Затратный пшик - 2

Часть 2. Начало здесь.

Описанная ситуация и порождает коррупцию, о которой так беспокоятся российские власти. Но коррупция не является посторонним вирусом, от которого сложившуюся систему можно вылечить, сохранив ее саму в целости. Коррупция – это неотъемлемая, генетическая черта складывающейся сегодня у нас системы функционирования социальной сферы. Родовая печать. И питается коррупция из трех источников. Во-первых, та самая потребность в сертификатах об образовании вместо потребности в самом образовании побуждает эти самые сертификаты покупать, минуя утомительный этап обучения. Слепо веря в рынок, его адепты не поняли, что рынок «видит» далеко не все потребности, а только те, удовлетворение которых может быть оплачено. Если знания все больше становятся не нужны, платить за них будут все меньше. Но квалификационные требования при приеме на работу остаются и даже ужесточаются, и дипломы остаются в цене. Так что здесь мы видим не коррупцию, а, скорее, торжество рыночных отношений, правда, принявшее несколько противозаконную форму. Но когда рынок на пути к прибыли смущал закон?

Второй источник – неопределенность, размытость критериев при финансировании отдельных проектов и структур. При устойчивом спросе на реальные результаты научных исследований такими критериями могла бы стать научная ценность самих результатов. Поскольку такого спроса нет, наиболее убедительным фактором отбора может стать «откат». Устойчивость и распространенность коррупционных схем поддерживается еще и необходимостью для научных и исследовательских учреждений демонстрировать размеры привлеченных на исследования средств в качестве показателя своей деятельности (и, следовательно, в качестве условия дальнейшего государственного финансирования). Успешность таких схем определяется тем, что «оценкой» исследовательских проектов и их результатов занимаются те же, кто и принимает решения о выделении средств. Какого-либо другого субъекта, заинтересованного в результате подобных «исследований» и способного контролировать эффективность использования средств, нет, да и не предполагается.

И, наконец, третий источник коррупции – своеобразное новое издание российской традиции поддерживать силами общины доктора, священника и учителя. Неоправданно низкий уровень заработной платы в образовании и здравоохранении при высоком спросе населения на услуги этих сфер приводят к тому, что люди доплачивают «из рук в руки» врачам и – по необходимости – учителям и преподавателям – упрощая себе доступ к их услугам и стимулируя эффективность их оказания. Согласие доплачивать таким образом за образование и лечение является вынужденным и не означает согласия населения на полную платность образования и медицины. Доплата осуществляется за особое отношение, за спешность или дополнительное качество, она оставляет иллюзию добровольности, когда самое необходимое вы все-таки можете получить бесплатно. Так что этот вид коррупции – доплата за услуги – следствие недооценки труда в здравоохранении и образовании со стороны государства, а не показатель согласия населения платить за все, что предлагают эти сферы.

То, что коррупция естественным и неразделимым образом связана с принципами функционирования социальной сферы, закладываемыми нынешними реформами, не делает ее оправданной и безобидной. И самое тяжелое и долговременное ее последствие – эрозия трудовой и профессиональной мотивации, деградация личности работников в областях, где ответственность и порядочность являются необходимыми элементами профессионализма. Включение в разнообразные «серые» схемы вкупе с необходимостью выдавать на гора отчеты о деятельности, которая часто не может быть аутентична своей сущности по объективным причинам, наносят урон трудовому потенциалу в российской науке, образовании и медицине. Можно сказать, что этот урон сопоставим с тем, который могло бы нанести последовательное и системное физическое уничтожение образованных людей.

