В полемике по поводу дел кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ я не могу понять следующего.
Во-первых, мне всегда казалось, что не существует "православной точки зрения" на какой-либо вопрос, ибо в православии представлен весьма широкий спектр мнений практически по любой проблеме (в данный момент я не говорю о догматике), и можно соглашаться с одним из мнений, но не соглашаться с другим, оставаясь при этом православным. Более того, мне всегда казалось, что именно по этой причине один человек не может считать свою позицию "сугубо православной", а тем более сводить все православие к одной лишь точке зрения. При этом, когда читаешь статью Вевюрко и его ответы Узланеру, складывается обратное впечатление. Не "попахивает" ли здесь Оруэллом?
Во-вторых, что касается обзоров "западной философско-религиозной мысли", совершенных кафедрой философии религии и религиоведения МГУ. Можно ли получить или ссылку, или хотя бы информацию, где эти обзоры современной (имеется в виду проблематика западной научной периодики за последние 10-12 лет) мысли можно прочесть. Корю свою невнимательность к деятельности кафедры, но мне о таких обзорах ничего не известно.
В-третьих, сдается, что публикация статьи Узланера не является "неблаговидным поступком", поскольку выражает мнение автора, которое много кому может не нравиться. Просить прощения за то, что человек так думает, и просить прощения у некоей "корпорации" за нарушение этики этой самой "корпорации" (снова чувствуется "запах" Оруэлла) – это явное проявление нетерпимости.
Не стану спорить, что «согласно всеобщему мнению Отцов Церкви, неверие в Бога, тем более воинствующее отрицание Бога, является грехом». Тем не менее, кажется, что у каждого из участников дискуссии есть свои дела с Богом/совестью (можно назвать как угодно), которые каждый лично будет решать в свое время. При этом указывать кому-то на то, в чем состоит его «грех» и перед кем – это, на мой взгляд, – попытка делать «работу» Бога. Такие предприятия очень часто приводят только к одному: разжиганию злобы, и сдается, что в нашем случае этого нужно избегать, поскольку, кроме деструкции, такое "указание" ничего не принесет. Вот именно здесь я и ощущаю «запашок» Оруэлла. (Прежде всего «Скотный двор» с его равенством животных, одни из которых однако «равнее», чем другие).
Если мы говорим о проблеме сохранения науки в 1990-х годах, то здесь можно было бы сказать вот что. В то время заниматься наукой было очень не просто, и честь и хвала тем людям, которые, несмотря ни на какие трудности, это делали. Но статья Узланера как раз не об этом. Он пытался сказать, что с середины 1980-х годов, когда на кафедре велась научная работа, свидетельством которой являются изданные монографии, в религиоведении много чего произошло, что не только не освещается уважаемыми профессорами нашей кафедры, но иногда воспринимается негативно. Приведу пример.
В бытность мою аспирантом я пришел на заседание кафедры, на котором утверждались темы будущих диссертаций аспирантов первого года обучения, среди которых был и Дмитрйи Узланер. Тогда он хотел написать работу о концепции «homo psychologicus» американского социолога Филипа Риффа. Когда формулировка была озвучена, произошло что-то невообразимое, на мой взгляд, поскольку часть преподавателей просто отмолчалась, а другая часть сообщила, что не знает ни о каком Риффе, ни о каких «homo psychologicus», что это вообще какой-то нонсенс, и по этим причинам тему лучше поменять, что, собственно, и произошло. Если бы кафедра признала, что ее незнание не определяет научность темы и попросила бы Дмитрия сделать доклад по этой проблеме, чтобы убедиться в ее научности, мы, может быть, сегодня не участвовали бы в этой дискуссии.
Что касается общего тона дискуссии, то здесь, по-моему, «перегибы» есть с обеих сторон. Наверное, в статье Узланера роль и место Александра Николаевича Красникова в современном российском религиоведении (и на кафедре в частности) несколько идеализируется. Идеализируется потому, что, скорее всего, Дмитрий досконально не знает всех фактов, связанных с изданием журнала и словаря, а также с защитой Красниковым докторской диссертации. (Ни в коем случае не утверждаю, что знаю их я). Но разве можно его винить за это? Когда проблему – серьезную проблему, которая касается лично тебя, – невозможно обсудить на кафедре, остается только обсуждать ее публично. Конечно, печально, что поводом для этого стала смерть Красникова. В таком контексте получается, что каждая сторона пытается использовать это событие для своих целей, что достаточно противно. По этой же причине многие мои знакомые-религиоведы и не принимают участия в дискуссии. (Другая причина состоит в том, что они не думают, что этот разговор сможет что-то изменить в положении дел на кафедре и поэтому не имеет смысла). Таким образом, мне кажется слишком сильно говорить об обвинениях в «диктатуре и подхалимстве», ибо в статье слишком много эмоций, что, с моей точки зрения, очень хорошо.
И, наконец, что касается «корпоративной этики». Мне действительно кажется, что само понятие – полный вздор. Есть моя собственная совесть, которая и должна определять, как поступать. Если мой поступок противоречит этики корпорации, тем хуже для корпорации. Именно по этой причине мне показалась просто смешной реакция научного сообщества на ночные события в Биологическом музее.