Leslie Iversen. The Science of Marijuana. - Oxford; New York: Oxford University Press, 2000.
William McAllister. Drug Diplomacy in the 20th Century: An International History. - London; New York: Routledge, 2000.
Jan-Willem Gerritsen. The Control of Fuddle and Flash: A Sociological History of the Regulation of Alcohol and Opiates. - Leiden; Boston: Brill, 2000.
Drugs and the Law: Report of the Independent Inquiry into the Misuse of Drugs Act 1971. - London: Police Foundation, 2000.
"Марихуана не обладает терапевтическими свойствами, ее употребление всегда вредно и порочно", - возвестил в 1953 году неумолимый Гарри Анслингер, глава Федерального бюро по борьбе с распространением наркотиков:
Если опиум в зависимости от обстоятельств может приносить как пользу, так и вред, то марихуана всегда была и остается лишь ядовитым зельем, разрушающим здоровье своих жертв, разлагающим их умственно, морально и физически... На ранних стадиях отравления подавляется сила воли, парализуется сдерживающее начало, исчезают запреты, разрушаются этические преграды и в результате раскрепощаются самые низменные инстинкты. Душевная неуравновешенность зачастую порождает склонность к насилию. Эгоцентрик будет упиваться манией величия, робкого человека охватит тревога, человек агрессивный прибегнет к насилию и станет преступником. Дурные наклонности вырвутся на волю. Постоянное употребление марихуаны уничтожает способность к труду, дезориентирует человека... и с течением времени часто доводит его до безумия.
Заявления Анслингера с тех пор не раз повторялись американскими высокопоставленными лицами. "Не существует научных доказательств того, что курение марихуаны может быть полезным или необходимым, - заявил в 1996 году генерал Барри Маккаффри, бывший советник президента США по вопросам борьбы с наркотиками. - Марихуана не имеет отношения к медицине. Утверждать обратное - значит злонамеренно обманывать людей". Министр внутренних дел Великобритании высказался в том же духе после того, как его сын в 1997 году был арестован за правонарушение, совершенное в состоянии наркотического опьянения. "Железная" Энн Уиддеком, министр внутренних дел теневого кабинета, еще менее склонна мириться с употреблением марихуаны (кажется, за исключением тех случаев, когда речь идет о ее коллегах по теневому кабинету и других "образованных и добропорядочных людях").
Анслингер лгал. В книге "Наука о марихуане" ( Science of Marijuana) Лесли Айверсен дает наиболее авторитетную на сегодняшний день и отвечающую самым современным требованиям научную оценку применения марихуаны в медицинских целях. Он напомнил, что в древнем китайском руководстве по лечению травами (ок. 2800 года до н.э.) рекомендовалось использовать ее при запорах, подагре, малярии, ревматизме и нарушениях менструального цикла. Да и позднее индийская конопля считалась лекарственным средством у многих народов. Однако трудности, обнаружившиеся в связи со стандартизацией медицинских препаратов на основе марихуаны, свидетельствуют, что она не находила в XIX веке широкого применения в медицине западных стран. И тем не менее в 1937 году, когда в США был издан запрет на применение индийской конопли в медицинских целях, существовало 28 лекарственных препаратов, в состав которых она входила. В 1964 году выяснилось, что практически все фармакологические свойства экстрактов гашиша связаны с одним единственным их компонентом - дельта-9-тетрагидроканнабинолом (THC). Позднее было установлено, что в мозгу и других тканях существуют особые рецепторы алкалоидов конопли (каннабиноидные рецепторы).
В начале 1970-х годов в американское Агентство по контролю за применением законов о наркотиках ( Drugs Enforcement Agency, DEA) поступило ходатайство об отнесении марихуаны к наркотикам II группы, применение которых может быть предписано врачами. В 1986 году после долгих юридических проволочек DEA наконец согласилось на проведение публичных слушаний по этому вопросу. Слушания продолжались более двух лет. Несмотря на то что официальный эксперт DEA рекомендовал удовлетворить это ходатайство, придя к выводу, что индийская конопля является "одним из самых безопасных из известных терапевтически активных субстанций", DEA отвергла это предложение. Айверсен указывает, что в 1990 году 44 процента американских онкологов советовали своим пациентам курить марихуану для подавления тошноты, обусловленной проведением химиотерапии. Если бы марихуана, как наркотик I группы, действительно могла навредить здоровью людей, находящихся под медицинским наблюдением, подобное предписание было бы немыслимым.