И теперь – третья причина, по которой результаты осуществляемой сегодня социальные реформы могут быть только такими, какие они и есть. В основу реализуемой сегодня в России концепции развития социальной сферы положено абсолютно неверное представление о ней как о нагрузке на экономику. И такое же неверное стремление выжать из нее некие измеримые результаты, признанные рынком. Забавно, что в советской экономической науке социальную сферу именовали непроизводственной и отказывали ей в каком-либо производительном результате. При этом, однако, в управлении ею прослеживалось понимание подлинного значения этой сферы для производства общества. В российской науке непроизводственную сферу переименовали в социальную, на словах признали ее значение, полностью проигнорировав на деле это самое значение при выработке принципов управления.

Потребление услуг социальной сферы является в то же время производством человека и общества в целом. От качества этих услуг, их содержания зависит качество общества. Уровень образования, культуры, социального благополучия и здоровья индивида не является исключительно его личностной характеристикой. Этот уровень определяет структуру и содержание мотивации поведения людей, систему социальных ценностей и идеалов и, следовательно, социальные типы и модели поведения, доминирующие в обществе. Вложение в социальную сферу, таким образом, есть вложение в действительное развитие общества, понимаемое как развитие человеческих способностей и удовлетворение подлинно человеческих потребностей – в творчестве, созидании, реализации принципов справедливости. Рынок таких потребностей по определению увидеть не может, поскольку такие потребности не могут принять вид платежеспособного спроса или стать предметом частнособственнических интересов.

Кроме того, подлинная культура и наука, настоящее образование всегда должны производить больше, чем требует от них уже осознанная общественная потребность, тем более, выраженная в платежеспособном спросе. Без этой стратегической составляющей, без творческого поиска эти сферы обречены на суженное воспроизводство. Если всерьез говорить о сохранении культурного наследия, обеспечения равного доступа к культурным благам, развитии науки, образования и культурного потенциала нации, то нужно признать, что формировать все это можно только на основе единой концепции, к которой адаптация к рынку никакого отношения не имеет.

Есть еще одно свойство у социальной сферы, ограничивающее рыночные принципы управления ею, или вовсе препятствующее применению этих принципов. Это сетевой характер функционирования систем образования, культуры, науки. Общая эффективность (понимаемая как общественно значимый результат, как качество воспроизводства и развития общества и людей) социальной сферы зависит от того, как функционирует каждый, даже не слишком значимый с точки зрения результативности ее элемент. Рыночные реформы обрушиваются, как могут, на малокомплектные школы, небольшие художественные коллективы, провинциальные вузы. Свое стремление слить, объединить, укрупнить все, что можно, реформаторы объясняют желанием «повысить эффективность». На самом деле все эти «непроизводительные элементы» для идеологов рыночного процветания – наглядные материальные свидетельства «бесполезности и непроизводительности» социальных расходов.

Между тем создавать, сохранять и развивать науку, культуру, образование, здравоохранение и систему социальной защиты можно, только поддерживая каждый элемент в этих системах, независимо от его коммерческой отдачи. Поддерживать сельскую школу, музыкальную студию и библиотеку в маленьком городе, провинциальный театр, региональные университеты. Но поддерживать реально, исходя из потребностей общества (не рынка, а именно общества, то есть людей) и с учетом логики развития этих сфер.

Сконструированные изначально по губительной для социальной сферы логике, упорно осуществляемые российским правительством реформы достигают успеха там, где подрывают основы функционирования образования, здравоохранения, науки, культуры, социальной защиты. Там, где логика созидания оказывается сильнее или просто дольше держится благодаря упрямству и «инерционности мышления» отдельных немодернизированных граждан, реформы терпят неудачу. Увы, временную, поскольку состояние социальной сферы и тенденции ее развития все больше свидетельствуют об успехе реформ.

А финансирование растет и, наверное, будет расти. Вопрос – финансирование чего? Ведь и людоед, согласитесь, готов откармливать людей, если видит в них будущий обед. Правда, диета, предлагаемая людоедом вряд ли обеспечит откармливаемых здоровым питанием, гарантирующим хорошую форму и долголетие. Но у людоеда и цели такой нет. Да и быть не может.

       
Print version Распечатать