От редакции: В издательстве «Европа»вышла в свет книга "1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером". Книга включает разговоры Глеба Павловского с Михаилом Гефтером 1993 года. Мы публикуем фрагмент из этой книги.

* * *

_______________________

024. «Президентский режим правления». Власть развивается по законам дурной содержательности ♦ Шульгин и куратор. Уни­кальные типы подлости. Специфика момента — «произвол закона» ♦ Импульс российской политики «власть как собственность» ♦ Вер­ховный Совет — «победители-мертвецы»; нужна третья сила. Со­хранять положение нельзя.

_______________________

Михаил Гефтер: У меня есть даже внутреннее желание за­ступиться. Такой открытый хамеж идет. Открытый хамеж Ель­цина.

Глеб Павловский: Опереточный характер решения, к которому он себя сам и его подталкивают. Вроде не страшно, ну что такое «президент­ский режим правления» в наших условиях? Это пустое место. Пока...

— Понимаешь, эти двое — действующие лица страны. Опять заговорили о каком-то компромиссе, которого оба не хотят. И это взбесило всех. Господствующая на съезде оппозиция ста­ла валить и Ельцина, и Хасбулатова. Я сегодня вспомнил ста­рика Гегеля: власть сформировалась и развивается по законам дурной содержательности. От бредовости абсурдики к дурной содержательности по внутренним правилам.

А Ельцин ходит по Москве и говорит, что съезду не подчи­нится. Зовет на подмогу рабочих, а те не с ним. Масса деталей в лицах. Спектакль, женские выступления, вопли, крики «Уби­райтесь на остров Святой Елены — Наполеон уже мертв!» и т. д.

— Что нового ты узнаешь из этого о жизни, о людях?

— Я пришел к выводу, что разлом будет сильный. Нет, рефе­рендум теперь просто неизбежен. А?

— Он неизбежен, но столь же бессмыслен. Референдум дает мандат Ельцину на следующие неправые действия, больше ничего.

— Зато укрепит его общее положение. А Хасбулатов опасно посчитал себя успешным, перейдя от страха отставки к эйфо­рии возвращения в кресло. Сегодня уже вызвал на ковер всех, кого посчитал ответственными. И съезд снова действует как автомат .

...Шульгин [1] в старости стал плохо писать, не интересный стиль. Читаю, и нет доверия к написанному.

— Не забывай, что он каждый написанный лист сперва отдавал своему куратору. Это Владимиров, сукин сын из КГБ, который как «друг Шуль­гина» теперь пишет о нем мемуары. Последний друг покойного — его последний надзиратель, вот волшебно!

— Интересно, ведь подлость есть всюду в мире... Но наша власть выпестовала какие-то неслыханные виды подлости и подлецов.

— И те никуда не исчезли.

— Не исчезли. Вся подлая обойма, истерящая, что «надвигает­ся власть коммунистических Советов».

— С примерами из зарубежного опыта. Усилиями истериков- демокра­тов жупел «угрозы парламентаризма» утвердился в массовом сознании без реального парламента. Об опасностях гиперпрезидентства не го­ворят, а об опасности «парламентской говорильни» уши прожужжали. Война либералов с парламентаризмом за год дискредитировала его сильнее, чем большевистская пропаганда за все семьдесят лет!

— Специфика нынешнего состояния — это произвол и диктат закона. Так называемого «закона» — все творят указы, законы, распоряжения. Костиков [2] меня мрачно предупреждает: ждите новых указов президента. А я думаю: о чем это? Они там сдуре­ли, что ли? Неужели его никто не остановит?

...В политику прорвалось то, что ни у кого нет программы и импульса к чему-то иному, кроме власти в собственность. Обмен власти на собственность при данных условиях — се­рьезнейшая вещь. Раньше ее обменивали по мелочам при рас­пределении, номенклатурной коррупции, а сейчас напрямую: власть — в частную собственность! Урви власти быстро и на­прямую, и ты уже частный собственник. Вот платформа новой России. Первейшая из опор.

— Люди Верховного Совета властью как собственностью не обладают. Власть как собственность раздает Президент.

— Да, но, утратив депутатское кресло, они утратят и шанс ее обрести, когда все вокруг успешно приобретают. Депутаты за­валили такое невинное предложение, как Совет Федерации. Они рефлекторно заваливают любой пункт, который даже в их противостоянии Ельцину неважен. Всюду, где им померещится отнятие чего-то у них. Эта ситуация у обеих сторон, но Кремль действует солидарнее. Тут, как я тебе уже говорил, формирует­ся своя гадкая содержательность, которую обойти нельзя — ее надо пройти. Хотя она рискованна.

— Я не очень понимаю, о чем ты.

— Псевдонарушения Конституции, которую не нарушить нельзя. Нарушение этой перелатанной брежневской Кон­ституции — элементарное условие действий. Все стороны действуют лишь с помощью своего особого способа нарушать Конституцию и закон. Так вот стянулось все в один узел — референдум и досрочные выборы. Это рискованно, но через это надо пройти. Результат не в пользу народных депутатов даст возможность упразднения съезда с переходом к другой системе.

