От геополитики к экономическому либерализму

Рецензия на книги: Николай Злобин. Второй новый миропорядок. Геополитические головоломки. М.: Эксмо, 2009. 352 с.; Николай Злобин и Владимир Соловьев. Противостояние. Россия — США. М.: Эксмо, 2009. 560 с.

* * *

Чем меня всегда удивляла современная геополитика — так это своей, если так можно выразиться, всеядностью. В одном из известных учебников по геополитике, например, так и казано: «Фундаментальная геополитика рассматривает теории и концепции жизненного пространства, мировой революции, осевого пространства, морского могущества, атлантизма, евразийства, теорию сдерживания и многие другие» (Дергачев В. А. Геополитика. Учебник для вузов. М., 2004. С. 5). Еще, если верить автору учебника, геополитика занимается этноконфессиональными конфликтами, рыночным фундаментализмом и даже тайными братствами и олигархическими клубами. В общем, если выражаться сухим академическим языком, геополитика не имеет собственного предмета исследования и носит междисциплинарный характер, или, если говорить по-простому, является «всеобщей теорией всего».

В значительной степени это относится и к рецензируемым работам, одна из которых не случайно носит подзаголовок «Геополитические головоломки». Действительно, перед нами труд, охватывающий весь спектр мировых проблем: политических, экономических, идеологических, военных, этноконфессиональных, культурных и проч. При этом главное место в нем отводится взаимоотношениям России и США, а также анализу тех вызовов, с которыми России приходится сталкиваться (или придется столкнуться) в стремительно меняющемся современном мире. Эти вызовы тем более серьезны, что «уже два десятилетия мы живем в эпоху глобальных крахов, геополитических развалов и катастроф… в эпоху, когда главной опасностью для всего мира является не масштабная ядерная война, а что-то другое, чего мы понять не можем» («Второй новый миропорядок» (далее — ВНМ), с. 304 – 305). Порожденные этими обстоятельствами вызовы и проблемы, или, если употреблять терминологию автора, геополитические головоломки, настолько сложны, что Николай Злобин в Заключении ко «Второму новому миропорядку» расписывается в своей неспособности их решить: «Признаюсь честно, я не знаю, в чем состоит наша [т. е. современного мира] главная беда. Наверняка вы и сами это поняли, прочитав мою книгу» (ВНМ, с. 304). Этот негативный итог, впрочем, не должен расстроить читателя: как известно, иногда правильная постановка проблемы — это уже залог ее решения в будущем, и там, где не преуспел один исследователь, возможно, преуспеет другой, воспользовавшись плодами неудач первого. Итак, что могут дать читателю книги Николая Злобина в этом отношении?

Во-первых, мы можем узнать очень много о самом авторе, о том, как он проводит время и с кем из представителей политического (и околополитического) бомонда разделяет скромные трапезы. Книги снабжены превосходными цветными фотографиями с комментариями типа «Дискуссия о судьбах мира с бокалом в руках сводит самых разных людей», или «Скромное винопитие в Вашингтоне о судьбе демократии в России», или «Так отдыхают сотрудники МИДа Абхазии во главе со своим министром», или «Перед очередным обедом с Путиным на Валдайском клубе». Фотографии и комментарии демонстрируют нам то, что автор — человек не простой и в мировой политике, как говорится, собаку съел.

Однако помимо этого указанные фотосеты несут и иной, более глубокий смысл. По мнению Николая Злобина, «мировая политика часто напоминает обычную жизнь» (ВНМ, с. 70). Поэтому, вполне вероятно, именно такие встречи и неспешные беседы о судьбе демократии навели автора на мысль о том, что одна из главных проблем в отношениях между США и Россией (того самого противостояния, о котором повествует одна из его книг) заключается в том, что личные контакты между представителями политической элиты двух стран носят эпизодический характер, а также в том, что российские политики не стремятся завести себе друзей среди вашингтонских «лоббистов и пиарщиков». В результате у России за рубежом складывается очень плохой имидж (говоря языком «простой жизни» — имидж необщительного, угрюмого подростка, который поступает «вопреки хорошим советам» ради самоутверждения), а изначально благожелательное отношение Америки к России сменяется на полное безразличие или даже на негатив. Как поясняет Злобин, «Вашингтон — город мировых лоббистов и пиарщиков. Без этих людей, как известно, ничего в Америке добиться нельзя. Иногда мне кажется, что Россия является чуть ли не единственной серьезной страной, игнорирующей особенность функционирования американской политической системы. Как известно, чтобы где‑то получить какие-то серьезные результаты, надо иметь друзей в Вашингтоне» («Противостояние Россия — США», далее ПРС, с. 72). И через пару страниц: «Очень трудно жить в мире, не имея друзей в Вашингтоне. Тебя никуда не пустят, другие страны будут пренебрегать твоим мнением и т. д. Несправедливо, обидно, но это так…» (ПРС, с. 78).

