У президента Путина есть яхта. Она ходит под флагом Каймановых островов. Ее стоимость - многие десятки миллионов долларов. Ее Путину заказал и построил Абрамович - еще тогда, когда Путин только становился президентом. Только попробуйте не поверить.

У вас есть яхта?

Целью деятельности нашей власти является ситуация, при которой каждый человек имеет возможность обладать собственной яхтой. Многие десятилетия, начиная где-то с XXIV съезда КПСС, нет у партии и правительства другой задачи. Послание президента от 2004 года чуть ли не буквально цитирует решения этого Съезда, состоявшегося в 1971 году. Там, если кто помнит, миссия власти была обозначена так: "постоянное удовлетворение всевозрастающих потребностей трудящихся" - и с тех пор все режимы, сколько их ни было, существовали в контексте, описываемом этой фразой.

Успешность или неуспешность любого последующего режима измерялась именно по данной шкале: хорошо ли удовлетворяются их, трудящихся, потребности. Все остальные задачи отошли на второй план. Сначала поняли, что удовлетворять потребности трудящихся мешают огромные расходы на советский ВПК - и объявили мир во всем мире. Потом поняли, что мешает партия - и распустили ее. Потом поняли, что мешает бюрократия - и отменили ее вместе с режимом. Потом поняли, что мешают внешние и внутренние колонии (начиная от борцов за мир в Анголе и кончая киргизами в Оше и таджиками в Душанбе) - отменили и их, вместе с Советским Союзом.

После этого настал апогей удовлетворения потребностей - приватизация. Получение ваучера было своего рода тотемистским ритуалом - каждый получил сочащийся кровью кусочек только что убитого и расчлененного государства, с написанной на нем цифрой с четырьмя нулями. Съели папу быстро и оперативно, совсем по Фрейду - но счастья не наступило, а вместо него пришел тот самый фрейдистский комплекс вины, который якобы и создает культуру.

Но новой культуры не получилось - получился ремикс старой. Долго гадали, на кого больше похож Путин - на раннего Брежнева или на позднего Брежнева. На самом же деле положение между этими двумя крайними точками определяется одним-единственным параметром: борется ли еще власть за удовлетворение потребностей трудящихся, или же она, удовлетворив собственные, вообще заплыла жиром и ничего не делает.

Просто когда начинаешь бороться за удовлетворение потребностей, рано или поздно возникает вопрос дележки. А сколько едят начальники? Тот же хлеб, что и мы, или еще и масло на него намазывают? Ах, даже и икру сверху кладут? Ну, знаете... ...И вот уже юродивые камлают на папертях, возмущенное общество бегает в поисках прожектора перестройки, почуявшие жареное начальники громогласно объявляют очередную войну с бюрократизмом, а шустрые фарцовщики сметают с полок дефицит - в ожидании момента, "когда оно все гавкнется".

Но катастрофный сценарий немедленно рушится, стоит только представить себе, что забота о благосостоянии трудящихся - это, прямо скажем, не единственная и даже не главная задача власти. Что вообще-то у нее есть своя собственная прагматика и целерациональность, отличная от "блага народного". И что задачу из категории "чтобы все жили хорошо" нельзя решить, объявив ее целью власти - для ее решения у власти должны быть свои, другие цели.

Власть не самоценна. Она - проект, существующий по поводу общих ценностей и внутренне организованный вокруг них. Тоталистские режимы с их строгой регламентацией потребления на всех уровнях социальной лестницы весьма наглядно иллюстрируют этот тезис: начальник любого уровня, вплоть до "Великого Вождя", имеет не столько, сколько он "заработал" или "наворовал", а столько сколько ему положено иметь, исходя из гармонической логики композиции социума как целого. Любое отступление от этого канона (как в ту, так и в другую сторону) толкуется не просто как эгоизм, но как посягательство на целостность системы - и потому карается не только формальными механизмами закона, но и куда более жесткими на самом деле механизмами культуры.

Открытие новейшего времени состоит в том, что эта логика, оказывается, свойственна не только сталинскому СССР или чучхеистской Корее. В точности так же она работает на современном Западе - спасибо постмодернистам, открывшим и описавшим ритуальные механизмы потребительства. "Система вещей" с жесткими иерархиями статусов, оказывается, форматирует социальное пространство ничуть не хуже, чем нормативная система номенклатуры.