Открытие возможностей воздействия на каннабиноидные рецепторы нервной системы стимулировало дальнейшие научные исследования, развивавшиеся вопреки упорному сопротивлению DEA. Были разработаны два синтетических каннабиноида, которые врачи имеют право прописывать своим пациентам в США и Европе. Дронабил (торговое название Маринол) ежегодно продается в США примерно на 20 миллионов долларов. В 80 процентах случаев это лекарство выписывается для стимуляции аппетита при заражении СПИДом или вирусом человеческого иммунодефицита, в 10 процентах случаев - для подавления тошноты, вызванной химиотерапией, и в оставшихся 10 процентах случаев - для других целей. Компания "Эли Лилли" разработала Набилон (торговое наименование Цесамет), также применяющийся для подавления тошноты у пациентов, проходящих курс химиотерапии. Впечатляют и результаты клинических тестов этого препарата при борьбе с фобиями. Кроме того, многие пациенты, страдающие различными склеротическими заболеваниями, сообщают, что курение марихуаны приносит им облегчение. В настоящее время изучается возможность применения каннабиса для лечения глаукомы и эпилепсии.
В 1997 году Американская медицинская ассоциация рекомендовала провести клинические тесты медицинского применения марихуаны, а Британская медицинская ассоциация добивалась тестирования синтетических каннабиноидов. В 1998 году комитет по науке и технологии палаты лордов заявил о необходимости дополнительных клинических исследований, однако посоветовал отменить запрет на использование этого наркотика в медицине. Год спустя Национальная академия наук и Медицинский институт потребовали дальнейшего изучения возможностей его применения для облегчения боли, подавления тошноты и стимуляции аппетита. Вероятно, вскоре в Европе и США будут проведены новые тесты, и, судя по данным, приведенным в книге Айверсена, нет сомнений в том, что они принесут положительные результаты. Тогда правительствам будет трудно отказать в разрешении на использование каннабиса или каннабиноидов в медицинских целях. "Аргумент, что разрешение на использование каннабиса в медицине будет шагом к легализации наркотиков вообще, не выдерживает критики", - заключает Айверсен и продолжает: "Отказ пациентам в действенном лекарственном препарате не имеет оправданий". Маккаффри, упорствующий в своих заблуждениях, встречает подобные идеи в штыки. "Худшего примера для молодежи и быть не может, - настаивает он. - В то самое время, когда нация изо всех сил пытается убедить подростков в том, что не следует принимать психоактивные наркотики... им говорят, что марихуана - лекарство".
Многие другие психоактивные наркотики, и прежде всего героин, легально применяются в европейской медицине, несмотря на риск злоупотребления ими. В 1924 году по инициативе конгрессмена Стивена Портера был принят закон, запрещавший использование героина в американской медицине, однако послевоенная Европа не поддалась давлению США (через ООН) и воспротивилась распространению этого запрета. Правительство Идена в 1955 году попыталось наложить запрет на медицинское использование героина в Великобритании, однако не сумело преодолеть сопротивление палаты лордов. Лорда Джоуитта (бывшего лорда-канцлера), возглавившего это сопротивление, поддержали многие пэры-врачи.