Несомненно, включение пиар-акций и имиджмейкерства в геополитику — это смелый и убедительный ход. Действительно, почему, скажем, Горбачев стал «героем Запада»? Ну, во-первых, благодаря гласности и перестройке. Но «еще и потому, что его внешний вид и манера поведения соответствовала западным политическим стандартам» (ПРС 11); «важно и то, что его прозвище — „Горби“ — было легко запоминающимся и звучало по-американски» (ПРС, 11). К сожалению, Николай Злобин не указывает, какие недостатки в имидже Горбачева сделали его непопулярным в современной России, он просто констатирует, что «его репутация невысока, авторитет почти отсутствует, а влияние равно нулю», и «это странно» (там же). С другой стороны, весьма вероятно, что глобальное доминирование США обусловлено не только их военным и экономическим весом, но Голливудом и рок-н-роллом, а также имиджем защитника демократии и прав человека. Я не нашел в работах Злобина знаменитой цитаты из Бжезинского («культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи»), но, полагаю, он вполне согласился бы с идеями именитого политолога.

Конечно, эта геополитическая концепция имеет некоторые недостатки. Так, например, в ее рамках довольно трудно объяснить, отчего, несмотря на засилье в Вашингтоне разного рода пиарщиков, имидж США во всем мире становится все хуже и хуже (как пишет Злобин, «США потеряли свою популярность в мире», ВМП, с. 383). Здесь, конечно, можно предположить, что этим пиарщикам платят слишком мало, и они работают спустя рукава (или, напротив, враги США перекупают их для того, чтобы испортить имидж Америки — примерно так, как, по мнению Злобина (ПРС, с. 73), поступают антироссийски настроенные игроки). Однако есть и другая версия. В рамках геополитики Злобина она может быть охарактеризована как «теория профнепригодности высших чиновников и политиков США».

Такой подход может показаться несколько неожиданным, если принять во внимание тот пиетет, который Злобин испытывает перед американской демократией (так, например, он однозначно говорит о политической системе США как о «самой совершенной на нашей планете системе „власти народа“»; ВНМ, с. 63). Демократия же, согласно Злобину, имеет к вопросу о профессионализме и адекватности политических лидеров следующее отношение. «Национальный интерес», которым политики руководствуются (вернее — должны руководствоваться) в своих действиях, формулируется всем обществом, а отнюдь не какой-то его частью. Задача «элит», включая политические элиты, заключается в том, чтобы «понять и попытаться реализовать этот интерес» (ПРС, с. 350). Политики — это менеджеры на службе у гражданского общества, и внешняя политика страны может быть успешной в длительной перспективе только в том случае, если страна «правильно отстроена внутри».

Однако же, несмотря на то что США, по мнению Злобина, «отстроены внутри» более чем правильно, автор описывает американских политиков как некомпетентных безответственных непрофессионалов. «Как известно, американская внешняя политика строится не по профессиональному принципу» (ВНМ, с. 183); «американцы не вполне ясно представляют себе проблемы, с которыми сталкиваются другие страны» (ВНМ, с. 63); «не стоит забывать, что американцы имеют весьма примитивное представление о Кавказе» (ВНМ, с. 182); «в столицах мира и президентских кабинетах отсутствует понимание того, как и в каком направлении развивается мир» (ВНМ, с. 70); « [сейчас] как никогда важно… научиться мыслить по-государственному — глобально и ответственно… но подобное умение не только очень сложно и болезненно, но и в силу многих причин так и не стало основой мышления большинства из тех, кто в разных странах — в том числе в США и России — называет себя политиками» (ВНМ, с. 303).

