ВИА Град и Сталинград

Лютая ненависть к врагу - верховный инстинкт орудия мщения. Чего еще можно было бы ожидать от поколения, обнаружившего себя под ярмом прекрасных, признанных, кажется, уже всем миром ценностей, гнобящих витальную потребность в жестокости? Только лживость осталась в удел раздавленной воле моего поколения, которое не верит ни в Бога, ни в черта, и растрачивает свои силы на то, чтобы скрыть от стороннего взгляда трупные язвы телесного разложения. До отмщения ли ему, если оно талдычит вслед за врагом о холодном поражении?

Передо мной стоит задача рассказать о ценностях того поколения, которого нет и никогда не было. У него никто ничего не крал, и потому морализаторство здесь неуместно. Оно и себя не теряло, ибо ничто не прячется за куцей душой, лицемерно выдающей запросы плоти за метафизику ценностей. Кто-то, наверное, возмутится - с какой стати и по какому праву этот человек претендует на карикатурное самоуглубление поколенческой незрелости? Однако не стоит строить из себя целку и жить дальше как ни в чем не бывало после того, как невинность была подвергнута поруганию.

Я начну с истории, которая всем нам хорошо известна, но о которой никто не хочет говорить от первого лица - то есть словами юродствующего пасынка некогда благородных родителей. Месть и злопамятство - средство разрядить затхлую атмосферу нежелания называть вещи свои именами. А посему грубость и отказ от взаимности, которую требуют наши окультуренные визави, будут сопровождать это повествование. Фрейдистские мотивации заменят утонченность яйцеголовых из "экспертного сообщества", всегда знающих, что к чему.

Итак, первый акт драмы развернулся в 1991 году, когда мы съели папу. Попробуй тогда откажись! Кусочки, что послаще, достались сильным и матерым. Но мы не в обиде. В конце концов, кто мы такие, чтобы требовать права рубиться за доляну? Удар был такой силы, что его, собственно, никто и не почувствовал. Неужто тогда надо было разглагольствовать о ценности суверенитета? Тогда все хотели в "Икею".

"Суждения ценности никогда не перестают оказывать своего влияния"1 - полагал один безумец. Неужели ни на кого не повлияли пронзительные слова последнего великого документа свободной страны: "Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеет Конституция СССР и законы Союза ССР"2? Тогда поколение сделало вывод - здесь ничто не свято. Шаг за шагом фикции из созданного тогда пространства мнимых ценностей подрывали надежды на будущую состоятельность. Поколение предалось незаинтересованному блужданию среди плясок на пиру любителей обгладывать кости мертвеца. А с какого, скажите мне, бодуна мы должны были в тот момент прятать лицо в мамкин подол?

И вот наступил второй акт драмы. В 1993 году оприходовали уже нашу маму, из чрева которой под крики "Вся власть Советам!" некогда и выползла харя уральского мужика. В отличие от папы, мама кричала, дрыгала ножками и не давала срывать с себя одежды. Тогда насильник их просто порвал. Грязное удовлетворение не скрыли от глаз детей. Поколение еще раз узнало о том, что такое ценности. Уловка деловых людей в том и была, что отцеубийство и поругание матери стало источником весьма специфического гражданского наслаждения. Почему бы не присоединиться к вакхическому безумству?

Многие так и сделали, бросившись к разверстым прелестям порнографической обманки. Никакой пропаганды было уже не нужно. Механизм компенсации подогнали из своего секонд-хэнда наши заокеанские друзья. И вовремя. Поколение уже достигло половой зрелости. Начался бессмысленный и беспощадный трах. Уцелели немногие, зато обзавелись скважинами и намертво присосались к пышным грудям нелюбимой мачехи. Носить цветочки к могиле папы с мамой они не считали нужным. О том, что случилось с ними дальше, вы и без меня знаете. Басманно-мещанское правосудие все расставило по своим местам. Неужели папа вылез из могилы?