Босс обязан иметь машину представительского класса, начальникам отделов предписан бизнес-класс, сотрудники должны довольствоваться "гольф-классом", а секретарша босса, даже если он отдает ей ползарплаты в виде алиментов, имеет право в лучшем случае на какую-нибудь "микру". Таким образом, вещи, которые тебя окружают, отражают не столько твое материальное благосостояние, сколько твой социальный статус - и это, по сути, есть та же самая система привилегий, по поводу которой некогда Гдлян и Иванов собирали митинги в Лужниках. Ее единственное преимущество перед советской состоит в том, что описана она не в виде инструкций для отделов АХО, а в виде подписей к рекламным картинкам в глянцевых журналах.

То же самое касается высшей аристократии. Средний бизнесмен, хозяин трех заводов, может продать один из них и на полученные деньги купить "майбах". Но он никогда этого не сделает, ибо иметь "майбах" оправданно только в том случае, если у тебя есть "замок", к которому он будет подъезжать, швейцар в ливрее, который будет открывать тебе дверь, и круг друзей, владеющих автомобилями аналогичной марки. И, наконец, есть элементарное умение в этом самом "майбахе" сидеть, держа осанку. Если же всего этого нет, то наличие "майбаха" будет восприниматься лишь как глупый выпендреж зарвавшегося нувориша.

Собственно, никак иначе нельзя рассматривать феномен "Челси".

Наличие внутреннего социального порядка в отношениях с собственностью есть то, что позволяет иметь некоторое ограниченное число "майбахов" и не иметь по их поводу социального взрыва. Общество само сознательно делегирует отдельным категориям людей право на "престижное потребление", в обмен на особую социальную миссию - олицетворять нацию, быть ее "лучшими людьми".

Иначе говоря, чтобы каждый имел "гольф", нужно, чтобы были такие, кто имеет "майбах".

Что делает власть? Власть в первую очередь создает и хранит идеальные образцы, своего рода публичные эталоны культуры. Ориентируясь на них, человек все делает сам - социализуется, растет и увеличивает свое благосостояние. Сам удовлетворяет свои потребности в меру сил, и сам же их создает. В этом последнем его принципиальное отличие от неудовлетворенных кадавров профессора Выбегалло, коими предстают трудящиеся с точки зрения решений XXIV съезда.

То есть первичны не потребности как таковые, а культурные образцы, которые каждый человек впоследствии преобразует в потребности. Такими живыми образцами и являются в "правильной" ситуации владельцы "майбахов" (ср. обладатели персональных "Волг" в советское время).

При чем тут откровения Березовского "Новой газете" про "яхту Путина"?

Здесь работает тот же самый фрейдистский комплекс вины - плюс некритичная рецепция перестроечного опыта. Этим людям - Березовскому, в частности - кажется, что требование социальной справедливости, понимаемое как требование равенства благ, и есть главный мотор всех революций и перестроек. И, значит, если как-то и можно расшатать путинский колосс, то посредством римейка шлягеров двадцатилетней давности "Прожектор перестройки" и "дело Гдляна-Иванова". У них, мол, куры не клюют, а нам на водку не хватает - долой преступный режим! И тогда, будто бы, все получится.

На самом же деле если власть воспринимается как истинная, как власть по праву, ей простят любую роскошь, любые дворцы и золотые унитазы. И не просто простят, а будут гордиться, как своим собственным достоянием - даже если сами не имеют ничего. Вопрос же о том, "по какому праву" начальник намазывает икру, возникает тогда и только тогда, когда эту свою функцию - хранителя и зодчего социального целого - власть выполнять перестает. Например, когда она принимается "удовлетворять потребности трудящихся" - неважно даже, с себя она начнет или с кого-то другого.

В этом смысле яхта у Путина может быть, а может и не быть - это уже никого волновать не будет. Провозглашая удовлетворение потребностей как магистральный вектор развития, власть должна быть готова к малоприглядному дележу - а равно и к тому, что сама она всегда будет первой подозреваться в излишестве - причём "держи вора" будут кричать самые отпетые жулики. Как только теряется образ блага общего, заменяясь идеей блага личного - в государстве появляется пространство для революции. Ибо единственное основание собственного существования власти состоит в том, что есть что-то, что нельзя распилить на кусочки и растащить по домам - собственно res publica.

А потому единственный способ остановить "перманентную перестройку" состоит в том, чтобы пересмотреть, наконец, решения XXIV съезда КПСС. И вменить власти какие-то другие цели и смыслы существования, нежели обеспечение каждого трудящегося отдельной яхтой к концу следующей пятилетки (i.e. "удвоения ВВП" к 2010 году). В каком-то смысле это вопрос нашего выживания. В том числе, как ни странно, и экономического.