Впрочем, автор имеет право на подобный пессимизм, тем более что после известных выступлений Дж. У. Буша (которому, кстати сказать, в рецензируемых работах посвящен не один десяток страниц) трудно уже сомневаться в некомпетентности (если не хуже) отдельных «лидеров свободного мира». Неоспоримо также, что в американской внешней политике далеко не всегда торжествует здравый смысл и что мнение здравомыслящих политиков и чиновников часто игнорируется (например, Злобин рассказывает о Кондолизе Райс, которая «смотрит умными глазами, все понимает, понимает, что нельзя начинать войну с Хусейном, что нет в Ираке оружия массового уничтожения, но сделать уже ничего не может»; ПРС, 87). Равным образом, все чаще возникают сомнения, действительно ли действия американских политиков отражают «национальные интересы» американского «гражданского общества» (Злобин отмечает несколько очевидных фактов, когда не отражают: слишком большие военные расходы, ведение войн, цели которых «гражданскому обществу» непонятны, невнятная социальная политика, ограничение свободы слова и проч.). Однако окончательные выводы автора отдают чрезмерным радикализмом: даже такие серьезные и имеющие далеко идущие последствия акции США, как вторжения в Панаму и Сомали, на Гаити и Балканы, равно как и уже упомянутая война в Ираке, являются, по его мнению, «во многом случайными и субъективными» действиями, и по меньшей мере с момента окончания холодной войны США не имеют никаких стратегических планов (ВНМ, с. 69).

Впрочем, с точки зрения Злобина, российская внешняя политика в этом отношении мало отличается от американской («российская политика — это экспромт, сплошная импровизация»; ПРС, с. 350), причем в некотором смысле она даже хуже, поскольку российское «гражданское общество», в отличие от американского, вообще не в состоянии контролировать свои элиты. Но ведь такова общемировая ситуация: «мировая политика в первую очередь на Западе и в России зашла в интеллектуальный тупик, она балансирует между неудачными и очень неудачными импровизациями… Нельзя верить ни одному политику в Москве, Вашингтоне или Брюсселе, который говорит, что знает интересы своей страны» (ВНМ, с. 287). Причиной такого бедственного положения автор видит глобализацию и «новый глобальный беспорядок», в результате которых «традиционное государство, которое мы знали на протяжении столетий, исчезает на наших глазах» (ВНМ, с. 286). В этой радикально новой ситуации «национальные элиты» перестают понимать чаяния «наций», равно как и суть глобальных процессов, и именно поэтому все их действия ранжируются от «просто неудачных» до «очень неудачных».

Однако здесь геополитика Злобина сталкивается с практически непреодолимым парадоксом. С одной стороны, автор постоянно намекает, что улучшить отношения между Россией и США довольно просто — политикам и представителям элиты обеих стран следует почаще встречаться друг с другом, чтобы лучше друг друга понимать, а еще России надо бы обзавестись «пиарщиками и лоббистами» в Вашингтоне; с другой стороны, выходит так, что толку от этого все равно никакого не будет, потому что элиты и политики (что с одной, что с другой стороны) непредсказуемы и непрофессиональны, действуют спонтанно и ситуативно (причем действуют неудачно) и, кроме того, мало заботятся об интересах «гражданского общества».

Автор в определенной степени осознает этот парадокс. Так, например, он отмечает, что отношения между президентами США и России могут быть хорошими, а «между странами — плохими, вернее, никакими» (ПРС, с. 164). Из этого следует вывод, что «дело не в том, как хорошо президенты относятся друг к другу, а в том, насколько успешно сотрудничают два народа, две элиты, два общества… каково полноценное взаимодействие на уровне гражданского общества, на уровне мелкого и среднего бизнеса, на человеческом уровне» (ПРС, с. 170). Наконец, следует универсальная формула, как бы отменяющая вышеуказанный парадокс: «В конечном счете судьба отношений двух стран зависит не от геополитической нужды друг в друге, ибо это — как мы теперь знаем — преходяще. Не зависит она и от взаимодействий президентов или наличия общего врага: история не раз развенчивала такие надежды. Она зависит от того, насколько американские и российские общества будут в состоянии взять эти отношения в свои руки, развивать и укреплять их вне зависимости от того, кто находится в Кремле и Белом доме, какие формальные договоры существуют между нашими странами» (там же).

