Ричард Познер. Маленькая книга о плагиате. Издательство "Пантеон", 116 с. $10.95
Richard A. Posner. The Little Book of Plagiarism. Pantheon. 116 pp. $10.95
Плагиат, как и неверность, - привычка, которую мало кто защищает, но многие оправдывают (в той или иной мере). Ссылаются на его частую встречаемость и прочие причины, по которым могут показаться приемлемыми извинения, выдвигаемые известными писателями и профессорами (или другими людьми, выступающими в их защиту), пойманными за руку на заимствованиях из работ менее знаменитых писателей или исследователей-ассистентов. Посмотрите, сколько выдающихся романистов бросились защищать британского писателя Йена Макивана, позаимствовавшего несколько абзацев из мемуаров Люцилии Эндрюс для своего романа-бестселлера "Искупление" ("Atonement"). Макиван и его добровольные адвокаты подчеркивают, что, во-первых, он в целом признал, что многим обязан Эндрюс, а во-вторых, писатели, занимающиеся художественным творчеством, имеют "креативную лицензию" на заимствования и переработку, особенно когда речь идет об исторических романах. С таким подходом можно было бы и не спорить, но к данному случаю он не относится. Как заметил колумнист-рецензент журнала "Slate" Джек Шафер, если Макиван говорит, что он творчески перерабатывает, то кто-то другой может назвать это копированием.
Что касается авторов нехудожественных текстов и исследователей, обвиненных в плагиате, то они имеют не больше оснований претендовать на получение "лицензии на копирование", чем на право совершать другие правонарушения, преследуемые законом (такие, например, как провоцирование уличных беспорядков). Поэтому они признают свои ошибки, ссылаясь на то, что действовали непредумышленно: просто забыли поставить кавычки и дать сноску; иногда они сваливают вину на собственные неточные ссылки, из-за которых они (якобы) приняли чужие слова за свои собственные; но все они решительно отрицают, что какие-либо из этих "ошибок" можно назвать плагиатом. Исходя из этого, можно ввести практически полезные уточнения в определение плагиата: из него исключаются ошибки (даже грубые, вплоть до немыслимых), допущенные вследствие небрежности, особенно когда дело касается известных писателей или ученых, о которых их коллеги говорят, что у них нет никакой нужды заниматься плагиатом. Как заявил гарвардский профессор конституционного права Лоренс Трайб, выступивший в защиту историка Дорис Кернс Гудвин после первого случая обнаружения в ее работах заимствований (за ним последовали и другие), Гудвин "просто проявила небрежность в обращении с источниками, над которыми работала пятнадцать лет назад, причем в ничтожно маленькой части весьма ценного корпуса своих работ". Через несколько лет сам Трайб попался на плагиате; он извинился, сославшись на то, что "хотел сделать как лучше" - написать книгу для широкой аудитории, не обремененную ссылками.
В своей "Маленькой книге о плагиате" Ричард Познер отмечает, что плагиат сам по себе "не так уж вредоносен", но он "превращает любой текст во второсортное чтиво, которое неловко держать в руках"; этим отчасти объясняется, почему официально признанные первоклассными писатели, уличенные в плагиате, всегда говорят о нем как о преступлении, которое мог совершить кто угодно, но только не они. Познер, судья федерального апелляционного суда, преподаватель University of Chicago Law School и автор огромного количества разнообразных книг, больших и маленьких, предлагает своеобразный учебник по плагиату и интеллектуальной собственности, в котором, кроме необходимых сведений по истории и законодательству, содержится культурологический анализ проблемы в форме занимающего 100 страниц эссе. Заключение книги, написанное на скорую руку, представляется излишне компилятивным, но читатель найдет в нем массу любопытного и занимательного материала, поданного в режиме "галопом по Европам" ("Cook's tour").
Познер связывает, по крайней мере частично, современную концепцию плагиата с развитием рынка "экспрессивных произведений", который вытеснил частный патронаж над писателями и другими творческими людьми и ввел четкое разграничение между плагиатом, с одной стороны, и аллюзиями и "творческой имитацией" (к которой прибегал и Шекспир, о чем не преминул напомнить Макиван), с другой; со временем все большее значение приобретает закон об авторском праве (copyright law). (Как объясняет Познер, в отличие от плагиата, нарушением авторского права считаются также и открыто признающиеся заимствования: если вы полностью перепечатаете данную рецензию, сославшись на меня как на автора, но не получив от меня разрешение, вас нельзя будет обвинить в плагиате, но вы нарушите мои авторские права.)
Подход Познера подчеркнуто беспристрастен. Он отмечает, что содержащийся в книге анализ отражает его давний интерес к проблемам интеллектуальной собственности; будучи одновременно судьей и ученым, он скрупулезно избегает каких-либо упоминаний о своем творческом опыте и писательских интересах. (Неужели они не оказали никакого воздействия на его взгляды?) Познер признает, что жертвам плагиата иногда наносится значительный "конкурентный вред", и отмечает, что "атрибуция важна для создателей интеллектуальных работ даже в тех случаях, когда плагиаторы не получают непосредственных финансовых выгод". Однако он концентрирует свою дефиницию плагиата на вреде, причиняемом потребителю, а не творцу, утверждая, что копирование становится плагиатом, когда читатель полагается на ложное свидетельство плагиатора: "Читатель должен быть озабочен тем, чтобы его не обманули относительно авторской идентичности; только в этом случае вымысел пересечет черту, отделяющую его от мошенничества, и тем самым превратится в плагиат".
