и этот визит. В первый день музыканты исполняли Sun Rings - масштабное мультимедийное действо, записи шумов космоса в переплетении с музыкой Терри Райли. Программа следующего дня оказалась более близка двадцативечной концертной традиции, она называлась "Избранное" и практически вся состояла из российских премьер (единственным исключением стал "Квартет ? 4" Софьи Губайдулиной, уже звучавший для нашей публики в исполнении "Кроноса"). Кроме того, второй концертный день был отмечен и мировой премьерой - впервые музыканты играли композицию Armenia западноберлинской "индустриальной" группы Einstuerzende Neubauten.
Программа Sun Rings также звучала в Москве впервые. В 2000 году космическое агентство NASA предложило музыкантам "Кроноса" использовать в творческих целях архив шумов и звуков, записанных некогда кораблем Voyager. Материал заинтересовал Терри Райли, провозвестника и пионера минимализма, композитора, с давних лет находящегося с "Кроносом" в дружески-созидательных отношениях. В результате на свет родилось масштабнейшее синтетическое произведение, состоящее из музыки Райли в обрамлении неземных шумов, хора и видеоряда, придуманного Вилли Вильямсом - известнейшим режиссером-постановщиком. Все это вместе взятое должно по замыслу создателей объединиться в некий гипертекст космического масштаба и утвердить тождество искусств. И вот именно этого чаянного объединения, на мой взгляд, и не случилось. Напротив - происходящее внезапно и аккуратно, как по полочкам, разложилось на отдельные составляющие. И поскольку основной пуант программы - это обещанные космические шумы, то именно на них в первую очередь сконцентрировалось внимание, именно их начинаешь оценивать и анализировать - совершенно отдельно от единого музыкального текста. Рассказывая о Sun Rings, критик оказывается перед необходимостью изобретать способ описания внеземных звуков. Казалось бы, вполне очевидно, что для этой цели нет у нас никаких образов, кроме земных, а это путь тупиковый (выражение невыразимого и описание неописуемого). Однако очень скоро выясняется, что никаких иных описаний, кроме вполне земных - будничных и общеупотребительных, не потребуется. Музыкой этого космоса оказывается бульканье, глухое гудение, явный шелест листьев, скрежет засова, ворчанье старика-астматика, раскаты грома; плюс к тому россыпь "техногенных звуков из синтезатора" - предел мечтаний музицировавших подростков из далеких восьмидесятых годов. Получается, что ничем неслыханным (во всех смыслах) вселенская симфония не поражает.
Еще меньше неожиданностей таит в себе видеоряд программы. Предваряя премьеру Sun Rings некоторыми объяснениями, Вильямс вроде бы говорил о том, что визуальная часть шоу не должна напоминать лекцию во время школьного визита в планетарий. Однако интересный поворот сюжета: в точной и благожелательной рецензии на концерт речь идет о камерности и "домашности" происходящего - в противовес обещанному космическому масштабу, - и здесь появляется сравнение происходящего на экране именно с картинками из планетария. Оставим неугодную Вильямсу метафору - все равно никуда не деться от ассоциаций школьных, учебных. На экране ломаные линии кардиограммы, пляшущие формулы, записанные мелом, - точь-в-точь из научно-популярного диафильма с урока химии или физики; затем капли воды, рассмотренные под микроскопом, золотая лава прет из вулканов, кровавые кратеры, этюд в багровых тонах, а после спит земля в сиянье голубом. Иной раз невольно возникают комические моменты (так провоцируется извлечение карманных острот): четыре черных силуэта музыкантов на фоне багряного заката вызывают совершенно неуместную ассоциацию с "Неуловимыми мстителями". И опять возникает странное ощущение - весь этот богатый видеоряд-видеоарт никак не сливается воедино с музыкальным текстом.
Постепенно начинаешь понимать, что во всем происходящем тебе в первую очередь ценны не рокот космодрома и его окрестностей и не неземная синева экрана, а музыканты. Происходит какая-то неуловимая химическая реакция расщепления, монументальное действо окончательно распадается на составляющие, и все оказывается на своих местах. В самом главном остатке, или осадке, оказывается непосредственно музыкальное исполнение. То страстно, то скупо и аскетично звучит хор "Сирин", одним своим пением возводящий под потолком Светлановского зала храмовые своды - вроде бы существующие только в твоем воображении, но в этот момент ничуть не менее зримые и ощутимые, чем огненные ручьи на экране. А "Кронос" ведет свою линию: осторожный симфонизм, внятные, отточенные фразировки, а главное - неизбывная и почтительная дань традициям, эдакая "старинная струнность", как бы странно это ни показалось в свете космических экспериментов. В ту же копилку традиционности и самый факт сотрудничества с Райли, чьи хрупкие мелодические построения правильно и гармонично звучат именно в исполнении квартета. И вот это ощущение "верности корням", на мой взгляд, было важнее всего остального. "Кронос" звучит по-прежнему, несмотря на новую программу и изменения в составе (на виолончели вместо Дженнифер Калп играет Джеффри Зиглер).
"Кронос-квартет" - безусловно, великие музыканты двадцатого века - живут отнюдь нелегкой жизнью: они уже довольно давно несут бремя и славу (или бремя славы) живых классиков. Количество их заслуг, как и число союзов с гениальными композиторами, настолько велико, что поневоле начинает тяготеть над Дэвидом Харрингтоном и его коллегами сладостным проклятием. Есть ощущение, что все последние годы основные усилия Харрингтона направлены на то, чтобы "не посрамить девичьей чести", - то есть не коснеть в традициях, искать новых проектов, постоянно меняться и держать тем самым поклонников в напряжении. Об этом наркотике новизны заходила речь и после прошлого визита "Кроноса" в Москву (тогда музыканты выступали вместе с финским аккордеонистом Киммо Похьоненом). Оборотная сторона этого перфекционизма и стремления быть впереди солнечной системы всей - некоторая всеядность, приходится это с горечью признавать.
Программа второго дня лишь подтвердила это чувство; она по одним только наименованиям композиций должна было показаться неким сгустком мировой музыки (география "Избранного" включает в себя Иран, Швецию, Индию, Аргентину, Казахстан, Америку, Германию). Выстраивая эту изысканную компиляцию, Харрингтон как будто в очередной раз утверждает абсолютную исполнительскую универсальность своего ансамбля - и, в принципе, он в своем праве, но методы его иногда чуть более круты, чем это требуется. Мировая премьера концерта - Armenia группы Einstuerzende Neubauten оказалась едва ли не наименее интересной частью программы. Конечно, Джон Шерба и Хенк Датт молотят по металлоконструкциям молотками, а Джеффри Зиглер сверлит железную пластину дрелью, и все это очень увлекательно, но уж слишком здесь очевидна установка на "молодежность", с одной стороны, и "всемирную отзывчивость", с другой. На этой точке начинаешь испытывать некоторую грусть. Но не одними установками и экспериментами все исчерпывается. Музыканты страстно и горестно играют Responso (молебен по усопшим) Анибаля Кармело Троильо. Разражаются блестящим "Тройным квартетом" Стива Райха (произведение со сложной музыкальной структурой, состоящее из фонограммы двух квартетов и живого исполнения третьего квартета) - и в этот момент, как и в предыдущий день, все встает на свои места. "Кронос" снова возвращается с небес на землю, к своим традициям, к спокойствию мастеров, которое не требует доказательств и самоутверждения.