Эта формула — сердцевина геополитики Николая Злобина. Все международные отношения выстраиваются (по крайней мере — должны выстраиваться) как отношения между нациями; в идеале — они не более чем отношения между людьми. Так, по мнению автора, немецкое общество прекрасно относится к американскому, и наоборот, а потому разногласия между странами, которые якобы возникли после начала Иракской войны, были на самом деле разногласиями между Бушем и Шредером, и никоим образом не затронули отношения собственно США и Германии. Таким образом, раскрывается еще один глубинный смысл фотосетов, представленных в обеих книгах: они как бы символизируют международные контакты на уровне отдельных личностей, а не государств. Неслучайно фотосет во «Втором новом миропорядке» снабжен следующим предуведомлением: «Мне кажется, что это хорошая модель отношений для всех — политические разногласия не должны ссорить людей, надо принимать чужие точки зрения и в спорах всегда находить компромисс, а то и саму истину». Если посмотреть на ситуацию в данном аспекте, то упомянутые выше пиар-акции и имиджмейкерство становятся способом, посредством которых нации (или гражданские общества) сообщают друг другу о себе ту важную (и позитивную по характеру) информацию, которая по каким‑либо причинам до определенного момента оставалась неизвестной.

Эти идеи Николая Злобина, чем-то напоминающие политические концепции Томаса Пейна и «народную дипломатию» конца XX в., безусловно, симпатичны, но на практике, увы, нереализуемы (по крайней мере, в обозримом будущем). Понятно, что мелкий и средний бизнес России и США не может взаимодействовать — на то он и является мелким и средним, в связи с чем точек пересечения с аналогичными бизнесами за рубежом не имеет. Понятно также, что не могут взаимодействовать и «гражданские общества» двух стран: они еще нигде в мире не развились до такого состояния, чтобы, как мечтал Томас Пейн, сформировать некую внегосударственную (или даже — безгосударственную) международную конфедерацию. Наконец, среднестатистическому американцу Россия вообще глубоко безразлична (да, в общем-то, безразличны и все прочие страны мира, кроме разве что тех, где воюет американская армия). Как абсолютно справедливо пишет сам Злобин, «65 % американцев требуют от президента уделять первоочередное внимание экономическому кризису, проблемам миграции, медицинского страхования, пенсионного обеспечения. Гораздо ниже в списке приоритетов находятся Ирак, Иран, Афганистан, и где-то в конце, самым мелким шрифтом, Россия и Европа» (ВНМ, с. 79).

Таким образом, подводя краткие итоги сказанному выше, следует отметить, что геополитика Николая Злобина носит, если можно так выразиться, наивно-идеалистический характер. Пиар-акции, имидж, отношения между политиками, контакты на личном уровне, «чувства народов друг к другу» — вот, что, по его мнению, определяет (или должно определять) геополитические расклады в современном мире. Приблизительно так представляет себе функционирование механизма «большой политики» среднестатистический обыватель, и неспроста Злобин использует простые и понятные этому обывателю образы типа «еврейской семьи», «шерифа и бармена», «реальной дружбы», «брачных обязательств» и проч. — ведь, как мы помним, «политика часто напоминает обычную жизнь».

В этой наивно-идеалистической геополитике совершенно нет места политэкономии. Зато здесь много «экономики», о которой, правда, известно только то, что она уже стала глобальной и сводится при этом к «инвестициям» и торговле энергоресурсами. Злобин еще готов признать, что у государств могут иметься какие-то экономические интересы (хотя все они опять-таки сводятся к нефти и энергоресурсам), но вот интересы крупного капитала не упоминаются вовсе. Это весьма странно для апологета капиталистической системы: автор мог бы, хотя бы на теоретическом уровне, поставить вопрос о роли крупного капитала в формировании внешней политики крупнейших капиталистических стран (тогда, возможно, агрессия США против Ирака или Панамы не выглядела бы «случайным и субъективным» действием). Злобин много пишет о глобализации, но вот важнейшие политэкономические ее аспекты (перенос промышленного производства в страны третьего мира, трудовая миграция, разделение труда во всемирном масштабе, свободное движение спекулятивного капитала, деятельность МВФ и Всемирного банка и проч.) либо вообще не затрагиваются, либо упоминаются вскользь. Неудивительно, что сама глобализация и порожденный ею (по мнению Злобина) экономический кризис оказываются при таковых обстоятельствах какой-то вещью в себе, непонятным стихийным процессом, причины возникновения которого, равно как и способы противодействия которому остаются неизвестными.

Однако кое в чем Злобин все-таки уверен: «Мы вступаем в длительный период постепенного исчезновения национальных экономик, все большего растворения их в глобальных процессах, десуверенизации экономик отдельных стран вкупе с десуверенизацией их национальных, финансовых, информационных, культурных и других областей… Десуверенизация национальных экономик неизбежно требует ослабления национальной независимости отдельных стран, их политической десуверенизации» (ВНМ, с. 300).

