Выставка "Финский символизм" в музее Атенеум в Хельсинки стала одним из важнейших событий года. Она представила публике малоизвестные работы финских авторов рубежа веков, отобранные из национальных собраний. В качестве каталога предлагается компакт-диск с записью музыки финского символизма, от Мадетои до Сибелиуса, звучащей в первом зале экспозиции; к диску приложен двуязычный иллюстрированный буклет, рассказывающий о выставке (31 с., илл.).
Куратор выставки - живущая в финской столице француженка Лора Гутман-Ханхивара (Laura Gutman-Hanhivaara). Она окончила Школу искусств в Лувре, специализировалась на истории европейского символизма, защитила диссертацию по теме "Колонии художников-символистов" в Венгрии, Каталонии, Финляндии и Богемии. Участвовала в подготовке нескольких выставок во Франции и Финляндии. "Музыка и молчание" - ее первый самостоятельный проект.
"Русский журнал": Какие еще художественные культуры могли бы дать достаточно обширный материал для выставки об искусстве символизма в контексте темы "Музыка и молчание"?
Лора Гутман-Ханхивара: Музыка была присвоена всем символизмом, это его внутреннее пространство. Как заметил один исследователь, "без Вагнера не было бы символизма". Связь между музыкой и живописью мы обнаружим повсюду. До символизма литература считалась важнейшим из искусств, но начиная с символизма иерархия изменилась; эмоциональное стало не менее важно, чем интеллектуальное.
Наша пресс-конференция началась с цитаты из Скрябина и рассказа о первом исполнении "Поэмы экстаза". Нам тоже хотелось бы ввести публику в экстаз.
РЖ: Известно, что Дягилев, особенно поначалу, уделял много внимания творчеству финских художников. Исследовали ли вы связи между финским и русским символизмом?
Л.Г.-Х.: Меня поражают некоторые детали в этих отношениях. Точнее, их отсутствие. Русская и финская интеллектуальная элита могли проводить лето по соседству, в одном и том же приозерном городке, достаточно небольшом, чтобы здесь все знали друг друга, - и при этом вообще не общаться! Может, дело в нарождавшемся финском национальном самосознании? Но при этом они даже не ходили на концерты друг к другу!
РЖ: Тем не менее Дягилев показывал финских авторов на больших выставках в Петербурге. Есть ли свидетельства взаимовлияния российских и финских художников?
Л.Г.-Х.: Специально я не занималась этой темой, хотя некоторые визуальные связи очевидны. Например, между творчеством Врубеля и Аксели Галлен-Каллела или Чюрлениса и Эркки Мелартина. Интересно, что оба последних были композиторами. Более того, что касается Мелартина, практически никто раньше не знал, что он был еще и фотограф, и художник, хотя, конечно, другого уровня, чем Чюрленис.
РЖ:Каталог как музыкальный компакт-диск с буклетом. Вы считаете, за таким типом изданий будущее?
Л.Г.-Х.: Когда готовишь выставку всего лишь за шесть месяцев (обычно на Западе на это отводится от года до двух. - РЖ), времени на научный каталог уже не остается. Но выставка без "следов" невозможна. Музыка нас спасла. Спасло и то, что фирма "Ondine" давно уже занималась записями произведений финских композиторов.
Сама я не музыковед, лишь в январе начала работать над темой финской музыки. Каково же было мое изумление, когда выяснилось, что существует лишь одна работа о символизме в финской музыке! Нет системы определений, все покрыто романтизмом и национальным возрождением.
Раньше финские музеи не выпускали музыкальных компакт-дисков (хотя в Париже, например, Cite de la musique занимается этим регулярно). Диск получился важным и с точки зрения истории музыки. Я знаю от некоторых французских музыковедов, что благодаря ему они открыли для себя много важного. Тем более что финские авторы едва ли не раньше Дебюсси начали использовать голос исключительно как средство, дав ему возможность петь без слов. Здесь еще к тому же много и теософского влияния.
РЖ:А музыку вы подбирали сами?
Л.Г.-Х.: Специалисты из "Ondine" помогали с подбором материала, но окончательный выбор предоставили мне. У символистов много песен, многие их стихи пелись. Но на выставке произведения для голоса звучали бы нефункционально, в итоге пришлось оставить только две. Хотя, может, это у меня такой вкус: больше люблю инструментальную, чем вокальную музыку.
РЖ: Есть ли вещи, которые вы хотели получить для выставки, но по каким-то причинам так и не смогли?
Л.Г.-Х.: Таких вещей довольно много: одни уже участвуют в других выставках, что-то невозможно выдать по условиям хранения. Многие к тому же после открытия спрашивали, почему нет того или другого. Мне кажется, это признак успеха. Значит, сюжет не придуман.
Проблемным оказалось, скорее, само выставочное пространство. Второй зал выглядит как проходной коридор, картин здесь не повесишь, зато документы по истории музыки смотрятся очень хорошо.
Меня всегда интересовала интердисциплинарность в искусстве. В Атенеуме же раньше этим не занимались. Тем не менее работа над проектом шла очень креативно, я ни разу не слышала "нет" во время его подготовки. Все идеи принимались доброжелательно, за что отдельное спасибо новому директору музея. Раньше она занималась современным искусством, и с ее приходом жизнь в Атенеуме заметно обновилась.
Обычно летние выставки в Хельсинки организуются прежде всего для иностранцев. Но "Музыку и молчание" восприняли и сами финны. Это радует.
Беседовал Алексей Мокроусов
Хельсинки - Москва