Уильям Макаллистер тщательно исследовал новейшую историю международных соглашений о наркотиках. Он выяснил - и в этом заключается одна из его заслуг, - что большинство законодательных актов, регулирующих в различных странах применение наркотиков, восходят к решениям международных конференций, созывавшихся по этому вопросу с 1912 года. Отчеты о дипломатических переговорах и заседаниях, принятых конвенциях - сухая материя, однако Макаллистер рассказывает о них со своеобразным юмором. Его книга просто необходима всем тем, кто хочет разобраться в существующей системе законодательных и административных мер наркоконтроля. Помимо всего прочего он приводит вызывающие оторопь факты, свидетельствующие о влиянии фармацевтических компаний на мировую политику. Так, в 1971 году во время проведения важнейшей Венской конференции по психотропным веществам в некоторые делегации, в том числе американскую, были внедрены представители руководства этих компаний, настаивавшие на том, чтобы амфетамины и барбитураты продавались с минимальными ограничениями. Многие не могли понять, почему официальный представитель шести латиноамериканских стран, возражавший против жесткого регулирования этих продаж, говорил исключительно на ломаном испанском языке. Загадка разрешилась, когда выяснилось, что на самом деле он был служащим швейцарской фирмы "Хоффман-Ларош".
Макаллистер сосредоточился на истории международного наркоконтроля, почерпнутой из дипломатических архивов, и не рассматривал подробно запутанные отношения министерства внутренних дел с каннабисом. Индийская конопля впервые привлекла внимание министерства внутренних дел в 1922 году, когда оно получило ее образчик, изъятый в угольном сарае египетской кофейни в Южном Шилдсе. Министерство сообщило старшему констеблю результаты анализа: присланный образец оказался гашишем, который не был включен в перечень опасных наркотиков, утвержденный в 1920 году особым постановлением парламента ( Dangerous Drugs Act, DDA). Затем в 1923 году по пути из Бомбея в Джибути были задержаны десять тонн смолы индийской конопли. Отправителем груза оказался Анри де Монфред, чье сочинение "Вокруг света за гашишем" ( La Croisiere du hachiche, 1935; в английском переводе - A Traveler's Tale, 1994) может послужить прекрасным прологом к истории незаконной торговли наркотиками и контроля за их оборотом. До того как Монфреду разрешили отгрузить товар, было запрошено мнение министерства внутренних дел, и оно не возражало. Вскоре после этого на Олд Комптон Стрит были арестованы два официанта - итальянец и суданец. Их обвиняли в распространении сырого опия. Однако обнаруженное у них коричневое вещество оказалось гашишем, на который в ту пору запрет не распространялся, и дело было прекращено. Тем не менее оно послужило поводом для появления в дешевых газетах серии панических статей, которые должны были расшевелить публику в мертвый сезон. В частности, "Дейли мэйл" сфабриковала текст интервью с представителем министерства внутренних дел; на полях соответствующей архивной папки в Паблик Рекорд Оффис этот служащий министерства написал: "Вранье!". В результате поднятой шумихи лондонская полиция рекомендовала включить каннабис в список запрещенных наркотиков, а один из офицеров департамента уголовных расследований сообщил, что он "оказывает на свои жертвы практически такое же воздействие, как кокаин и морфий". Даже лондонская полиция не питала особых надежд на успех этой запретительной меры. Единственным результатом запрета упомянутого наркотика в Египте стало его удорожание.
Британское министерство внутренних дел не желало писать законы, однако предположило, что "распространение этого порока в Египте" (несмотря на его запрет в Англии) "должно привести к попыткам обуздать его на международном уровне". Так оно и случилось. Месяц спустя египетское внутриполитическое ведомство заявило, что оно "практически не в состоянии положить предел распространению гашиша... что Лига Наций должна отнестись к нему как к международной проблеме и убедить своих членов установить суровые наказания за его употребление". В результате на Женевской конференции по опиуму (1924-1925) представитель Египта предложил распространить на гашиш действие Гаагской конвенции 1912 года о контроле над наркотиками. Он выпустил меморандум, в котором назвал гашиш опасным наркотиком, более вредным, чем опиум, и утверждал, что около 70 процентов душевнобольных, находящихся в сумасшедших домах Египта, курили гашиш или употребляли его в пищу. Эта мысль до такой степени поразила конгрессмена Портера, возглавлявшего американскую делегацию, что он всецело поддержал инициативу египетского коллеги. Он заявил: "Мы просим их [египтян] оказать нам содействие в уничтожении зла, которое несут с собой опиум, кокаин и их производные. Наступило время, когда мы должны хоть как-то помочь друг другу. У них свои проблемы, у нас - свои".
