Задача - воссоздать государство

От редакции. Страх и ненависть масс к «элитам» повсюду окрасили повестку дня. И прежде не было любимых массами нобилей. Но сегодня заметен отказ обществ признавать политику, диктуемую «в их же интересах». Повестка истеблишмента отвергается как фальшивка, а стабильные режимы шатаются. Особенно драматично второе "восстание масс" протекает на Ближнем Востоке. В России антиэлитные настроения и антиэлитная риторика рождает все новых и новых кумиров масс, самым ярким из которых стал популярный блоггер и политик Алексей Навальный. О феномене политической ненависти к элитам в современном мире рассуждает политолог Алексей Кузьмин.

* * *

Раскол общества и элиты в России сформировался в середине1990-х, а вначале 2000-х стал непреодолимым. В обществах ближневосточных и среднеазиатских этот раскол формировался примерно тогда же. Причины универсальны. Экономический либерализм в его сформировавшейся после 1970-х годов форме, которая в 1990-е оказалась распространена равномерно повсюду, означает следующее: элита и государство сбрасывают с себя функцию «служения обществу» – понятно, что это всегда некоторая мимикрия под служение обществу, но мимикрия эта имеет место долгое время. Здесь мимикрия исчезает, и государство начинает заботиться об экономической эффективности, иногда гордо называя это конкурентоспособностью. При этом, по сути дела, совершенно преднамеренно и последовательно разрушаются социальные сети безопасности и сети социальной поддержки. Это происходит не только в Средней Азии, но и в Западной Европе, и в Соединенных Штатах. Никакого среднего класса уже давно не осталось, сегодня это миф. Есть лишь одна пятая населения, благосостояние которой резко нарастает, а у всех остальных – умеренно или неумеренно убывает.

Элита повсюду приватизирует государство, то есть интересы государства начинают строго совпадать с интересами элиты, и перестают быть хоть в какой-то мере интересами всего остального населения – того, что могло бы быть обществом. Получается довольно понятная ситуация: на одной территории существует само по себе государство вместе с элитами и само по себе то, что могло бы быть обществом, причем никакой нормальной коммуникации между ними нет. Резко тормозится вертикальная мобильность. И социальный лифт начинает возить только вниз.

Есть ли в такой ситуации место ненависти? До тех пор, пока у элиты наличествует некоторый избыток кажущегося благосостояния от надутых экономических пузырей, частью этого благосостояния покупается негативная лояльность. Возникает очень странный социальный контракт: элита, конечно, не исполняете основных социальных обязательств, но массы к этому, в общем, относятся очень спокойно. Потому что каждый сам за себя, один бог за всех. Однако в середине 2008 года стало очевидно, что исполнять даже те минимальные обязательства, которые оставались у элиты, становится невозможным. Но надо начинать делиться. Нужна не социальная ответственность бизнеса так, как она прописана сегодня, нужно хотя бы рабочее законодательство бисмаркского типа.

Роль посредника в коммуникации вместо традиционных институтов играет телевизор. Он формирует в одностороннем порядке ту картинку, которая нужна элите. Но люди видят совсем не то, что показывают в телевизоре. Значение интернета как площадки для коммуникации не нужно переоценивать. Имеет место некое глубинное заблуждение по поводу того, что так называемые social network в интернете являются хоть в какой-то мере заменой настоящим сетям. Настоящие социальные сети опираются на высокий уровень доверия. По понятным причинам в интернете этого доверия, как и общего дела, нет. И как телевизор – субститут коммуникации власти и народа, интернет – замечательный субститут коммуникации между разными кусками общества.

Сети создаются независимо от интернета. Принципиально важно то, что основой коммуникационной сети здесь являются те люди, между которыми существуют не интернетные связи. Если у вас есть реальная социальная сеть, вы ее можете постоянно поддерживать в активном режиме при помощи разнообразных служб. Если у вас реального глубокого взаимодействия нет, то интернет сам по себе здесь помогает чрезвычайно мало. И когда через интернет объединяются, например, добровольцы – всякий раз существует вполне внятное ядро этой самой сеточки, которое коммуницирует между собой, и которое обладает достаточно распространенными живыми социальными связями.

Так вот, в некоторый момент из-за схемы «каждый сам за себя, один бог за всех» общество «рассыпалось». Оно атомизировалось, и лучше всего, наверное, про это написано у Баумана в «Текучей современности». После того как оно атомизировалось, стало понятно, что никакой солидарности ни в какой форме и ни по какому поводу, кроме как в микросетях типа семьи, нет. Происходит инкапсуляция. Дальше, когда выясняется, что надо выживать, возникает активная потребность в солидарности. Сначала она всегда реализуется там, где легко достигнуть доверия. Если мы вспомним историю профсоюзов, они всегда возникают как неполитические органы, а потом довольно быстро приобретают политическое значение. И это совершенно нормально. Точно так сегодня какие-нибудь «синие ведерки» быстро приобретают политическое значение.

Поскольку полностью делегитимизированы все элиты, так называемая политическая оппозиция находится ровно в том же положении, что и власть: она числится по тому же ведомству «государства», которое вместе с элитой находится в другом пространстве, то есть территориально-то совпадает, а социально находится в разных пространствах. И это одна из очень острых проблем, как это было на рубеже 1990-х годов, когда так называемая оппозиция оказалась абсолютно ни к чему не пригодна, потому что она или не имела социальной поддержки, или, если ее имела, то не имела соответствующих социальных и профессиональных навыков. Ни государство, ни люди не имеют таких навыков, оппозиция также ими не обладает.

Мы сегодня оказываемся в состоянии не то продолжающегося распада государственности, не то на раннем этапе социо- и этатогенеза. Мы заново создаем общество и государство. Причем это происходит и во Франции, и в Италии, и в Соединенных Штатах – отсюда все это безумие «Чаепитий». Там, где распалась социальная среда, ее воссоздают заново, и пытаются воссоздать отношения этой социальной среды с государством, вернув государству те функции, которые ему были навязаны. Основная функция государства – это монополия на насилие. А сегодня на территории любого государства разные формы насилия, особенно структурное насилие, осуществляют все, кому не лень. Государство же на это смотрит и делает вид, что ничего не происходит…

       
Print version Распечатать