— Но референдум и станет триумфом концепции «власть как собствен­ность», потому что решит вопрос, кто хозяин в Кремле! Родной, что здесь хорошего? Когда все идет под песенку «Долой Верховный Совет, вся власть Президенту» как победа исполнительной власти над пред­ставительной. Даже самый скверный парламент лучше самого раззамечательного диктатора!

— В конце концов, все чем-то связаны. Верховный Совет свя­зан, с одной стороны, Президентом, с другой стороны — Съез­дом, с третьей стороны — Хасбулатовым, с четвертой сторо­ны — расколом, где есть никчемная демократическая часть... Нужно, чтобы нарыв вскрылся. Надеюсь, без большой крови. Так дальше нельзя.

— У меня опять чувство, как в юности, — неужели я сумасшедший, а все вокруг правы, крича «Слава КПСС!». Единственная аргументация демо­кратического лагеря — ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать. Разнузданная демагогия, идентичная тому, что всегда говорили враги народного представительства в этой стране.

— Глеб, внимательнее смотри за процессами, которые идут. Те, кто объявил себя «демократическим лагерем», вроде кра­савчика Собчака, — одно. А спорадически возникающие на ме­стах новые органы, не являясь коррумпированными советами, представляют фермент самоорганизации. В том числе для фор­мирования партий. В том числе как основа для избиратель­ных кампаний. Рискованнее, чем нынешняя ситуация, быть не может. Она психологически невыносима, ее никто не может вынести. Кроме Хасбулатова, у которого завидная генетическая выдержка.

— Но ведь вопрос решается одной стороной без второй. Никакого двоевластия нет. Никакого риска, что парламент приобретет диктатор­ские полномочия, нет. А есть беспроигрышная игра по концентрации власти в Кремле, в одной точке. Для регионов ничего опаснее Кремля нет и не может быть!

— Но ведь и регионы против Съезда. Потому что Съезд про­тив регионов. Не забудь, какие страсти вышли наружу на этом съезде. Возможность всех обвинять в агентстве у Запада и т. д. Это уже не какие-то статьи в газетах. Это легализованная фор­мула обвинения, уголовной квалификации политики и полити­ков. Это рвота сталинщиной!

— Проще скажи — это итог невозможности обсудить в прессе реаль­ную сторону дела. Потому что влияние Запада реально и очевидно.

— Да. Но это результат отсутствия ясности в вопросе о но­вом мировом статусе. Я о том, какая страсть бушует против президентского лагеря. А этот неполитик Руслан Хасбулатов не уловил, торжествуя мнимую победу, что удары по Совету Федерации — отмена любой меры, которая шла бы навстречу регионам. Они, в сущности, сделали себя победителями- мерт­вецами.

— Может быть, может быть... Подождем убийц?

— Но понимаешь, и это любопытно, Глеб, какая связь меж­ду ведьминым воем насчет «западной агентуры» и нежела­нием Съезда идти регионам навстречу. Это большинство себя ощущает имперски. Другая сторона не является чем-то противоположным, она вообще не сторона. Но есть и какие-то элементы третьей силы.

— Для третьей силы опаснее Ельцин, чем Верховный Совет.

— Может быть, так, но... Верхушечное правительство, телеви­дение, фонд Ельцина, шахтеры — этого достаточно. Шахтеры, с одной стороны, ничего не значат, с другой — зарекомендова­ли себя как единственная сила, с которой считаются. Они го­ворят, что их устраивает президентская сторона, а мешает их жизни Съезд. Можешь сколько угодно говорить, что это не так. Логически не так, политическая реальность такова.

— Я не хочу спорить с Realpolitik. Для меня очевидно, что все не так. Ты знаешь, я никогда не ждал хорошего от твоего фаворита в Кремле и, честно говоря, не жду теперь.

— Он сам почти не будет участвовать в процессе. Скоро выйдут много новых людей. Единственное, что могу сказать, — риск ве­лик. Но сохранять нынешнее состояние — значит довести пол­ную угнетенность всех до такого срыва, который невообразим.

— Ты не видишь и не слышишь по телеку их истошные вопли — вся власть должна быть в одних руках! Кончай говорильню! Ты не знаешь из истории, к чему такое ведет?

— Тут каждая сторона свое вопит. «Где Черномырдин? — орал Хасбулатов. — Что он делал вчера?»

— Для парламента это естественно — кричать. Они должны кричать, это нормально.

— Логически, но не политически.

— Это нормально, это нормально! Потому что спикер никогда не ов­ладеет аппаратом исполнительной власти. А президент, у которого уже аппарат в руках? Когда он останется без тех, кто сможет ему орать в лицо, ты увидишь, что получится. Я не поклонник наполеонов сверд­ловского разлива.

— Ладно, ты давай лучше с радикулитом воюй.

_______________________

025. С Россией происходит нечто, чего в Европе не понимают. «Мы выкинем коленце, которое дорого обойдется». Россия неосо­знанно и опасно планетарна.

_______________________

Глеб Павловский: Вот ты съездил в Европу, вернулся, и я могу задать вопрос: что делать будем? Усилилось твое желание путешествовать?