Сама эта ситуация, которую Злобин рассматривает как начало становления Второго нового миропорядка, ему не слишком импонирует, поскольку, по его мнению, наиболее предпочтительным является недолго просуществовавший однополярный мир во главе с США, которые «пусть несправедливо, рубя головы, но „разруливают“ все проблемы» (ВНМ, с. 288). Тем не менее, будучи следствием глобализации, она неизбежна. Государства, в том числе и США, должны пожертвовать своим экономическим (и даже политическим) суверенитетом с целью скорейшего выхода из экономического кризиса. Собственно, кризис продолжается потому, что национальные правительства в силу своей, как мы помним, неэффективности и ограниченности, не собираются этого делать. «Политические факторы прямо мешают экономике выходить из кризиса. Так естественное стремление национальных элит сохранить старый мир, свою демонстративную независимость и полный суверенитет своих стран вступает в непримиримое противоречие с необходимостью денационализации экономик» (ВНМ, с. 300).

Здесь Николай Злобин переходит от теоретической геополитики к практическим советам о том, как, по его мнению, должна в сложившейся ситуации действовать Россия. Советы эти почему-то оказываются до боли знакомыми. Во-первых, следует отказаться от идеи, что «разные национальные корпорации и программы, отрасли экономик и так называемые системообразующие предприятия способны пережить кризис с помощью государственных денег», потому что «после кризиса страна с такой экономикой окажется неконкурентоспособной в новом мировом экономическом устройстве» (ВНМ, с. 301 – 302). Автор, правда, не указывает, что, собственно, делать с народным хозяйством, если все перечисленное погибнет без государственной поддержки. Но, вероятно, предполагается, что свободный рынок что-нибудь придумает.

Во-вторых, государство надо вообще удалить из экономики — решительно и бесповоротно. «В общественном сознании глубоко укоренилась идея возврата государства в экономику. Мне кажется, это очень опасно для России» (ВНМ, 311). Здесь автор ссылается на авторитет Рейгана, который говорил, что не следует ожидать, что правительство решит наши проблемы, поскольку правительство и есть наша проблема. На возможные возражения, что западные государства не только не уходят из экономики, но, наоборот, все активнее в ней участвуют, Злобин отвечает, что а) они тоже неправы (см. выше); и б) им это можно (поскольку на Западе государство еще в 80‑е гг. полностью отказалось от контроля за экономикой, так что нынешний возврат погоды не делает), а России нельзя ни в коем случае.

Мне не хотелось бы подробно говорить о том, что на самом деле западные государства никогда не уходили из экономики (поскольку приватизация и отказ от поддержки национальной экономики — это совершенно разные вещи), равно как и о том, что практически все западные страны еще задолго до нынешнего кризиса защищали протекционистскими мерами, например, свое сельское хозяйство, вопреки всем принципам «свободной торговли». Это все банальные и хорошо известные истины. Замечу только, что никаких конкретных идей относительно того, что, собственно, делать с российской экономикой после устранения из нее государства, опять-таки не предлагается. Хотя, конечно, Злобин не забывает упомянуть об «инвестициях». «Деньги, — сообщает нам автор, — это самые трусливые и одновременно самые смелые бойцы. Будет пахнуть прибылью, они сразу же прибегут в Россию» (ВНМ, с. 290). Однако почему они должны побежать в Россию после уничтожения национальной промышленности и самоустранения государства из сферы экономики — совершенно неясно. Единственной причиной может быть разве что масштабная распродажа тех самых «системообразующих предприятий», которые, по мнению Злобина, не достойны господдержки, и понижение стоимости рабочей силы до уровня Индонезии и Таиланда и даже ниже.

Таким образом, вся геополитика Николая Злобина странным образом превращается в набивший уже оскомину экономический либерализм. И, вероятно, в этом и заключается главный вывод, который может сделать читатель. Если автор «демократической ориентации» начинает рассуждать о геополитике, глобализации, роли России в мире и т. д., то он, рано или поздно, все равно седлает любимую тему: «неэффективное государство», «невидимая рука рынка», «эффективный частный собственник», «зарубежные инвестиции» и проч. К сожалению, выйти за пределы этой либеральной парадигмы или подвергнуть ее критическому анализу решаются лишь очень немногие из таких авторов, хотя значительная часть процессов, происходящих в современном мире не находят объяснения в ее рамках (и не может его найти).

       
Print version Распечатать