Страны, принявшие участие в Женевской конференции 1925 года, договорились о запрете импорта и экспорта индийской конопли, за исключением тех случаев, когда речь шла об ее применении в медицинских или научных целях. Немедленно после этого в Великобритании сушеные цветки конопли и экстракт из нее были отнесены к числу ядов. Это решение вступило в силу с апреля 1925 года. Несколько месяцев спустя был принят новый акт об опасных наркотиках, который должен был привести британское законодательство в соответствие с Женевской конвенцией. Обсуждение его в палате общин заняло не более пяти минут, при этом об индийской конопле, или каннабисе, речь вообще не заходила. Дебаты в палате лордов длились несколько дольше. Лорды последовали совету лорда Холдейна: "Поскольку мы не в состоянии высказать какое бы то ни было суждение по существу билля... палате следует в значительной степени принять его на веру". На этом шатком основании каннабис и был объявлен вне закона.
В США запрет на него имел свою историю. Начиная с 1850 и вплоть до 1942 года американские фармацевтические руководства упоминают о нем как об общепризнанном лекарственном средстве. Приготовленный на его основе жидкий экстракт продавался в американских аптеках и стоил совсем недорого; курение сигарет из индийской конопли рекомендовалось астматикам. В 1900-1920 годы к этому наркотику для восстановления сил поле тяжкого труда стали прибегать рабочие - выходцы из Мексики и с островов Карибского моря. Его употребление чрезвычайно выросло после принятия 18-й поправки о запрете алкоголя (1920). Алкогольные напитки стало труднее раздобыть, чем марихуану, они стоили дороже и зачастую отличались низким качеством. В городах появились наркопритоны, предлагавшие посетителям дешевую марихуану. Они функционировали наподобие баров, промышлявших незаконной продажей спиртного. В 1944 году комиссия по марихуане, созданная мэром Нью-Йорка Ла Гуардиа, сообщала, что в 1930-х годах в городе действовало около 500 таких притонов.
Популярность марихуаны как расслабляющего средства стала следствием изъянов в законодательстве. Ответ конгрессмена Портера египтянам в Женеве свидетельствует о том, что борцы с наркотиками в США не считали коноплю особенно опасной. Впервые внимание публики она привлекла в 1926 году. В новоорлеанской прессе появилась серия сенсационных и лживых статей, в которых рассказывалось о помешавшихся на марихуане чернокожих курильщиках и поломанных судьбах несчастных школьников, попавших от нее в зависимость. К 1931 году все штаты, кроме двух к западу от Миссисипи и нескольких восточных, объявили хранение или употребление этого наркотика уголовным преступлением. К 1937 году уже ни один из штатов в своем уголовном законодательстве не делал различия между героином, кокаином и галлюциногенами. Все силы агентов Анслингера были поглощены борьбой с опиатами, и он понимал, что их нельзя бросить еще и на борьбу с наркотиком, который легко вырастить в любом штате. Поэтому Анслингер согласился с тем, что "любители марихуаны" не должны "приравниваться к тем, кто употребляет героин, опиум или кокаин".
Однако, решив подчиниться политическому давлению и поддержать принятие федерального закона против марихуаны, он, как обычно, сделал это с таким расчетом, чтобы укрепить личные позиции и позиции своего Бюро по борьбе с наркотиками. Анслингер всецело поддержал акт о налоге на марихуану. "Мы можем лишь догадываться, причиной скольких убийств, самоубийств, грабежей, побоев, налетов, краж со взломом и маниакальных преступлений, совершаемых за год, особенно молодыми людьми, она является", - заявил он, убеждая палату представителей в том, что под влиянием этого наркотика люди "впадают в бешеное исступление, а многие при этом совершают преступления с применением насилия". Эта фальшивая риторика оказала на слушателей пагубное воздействие: после его выступления официальный представитель Американской медицинской ассоциации, явившийся свидетельствовать против билля, был осыпан угрозами и оскорблениями. (Редакционная статья в Journal of the American Medical Association 1 мая 1937 года сообщала: "Предполагаемая мера по установлению федерального контроля над каннабисом вряд ли может считаться оправданной... Несмотря на более чем двадцатилетние усилия федеральных органов власти и потраченные миллионы долларов, пристрастие к опиуму и кокаину все равно остается широко распространенным".
