Сегодняшняя серия терактов в британской столице в очередной раз заставляет мысль обратиться к тому, от чего она, как правило, всеми силами отворачивается. Состояние ужаса, в которое призваны ввергнуть неожиданные взрывы в центре мировых столиц, приводящие к массовым жертвам среди мирных горожан, знаменует собой, если верить Хайдеггеру, событие встречи с Ничто.

Мысль, умозрение, будучи по сути началом упорядочивающим или тем, благодаря чему мы "видим" определенное, позитивное, т.е. сущее, должна, казалось бы, служить противоположностью ужаса, в котором парадоксальным образом дает себя "увидеть" не-сущее как таковое. Иными словами, ужас должен вроде бы исчезать от самого присутствия мысли. Как совсем недавно писал Д.Кралечкин, "время террора само страшится только одного - символической разметки, вписывания себя в ту или иную "повестку", составления "расписания" работы с террором".

Нельзя не признать, что мысль была бы рада согласиться с тезисом о том, что достаточно лишь заключить источник ужаса в рамку простых и ясных категорий, составить его карту и расписание, как ужас исчезнет. Но события, подобные сегодняшним, вынуждают признать, что ужас и мысль могут соседствовать друг с другом, присутствовать одновременно, в одном опыте.

Ведь что может быть проще и, не сочтите за кощунство, понятнее, чем требования, которые выдвигают террористы, обосновывая таким образом свои действия? Но разве исчезает ни с чем не сравнимое щемящее чувство ужаса в тот момент, когда мы понимаем мотивировку очередного акта насилия? С другой стороны, шок, вызываемый сообщениями о смерти и разрушениях, очевидно не мешает немедленно начать выстраивать сложные рациональные конструкции, просчитывая близкие и отдаленные политические последствия нового взрыва или захвата заложников.

Выходит, что мысль и ужас - не противоположности? Не думаю, что из положительного ответа на данный вопрос с необходимостью следует соображение, согласно которому следует решать проблему террора путем переговоров с Аль-Каидой. Этот выход есть не что иное, как порождение самой же рациональности, продолжающей надеяться на разрешение конфликта исключительно своими собственными средствами. Это следствие все той же ошибки, когда разум, будучи по сути своей утверждающим, полагает себя способным подвергнуть отрицанию, уничтожить что-либо. В этом случае лишь ужас подсказывает нам, что начало переговоров не гарантирует прекращения террора и тем самым помогает избежать ошибки.

Итак, мысль и ужас соприсутсвуют, подобно тому как соседствуют друг с другом Сущее и Ничто, взаимно друг друга ограничивая. Не секрет, что соседство не обязательно должно быть мирным. Но война между мыслью и ужасом не есть война на уничтожение одной из воюющих сторон; уничтожение здесь, по-видимому, может быть только взаимным. Эта война скорее напоминает дуэль, в которой проиграет тот, кто первым опустит глаза и отвернется от соперника. Надеюсь, что этим кем-то будет не разум.