Как автору иногда мне хочется предложить редакции РЖ материал с каким-нибудь эдаким, квазиинновационным названием. Например, "G8 2.0". Но есть некий парадокс... "Восьмерка" подошла в своем эволюционном развитии к семантическому опустошению числа. Так бывает, когда первоначальное значение либо постепенно утрачивается, либо изначально неизвестно адресату "текста". В предельном случае оно и не предполагалось, так как цифровую запись требовалось рассматривать как иероглиф (кстати, саммит будет, как помнит уважаемый читатель, в Японии), используемый только ради его звучания, но не значения. Поэтому название и этого материала будет попроще... Ну вот, встретятся скоро на "восьмерке" президенты Буш-мл. и Медведев... И что? О чем им поговорить? Что именно обсудить, размышляя над вызовами мировой экономики и политики, над проблемами голодного голода и загадочных эпидемий, глобального потепления (или, как вроде вернее говорить, климатических изменений) и прочих неприятностей планетарного масштаба?
Пессимисты отмечают, что для нынешнего американского лидера это будет практически последнее президентское турне. Отъездился. Статус уходящего правителя невысок. А репутационные издержки в связи с затянувшейся национальной экономической стагнацией (или даже рецессией) и безрезультативной (непобедоносной) иракской кампанией - чувствительны. Никто из старых союзников уже не готов воспринимать Буша-мл. достаточно серьезно. Новые же союзники постепенно перенацеливают свой прагматичный взгляд на изменения, которые могут произойти при смене или хотя бы корректировке курса следующей администрацией Белого дома.
Оптимисты не соглашаются. Начиная потихоньку подводить итоги восьмилетнего правления Буша-мл., выводя устойчивые тенденции и тренды, в первую очередь в сфере внешней и оборонной политики, они пытаются уловить, почувствовать, какие именно содержательные положения доктрины сорок третьего президента США будут продолжены. Что останется неизменным. Что сохранится. И, следовательно, в направлении чего корректировка курса будет иметь исключительно косметический характер.
Без сомнений, оценить, являются ли пессимисты хорошо информированными оптимистами или совсем наоборот - оптимисты выступают хорошо информированными пессимистами, в настоящее время весьма затруднительно. Но то, что внешнеполитическая доктрина Буша-мл. будет подвергнута ревизии - или со стороны Маккейна, или со стороны Обамы, - особых возражений, скорее всего, не вызывает. Это не вопрос персоналий, претендующих на президентство, и не вопрос команд, неугомонные представители которых, потирая влажные от томительного ожидания ладошки, готовятся оккупировать ключевые позиции, например, в госдепе. В значительно большей степени это проблема эволюции американского подхода к удержанию монополии на процесс глобализации. Запрос на переформатирование правил глобальной игры формулирует условия востребованности новой парадигмы долгосрочного и устойчивого лидерства.
Доктрина Буша-мл., полновесно сформировавшаяся в ситуации post-9/11 дискурсивного пространства, требовала включения путей решения антитеррористических проблем. Вызовы обеспечения национальной безопасности рассматривались исключительно через расширение так называемых зон ответственности. Сначала в Афганистане и Ираке. Потом "по контуру" авторитарных режимов, определяемых, а вернее, назначаемых таковыми самими Соединенными Штатами.
Такой доктринальный подход базировался на двух взаимосвязанных постулатах. Во-первых, требовалось реализовывать программу по продвижению демократии и распространению базовых американских ценностей в направлении Большого Ближнего Востока. Во-вторых, требовалось опираться на собственные силы при реализации внешней политики и демонстрировать свободу от обязательств на международной арене. Другими словами, преодолевать частицу "не" в положениях международных договоров и соглашений. "Не разрешается" - разрешается, "не положено" - положено, "нельзя" - можно. Кто-то относительно справедливо такую ситуацию определяет как глобальный или либеральный унилатерализм. Односторонность действий, выходящих за классические рамки "права творить насилие на собственной территории".
Эгоистичная Америка не обижалась на традиционный суверенитет. Фредерик Бегбедер, плохо, кстати, принимаемый и понимаемый в Штатах, в своем "Романтическом эгоисте" не обижался на американскую надтерриториальность: "Повсюду на этой планете я чувствую себя как дома, верю в гегелевского "всеобщего" человека, мне глубоко начхать на национальный суверенитет, я худший патриот на этой земле. Это не мешает мне констатировать, что на данный момент глобализация никого еще не сделала счастливым, даже богачей".
Подобная стратегия стала "катить" и для Франции Саркози, и для Британии Брауна, и для Италии "обновленного" Берлускони. Добротная "четверка". Верная и преданная. Или способная искусно делать вид верной и преданной. "Другая" "четвертка" - Япония, Канада, Германия и особенно Россия - одновременно и вписывалась, и не вписывалась в шаблоны, предназначенные для союзников-партнеров. Речь предсказуемо стала заходить о неких общих сдвигах, затрагивающих всю систему современного миропорядка. Как справедливо отметил Андрей Рябов: "По-видимому, главная причина тесно спаянных друг с другом проблем связана с глобальным изменением баланса сил в мире. Стремительный экономический рост таких гигантов, как Китай, Индия, Бразилия, ряда в прошлом наиболее бедных стран Тихоокеанского бассейна, появление в них значительного в количественном измерении среднего класса, который активно тянется к западным стандартам потребления, являются основными индикаторами изменений этих балансов".
При Буше-мл. Соединенные Штаты, оставаясь по-прежнему лидером в области экономики, науки, технологий и в военно-политическом отношении, уже не могут в одиночку определять основные направления мировой политики. Надо дружить. Или/и надо делиться. Делится же, как известно, никогда не хочется.