Это, довольно узкое, определение плагиата, - которое некоторые создатели интеллектуальной собственности, возможно, оспорят, - освобождает от ответственности многих судей, подписывающих своим именем юридические заключения, составленные их помощниками-клерками. Большинство читателей юридических заключений, говорит Познер, понимают, что они написаны клерками, которые, в свою очередь, понимают, что их наняли для составления таких заключений. "Простые люди", неспециалисты, которые неоправданно верят, что заключения пишут сами судьи, не полагаются на эту веру, и они "не изменили бы своего поведения, если бы были разуверены в этом". Как известно, в праве ценится предсказуемость, а не оригинальность. Поэтому Познер полагает, что даже если в написанном "призраком-клерком" юридическом заключении содержится "элемент обмана", то это не имеет особого значения, поскольку он не причиняет заинтересованным лицам реального вреда.
Это положение трудно оспорить, если вы не Ричард Познер. В своей острой статье "Культура плагиата", опубликованной в 1988 году в журнале "New Republic", Ари Познер (кажется, даже не родственник) сообщил, что судья Познер, "который, по его словам, сам пишет свои заключения, считает, что полностью доверяться клеркам опасно". Сам процесс писания, говорит он, "часто высвечивает ошибки, упущения и нестыковки, которые проходят незамеченными в устной речи"; поэтому в процессе самостоятельной работы над заключением судья может изменить свое мнение. Что касается юридических клерков, то они являются "молодыми и робкими исполнителями, которые пишут в казенно-бюрократическом стиле, преуменьшают значение политических соображений и проявляют склонность чрезмерно полагаться на ссылки, цитаты и апелляции к авторитету".
Как видим, во взглядах Познера на авторство юридических заключений произошли определенные изменения, из чего следует, что плагиат - скользкий предмет рассмотрения, отчасти потому, что бывает трудно оценить вред, который может быть причинен такого рода "присвоением". Сегодня, во многом благодаря развитию технологий, присвоение можно трактовать и как благо, и как зло: например, в музыкальном мире сэмплинг (sampling) рассматривается как искусство (хотя в суде он может быть признан нарушением авторских прав). Познер замечает, что технология, предлагающая новые системы программного обеспечения, облегчает нахождение плагиата, но она также облегчает и сам плагиат. Теперь вы можете присвоить чужую фразу, даже не потрудившись ее перепечатать.
По мере того как плагиат становится более доступным и привычным, он становится и более респектабельным или, по крайней мере, вызывающим меньшее смущение. Мантра о том, что информация, включая индивидуализированное выражение идей, должна быть свободной и безусловно доступной для всех, отчасти отражает тот факт, что огромная масса материалов интернета действительно свободна и общедоступна. Присваивая кое-что из этих материалов, человек (особенно если он является представителем "дигитального поколения") не обязательно ощущает себя вором. Познер прав, характеризуя дигитализацию как угрозу для плагиаторов, но та культура, которую она помогает сформировать, может послужить для них лучшей защитой. Познер пишет, что плагиат все еще рассматривается большинством писателей и ученых как "серьезное интеллектуальное преступление", но следует обратить пристальное внимание на тот факт, что его самые суровые критики - люди старшего возраста.
Многие защитники плагиата подводят под него определенную идеологическую базу; по наблюдению Познера "левые" склонны относиться к плагиату более мягко, чем "правые", потому что теоретикам-левакам чужды индивидуалистические концепции авторства. Однако не слишком вразумительные рассуждения цитируемых Познером постмодернистов не подтверждают обобщения относительно склонности левых к заимствованиям, поскольку левое движение далеко не монолитно. Как бы то ни было, этика не является функцией той или иной политической идеологии. Люди лгут, воруют и жульничают независимо от того, левые они или правые; их поведение определяется, скорее, способностью испытывать чувство вины и радоваться ощущению собственной правоты.
Аполитичная массовая культура способствует распространению плагиата больше, чем любая политическая теория. Рынок часто вознаграждает имитацию в большей мере, чем оригинальность, о чем свидетельствует повальное увлечение сериалами. "Стремление быть оригинальным и желание быть успешным не вполне совместимы", - признает Познер. Учащиеся старших классов, чьи сочинения, поданные на конкурс, "редактируются" или частично сочиняются репетиторами, и авторы, которые скорее компилируют, чем пишут свои книги, должны с этим согласиться. Но Познер на этом не останавливается, он замечает: "Условия нашего существования таковы, что рынок отдает должное оригинальности, а разумная концепция плагиата поддерживает рыночные оценки".
Иными словами, рынок ценит оригинальность, кроме тех случаев, когда он ее не ценит. Сам Познер выступает за креативность. По его мнению, оригинальная работа не обязательно обладает внутренней эстетической ценностью; это может быть просто "неимагинативная поделка". Но усилия, затраченные на то, чтобы создать или вообразить оригинальную работу, имеют собственную ценность, не зависящую от результата. Креативность, воображение и стремление к оригинальности не так просто развести. Школьники могут научиться большему, написав потребовавшее усилий сочинение, получившее оценку "D", чем купив или украв работу, получившую оценку "А".
Они могут также научиться ценить интимные собственнические отношения, возникающие между писателем и его тщательно отобранными, выверенными словами. Плагиат - это паразитическое надругательство над креативностью, независимо от того, преднамеренное оно или случайное, причинило оно ощутимый вред или нет. В отличие от имитации (должным образом признанной), плагиат можно считать формой лести не в большей мере, чем выслеживание - формой уважительного восхищения. Почему плагиат порождает такую враждебность? Потому что это, по сути дела, враждебный акт - акт подмены, а не почтения.
Уэнди Каминер (Wendy Kaminer) - юрист и писатель, его последняя книга: "Free for All: Defending Liberty in America Today" (2002).
Источник: "The Wilson Quarterly"
Перевод Иосифа Фридмана