Элизабет Бадинтер. Интеллектуальные страсти. Том 3. Стремление к власти (1762-1778). - Fayard, 2007. - 395 с. 22 евро.
Elisabeth Badinter. Les Passions intellectuelles. Tome 3. Volonte de pouvoir (1762-1778). - Fayard, 2007. - 395 pp. 22 Euro.
Последняя часть саги, которую Элизабет Бадинтер посвящает интеллектуалам эпохи Просвещения, не разочаровывает. Автор не знает себе равных в умении захватывающе, почти как в романе, представить борьбу философов-энциклопедистов и встававшие перед ними преграды. В томе, посвященном 1762-1778 годам, в центре повествования оказывается власть, а точнее, двусмысленные отношения философов с европейскими правителями, желающими предстать "просвещенными деспотами". Таким образом, нет ничего удивительного в том, что здесь не упоминается ни книга "Об общественном договоре", вышедшая как раз в 1762 году, ни сам Руссо, предпочитавший "общество равных" общению с Великими, с которыми "преуспеваешь лишь в пороках". Настоящими и порой трагическими героями стали д'Аламбер и Дидро, стремившиеся оказать влияние на монархов, обратить их в "философскую веру".
Философы XVIII века, кроме Монтескье или Руссо, на самом деле мало интересовались политическими теориями. В подавляющем большинстве даже наиболее радикальные из них, как Гольбах или Гельвеций, рассматривают монархию как самый лучший, естественный и наиболее эффективный режим. Критике подвергаются религиозная нетерпимость и несправедливость судопроизводства, о чем свидетельствуют такие известные процессы, как "дело Калласса", или, например, написание значительных произведений, подобных книге "О преступлениях и наказаниях" миланца Беккариа, которую энциклопедисты сделали широко известной, особенно в судейском ведомстве.
С тех пор становится понятным, что некоторые философы поддерживали особые отношения с правителями. Они рассчитывали на их помощь в борьбе с инертностью и нетерпимостью монархического абсолютизма, находящегося на излете. Мармонтель, написав "Велизарий" - роман, пропагандирующий учение энциклопедистов, направленное против цензуры и фанатизма теологов, - рассылает иностранным монархам экземпляры с посвящением. И достигает цели: их одобрение и похвалы выставляют в смешном свете цензоров Сорбонны и особенно придворных цензоров Людовика XV. В то же время философы преследуют и другую цель - стать советниками правителей, будучи убежденными, что наделены безграничной властью разума и непобедимой силой истины. Вольтер регулярно переписывается со многими из них. Д'Аламбер, любимый философ Фридриха II Прусского, и Дидро, обласканный Екатериной II, заводят свои отношения с деспотами еще дальше. Интерес последних очевиден: помимо искреннего любопытства, проявляемого к литературе и идеям Просвещения, в льстивых, порой граничивших с оскорблением похвалах философов они видят возрастание своей славы и залог успеха сомнительных государственных проектов. Обмен неравноценен, а фантазии "просвещенного деспотизма" несбыточны. Это довольно поздно поймет Дидро, осознав, что перевод "Энциклопедии" на русский язык так и не осуществлен, а его великолепный "План университета или школы публичного преподавания наук для Российского правительства" не произвел никакого эффекта. "Деспоты не позволят никому, даже философу, диктовать свою волю", - мудро заключает Элизабет Бадинтер. Эта констатация бессилия философии находит свое подтверждение и на примере Франции, так как единственный случай прихода к власти энциклопедиста (Тюрго в 1774 году) заканчивается крахом, а его реформы терпят неудачу.
Причина поражения философов Просвещения - в подмене политической ангажированности стремлением наставлять правителей. Если интеллектуалы хотят обладать властью, сохраняя при этом независимость и достоинство, они должны воздействовать на сильных мира сего посредством общественного мнения. Это и объясняет Вольтер в письме д'Аламберу: "Миром правит мнение, а управлять мнением следует вам". Урок, применимый и сегодня, что не очень-то радует, если согласиться с Элизабет Бадинтер, не без оснований полагающей, что "интеллектуалы сменили хозяина, но не избавились от рабства".
Источник: "Liberation"
Перевод Натальи Парусниковой