Как и лорд Холдейн, выступавший двенадцатью годами раньше в палате лордов, конгрессмен Сэм Рейберн заверил конгресс, что "этот билль получил полную поддержку комитета и не вызвал никаких споров". На вопрос, чему, собственно, он посвящен, последовал ответ: "Он имеет некоторое отношение к некоему веществу, называемому марихуаной. Полагаю, это своего рода наркотик". Билль был принят после дебатов, длившихся менее получаса. Если хороший закон сокращает число правонарушений, то плохой закон приводит к их росту. В этом отношении акт о налоге на марихуану стал сущим бедствием. В связи с этим нельзя не задаться вопросом, который слишком редко принимается во внимание при выборе стратегии борьбы с наркотиками: действительно ли асоциальное поведение приводит к принятию запретительных и ограничительных мер, или наоборот - подобные меры порождают асоциальное поведение? В течение пяти лет после 1937 года в США было уничтожено около 60 тысяч тонн марихуаны и около тысячи людей ежегодно подвергались аресту за нарушение этого закона. Число арестов в Калифорнии возросло с 1156 в 1954 году до 50 327 в 1968-м. В 1998 году в США производилось уже 695 000 арестов ежегодно (для сравнения: в Великобритании в 1997 году эта цифра равнялась 86 086). Борьба с марихуаной отняла около 80 процентов всего времени, потраченного полицией обеих стран на борьбу с наркотиками.
DEA превратилось во второе ЦРУ с огромной сетью агентов по всему миру. Общая сумма расходов на "войну с наркотиками" возросла с 537 миллионов долларов в 1980 году до 1,2 миллиарда в 1984-м. К 1991 году правительство потратило 7,7 миллиардов долларов на борьбу с незаконными интоксикантами. Несмотря на применение всех этих репрессивных инструментов, Соединенным Штатам так и не удалось разорвать связь между запретительными мерами и нелегальным распространением наркотиков.
Покойный Ян-Виллем Герритсен в глубоком исследовании этих запретительных мер отметил, что "высокий уровень "делового риска" поддерживает высокие цены и обеспечивает высокую прибыль наркодельцам, так что этот рынок продолжает оставаться в высшей степени привлекательным". Хотя "ужесточение предусмотренного уголовным кодексом наказания увеличивает риск, связанный со сбытом наркотиков, он также укрепляет на рынке позиции тех, кто может избежать уголовного преследования. Чем строже репрессивные меры, тем выше прибыль удачливых дельцов, пользующихся любой возможностью для расширения рынков сбыта и наращивания объемов торговли".
Эти трезвые мысли вызывают крайнее раздражение сторонников запретительной политики. Анслингер прибег к грубым и лживым приемам, чтобы дискредитировать авторитетный медицинский и научный отчет, подготовленный Ла Гуардиа. В его бюро столь же враждебно отнеслись бы и к умеренной, явно недооцененной книге Айверсена, который сожалеет, что "каннабис редко рассматривался как вещество, употребление которого имеет кроме побочного действия и положительный эффект". Вместо этого вопрос о марихуане был поднят до уровня морали, а дискуссию об ее использовании изобразили как борьбу добра со злом. Употребление марихуаны стало ассоциироваться с праздностью и погоней за удовольствиями, а примеры ее положительного воздействия на человека все чаще умалчивались. Большинство ученых убеждены: серьезность риска, которому в течение непродолжительного времени подвергаются потребители марихуаны, "весьма преувеличена". Правда, ни они, ни кто-либо другой не могут утверждать, что ее применение не приводит к определенным, не всегда безобидным последствиям. Если говорить о воздействии марихуаны на сознание, точнее было бы сказать, что последствия скорее возможны, чем неизбежны. Оценка потенциального физического воздействия марихуаны на организм человека требует гораздо большего количества данных о ее долговременном употреблении. Хотя марихуана в меньшей степени, чем героин, никотин и кокаин способствует привыканию к ней, Айверсен утверждает, что "десять процентов курильщиков марихуаны попадают в болезненную зависимость от нее". В настоящее время употребление марихуаны наносит меньший вред общественному здоровью, чем курение табака и алкоголь, однако, "если популярность ее возрастет, это не замедлит сказаться на здоровье людей самым губительным образом".