Михаил Гефтер: Нет. Знаешь, нет. Я физически переуто­мился. Продолжим наши разговоры? Их непроизвольный ха­рактер существенен, потому что я спокойно говорю то, о чем хочу сказать. Может быть, надо в каких-то отдельных кусочках зафиксировать свои поездки. То, что осело от запоздалого при­косновения к тому миру, который так и не открылся России. Хотя он и не закрылся, трудно сформулировать характер этого отношения. Никаких откровений. Германия настраивает меня на патриотизм, Франция — на равнодушие, Испания — на че­ловечность. Впрочем, и в Германии есть хорошие люди.

Я укрепился в мысли, что не надо отклонять своей уникаль­ности. Эта мысль, впрочем, не столь ценна, чтобы за нее дер­жаться. Важна другая мысль — что с нами, при нашем безоб­разии и примитивности, происходит нечто, чего там не пони­мают. Мы в России еще выкинем коленце, которое и нам, и всем дорого обойдется. Даже если согласиться с догмой, что унифи­цированный Западом мир и есть конец истории. И радоваться, что за счет инвестиций на мировую орбиту выйдут вечно ни­щие страны, не умеющие хорошо работать. Легчайшее сопри­косновение с Западом укрепило меня в мысли, что мы, Россия, сейчас неосознанно и потому опасно планетарны. Может быть, больше, чем кто-либо.

_______________________

026. Европейская атрофия памяти. Движение во времени, заме­щающее пустоту результатов развития. Цивилизация в состоянии бодрствования ♦ Цель как нечто неосуществимое. Общество цели уходит. Европейский барьер эгоизма ♦ «Пассионарность» Гумиле­ва как метафора бодрствования ♦ Деятельность памяти обращает к Голгофе.

_______________________

Михаил Гефтер: Между тем, в развитых странах идет атро­фия памяти. Не в силу запретов или вычеркиваний — спадает интерес.

Рядовому человеку память повседневно не так уж необходима. Но с точки зрения сохранности цивилизации и продуктивного обмена различиями идет упадок. Это не так бросается в глаза, по­тому что богатство позволяет создавать заместители памяти, по­добно телесериалам. Но для памяти важна непосредственность. Деятельность памяти нужна просто ради самосохранения.

Глеб Павловский: Мне непонятно, что такое состояние адекватной памяти?

— Деятельность памяти — это специально сосредоточен­ное движение во времени. Оно замещало пустоту результатов легкодобываемого развития. Какие-то единицы творят напряга­ясь, но у массы людей напряжение все меньше и меньше. А ведь цивилизация должна быть всегда чем-то занята! Она находит­ся в состоянии бодрствования. Бодрствование же не может на­чаться само по себе, когда зазвонит будильник. Ты помнишь эти будильники гласности, сколько шума они создавали без толку?

— Ты говоришь о памяти как о верности цели?

— Да, я это связываю. Память мощно участвует в цели. А что та­кое цель? Нечто неосуществимое, если брать только наличные возможности. Задачи деятеля приобретают статус и вес только в рамках цели. Прочие разговоры о цели — пустопорожние раз­говоры. Целеполагающее, сосредоточенное на целях общество и есть цивилизацияя — бодрая, перспективная. А если вдруг цели не стало? Теперь Европа должна заняться вольной участью всех на Земле. А это требует особого бодрствования. Тут у европейца какая-то трудность, ему надо преодолеть барьер эгоизма..

Я не верю в гумилевское злоупотребление пассионарностью, где ею все объясняется, а та, в свою очередь, необъяснима. Гу­милев перенес правила, по которым эта штука работает в из­вестных ему цивилизациях, на все вообще и этим фальсифици­ровал термин. Но проблема-то есть!

— Раз проблема есть, назови.

— Проблема бодрствования. Она связана с целью в том жест­ком смысле, что цель утверждается страстно, как нечто необ­ходимое, но нерешаемое наличными средствами. Тогда вклю­чаются мозг, воля, память и иные вещи. Деятельность памяти, кстати сказать, и есть то, чем Гегель заканчивает. Что движе­ние Духа пришло в историю и в завершающей точке совпало с Голгофой. «Сие творите в мое воспоминание», [3] — Иисус го­ворит это ученикам литургично, а не в каком-то сентименталь­ном или мемуарном смысле.

_________________________________________________________

Примечания:

1. Василий Шульгин (1878-1976), русский политический и обще­ственный деятель, публицист. Депутат Государственной думы,
участник Белого движения. Националист и монархист. В 1920 году эмигрировал из советской России, но был возвращен на родину
в 1944-м (после входа советских войск в Югославию, где на тот момент проживал). В 1947 году приговорен к 25 годам заклю­чения, освобожден по амнистии в 1956-м. После освобождения проживал во Владимирской области, занимаясь литературной
работой.

2. Вячеслав Костиков, российский государственный деятель, дипло­мат, журналист, писатель. В 1992-1994 годах — пресс-секретарь

президента РФ Б. Н. Ельцина. О своей работе в Кремле написал документальную книгу «Роман с президентом» (1997).

3. Из послания апостола Павла к коринфянам (1 Кор. 11, 23-26).