Вот и получается, что на тридцать четвертом саммите G8 Дж. Бушу-мл. сказать будет особо нечего. Он мог бы чуть отойти от своей "линии", выйти за пределы своей "колеи", но отходов-выходов существует лишь два. Или маккейновская "Лига демократий", или обамовская идея, которую я бы назвал "глобальное превосходство через вовлечение". Ни та, ни другая концепция не являются достаточно близкими нынешнему американскому президенту.
Он не будет вещать о самодостаточности США в вопросах стратегической обороны, об их суверенности от союзников-партнеров. Напротив, Буш-мл. будет говорить об объективной взаимозависимости союзников друг от друга, и наверняка этот тезис у (западноевропейцев) встретит особую поддержку и одобрение. Его же антитеррористические призывы, пропаганда зон ответственности и лозунги демократизации будут, без сомнения, прослушаны. Но в головах его собеседников будет стучать лишь один вопрос: "Так все-таки Маккейн или Обама?".
Этот вопрос самым естественным образом будет занимать и российского президента. Десять дней назад в Берлине он уже "отрезал", сказав: "В международных делах, как и внутри страны, мы (Россия. - О.Р.) будем прежде всего настаивать на верховенстве права, на соблюдении всеми государствами, и прежде всего ведущими державами, международного правопорядка. Это, без сомнения, ключевое условие поддержания управляемости мирового развития. И особенно важно это сейчас, когда на смену искусственной биполярности приходит более естественная полицентричная международная система, с опорой на Организацию Объединенных Наций. Ее основатели, основатели ООН, многое предугадали. И в основе своей ООН - это компетентная организация для взаимодействия на равноправной основе. Хотелось бы сразу заметить, что другой у нас нет и, по всей вероятности, в ближайшие годы не будет. И попытки заменить Организацию Объединенных Наций "эксклюзивными форматами" (а это иногда предлагается) имели бы для текущего миропорядка абсолютно самые разрушительные последствия".
Плотность архиважных тезисов в этих семи предложениях - высочайшая. Россия выступает против "эксклюзивных форматов". Предполагалась, видимо, "Лига демократий", но удар пришелся и на саму "Группу восьми". Ведь формат именно этого клуба - самый эксклюзивный. Мимолетом "задел" Д.Медведев и Совет Безопасности ООН. Также отменный "эксклюзивный формат".
Россия - за управляемость мирового развития. То есть не за хаотичность и анархичность, а за ответственный менеджмент. Россия - за полицентричность. Хотя какая именно уходящая "искусственная биполярность" имелась в виду, не до конца ясно. То ли "холодновоенная", то ли террористическая versus антитеррористическая. Любопытно, что и путинские сторонники "сбалансированной и диверсифицированной" российской внешней политики, одним из воплощений которой по праву можно считать "многополярников", так же дуалистично понимали саму концепцию "стратегического партнерства" с Западом.
С одной стороны, такой тип кооперации и с ЕС, и с США однозначно приветствуется. С другой - он не только не исключает "стратегической" гармонизации действий с другими акторами и странами, порой являющимися открытыми противниками и ЕС, и США на международной арене, но и ориентирует Россию на поиск и поддержание стратегического характера взаимодействия практически со всеми государственными и региональными образованиями, за видимым исключением ряда государств "черной" Африки.
Россия - за ООН, хотя "ее основатели" предугадали не все. Скорее всего, ошиблись с абсолютизацией равноправия. Ведь и демократическая страна, и авторитарный режим могут мирно соседствовать в ООН, и это "равноправие" теоретически не должно бы беспокоить демократии. Но мощь растет, гиганты поднимаются, и, следовательно, автократии начинают претендовать на лидирующие позиции. В мире возникает переходная по своей сути ситуация динамического равновесия. Все стороны "играют" правом. Нарушение права, как, впрочем, и нарушение правил нарушения права, плохо скрывается. Но еще хуже скрывается растерянность, царящая в стане "стратегических партнеров": "Другой у нас нет и, по всей вероятности, в ближайшие годы не будет".
Россия - за верховенство правовых норм. "В международных делах, как и внутри страны". Внешняя политика - продолжение внутренней. Реалистично по форме, идеалистично по содержанию. Ведь Россия Медведева намерена придерживаться консервативной "ориентации" на государственный суверенитет, который представляется в качестве некоторой универсальной, а порой и табуированной опоры нынешнего мироустройства. Верность и преданность веберовскому "праву творить насилие" требует неизменности и непоколебимости суверенитета как предельно предсказуемого политического института.
Мир, однако, до предела усложняется. Сетевая и десуверенизированная группа глобальных акторов прирастает количеством и качеством. Суверенитет востребован лишь со стороны государств. Сети его могут просто не замечать. При этом политика ведущих держав и их военно-политических группировок и экономических ассоциаций все больше и больше направлена на получение односторонних преимуществ в борьбе с конкурентами. Конкуренты не называются врагами. Они определяются в координатах рисков и угроз. Грань между конфликтом, войной и военной авантюрой оказывается очень-очень размытой.
Очевидно, что в такой ситуации претензии России на новую роль в мировых делах требуют формирования системы устойчивых союзнических отношений. Нужны адресные интеграционные проекты. Тем не менее в последние годы Кремль предпочитал либо сохранять свободу рук, либо создавать ситуативные альянсы для достижения конкретных целей.
Однако глобальные амбиции - будь то военно-политические или экономические - невозможны без серьезных тылов. Одни только ссылки на то, что современный мир характеризуется обострением конкуренции и "все против всех", несостоятельны. Подобное было почти всегда, что не мешало заключать союзы и строить долгосрочные связи. Очень хорошо, если подобные размышления будут посещать российского президента во время саммита на Хоккайдо. Плохо, если в его голове будет стучать один единственный вопрос: "Так все-таки Маккейн или Обама?".