Все барыши от нелегальной торговли интоксикантами всегда остаются в тени: они ускользают от надзора и контроля правительств. "Как только государственный суверенитет в сфере налогообложения ослабевает или перестает действовать, - полагает Герритсен, - нелегальная наркоторговля становится серьезной угрозой для самого существования системы национальных государств". С 1985 года под руководством США проводится систематическая международная кампания по борьбе с отмыванием "грязных" денег, полученных от торговли наркотиками. Этот аспект "войны с наркотиками", по его мнению, "ведет к тому, что никогда прежде не входило в наши планы, - установлению тотального глобального контроля над всеми типами финансовых потоков".
Историко-социологическое исследование Герритсена прослеживает, каким образом на протяжении XX века меры наркоконтроля использовались для защиты социальных норм. Такие люди, как Анслингер с его навязчивой идеей о Красном Китае и Ричард Никсон, который своей неумелой "войной с наркотиками" способствовал новой волне распространения кокаина, считали оборот наркотиков коллективной угрозой извне. "Молчаливое большинство" (выражение, позаимствованное Никсоном у Гомера, который имел в виду мертвых) отказалось признать, что запретительные законы против наркотиков и их ужесточение неизбежно приведут к росту их незаконного оборота. "Атмосфера запретов способствует тому, что менее формальные способы регулирования (среди прочих, разумеется, существуют и такие) по определению оказываются в руках некой теневой субкультуры, являющейся питательной средой преступности и других проявлений контркультуры", - пишет Герритсен.
Вот одна из проблем, прозвучавших в заключении комиссии независимой общественной группы Police Foundation о неправильном применении акта о наркотиках 1971 года. Члены комиссии, возглавляемой леди Рансиман, руководствовались сугубо прагматическими соображениями:
Приходится признать, что искоренение наркотиков - задача недостижимая, поэтому она не может считаться реалистической или разумной политической целью. Главной целью закона должно стать установление контроля над незаконным оборотом наркотиков, ограничение спроса и предложения на них. Именно это позволит минимизировать ущерб, наносимый ими частным лицам и обществу.
Законы о наркотиках должны не столько реагировать на страхи, подогреваемые прессой, сколько отражать современное состояние научных представлений об этой проблеме; они должны "восприниматься обществом как беспристрастные, целесообразные, реалистичные и справедливые". Что касается общественного мнения, то, по данным агентства "Мори", приведенным комиссией леди Рансиман, опрошенные всех возрастных групп считали табак и алкоголь более вредными, чем марихуана. В 1960-х годах и много позже незаконное употребление наркотиков отмечалось относительно редко. Однако в конце 1990-х большинство людей в возрасте от 16 до 29 лет признавали, что пробовали нелегальные наркотики. Около трети могли употреблять марихуану или другие наркотики в течение последнего года. Из всех преступлений, совершенных под наркотическим воздействием в 1997 году, от 70 до 85 процентов (то есть более 110 тысяч) приходится на долю каннабиса.
Лучший способ выработать действенную политику в отношении наркотиков - рассматривать их как потребительский товар, производимый высокодоходной, динамично развивающейся и расширяющейся теневой экономикой. Сорок лет тому назад букмекеры во многом способствовали реформе законодательства об азартных играх: они убедили власти в том, что не уйдут, что от них просто так не отделаться и что лучше заняться регулированием их деятельности. Поклонники марихуаны в 2000 году находятся в таком же положении, что и игроки на скачках в 1960-м.
London Review of Books, November, 2000
Перевод Сергея Карпа