Живые мертвецы, каменные гости и ходячие пугалки начали действительно кошмарить. На поколение вдруг накатил ВАЛ НАШИХ клоунов, которые хоть и помладше, хоть и не лицезрели насилие над кровной матерью, но унаследовали родовые болезни кровосмешения. Но не будем о них. Их нет. Они никто. Незаконнорожденные не имеют право на благородное наследство, а это значит, что ценности все же найдут подлинных владельцев.

Но есть среди нас настоящие изменники, которые захотели путем отречения от общей судьбы поколения обзавестись ценными фабрикушками. Свою беспредметность они выдают за мудрость, свое небытие - за блеск зияющих вершин. Они нацепили на себя бусы с колониальной барахолки и любуются на себя в зеркальце с клеймом made in conservative. Им по тридцать, а они говорят: "нам сто пятьдесят, отвяжитесь". Они, как и все мы, ни во что не верят, но им нравится рвать на себе рубаху.

Дельцам захотелось власти над дискурсом, и они решили превратить нас в нацию. Вот и наше поколение готовиться поучаствовать в третьем, заключительном акте драмы. Они говорят: "У вас нет ценностей? Смотрите, они есть у нас. Разложены по чемоданчикам и даже законсервированы. Кушайте, не брезгуйте, срок годности продлен до второго пришествия".

Самые подлые подмены совершают так называемые добродетельные моралисты. Подлый либерализм, рядящийся в тоги традиционализма, доведенный до крайности рационализм, возвещающий о торжестве мистики - все это консервативные загадки предательских дихотомий. Инстинкт национального проекта будет пущен в русло окончательного выдавливания нас из Европы и разрыва связи с тем последним, что может определять ценностную задачность поколенческого будущего. Неужели предмет объявленной ими контрреформации - 90-е годы? Неужто можно в здравом уме и трезвой памяти выдавать грязное насилие за хоть и несостоявшийся, но акт любви? Здесь-то и есть та граница, через которую изменники готовы переступить, признавая врагов партнерами по переговорам. Реформаторам и контрреформаторам есть о чем поторговаться.

Перформативное поведение консервативных актеров на сцене минимизирует жизненную правоту поднятых ими на щиты ценностей до уровня шума колокольчиков на шутовских колпаках. Гром кондовых категорий - подзвучка на плясках девиц из ВИАГРы, услаждающих слух нашей популяции. Что, разве три хохлушки - это не наша ценность? Американские медики утверждают, что виагра абсолютно безвредна. Так будем и дальше "любить" свою родину.

Ослепленное силиконом голливудской телесности, наше поколение не в состоянии ни любить, ни ненавидеть. Да оно и не нужно. Всякая попытка симуляции отдает вонючим запахом портянок. Возможно, клоповник пора давить, пока синагога не засуетилась и не стала делать из наших клоунов воинствующих расистов. А может быть и нет. Ибо даже либеральный тоталитаризм, которому они мостят дорогу, вряд ли потянет на проект одного неудачника, назвавшегося фюрером. Их "нация" - это не Космос и не Вселенная; это - последние судороги несостоявшегося поколения.

Третья часть мерлезонского балета обещает быть самой подлой. Может быть, кому-то и удастся описать генеалогию морали нашего поколения. Но, кажется, "блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!"3. Предъявлять-то нам нечего. И никто нам ничего не должен.

Да, ценностей больше не будет. Ибо - еще раз - ничего за душой не имеем. Но... но мы глядим на противоположный берег реки, очертания которого проглядывают за рассеивающимся чёрным туманом девяностых. Еще недавно казалось, что там "в чистом поле система "Град"". И невозможно себе представить, как можно остаться на этом берегу, развернуться и снова бесконечно отступать на восток, прячась в толпе ублюдков от пуль пресловутого заградотряда. Нельзя. Ибо Путин и Сталинград - "за нами".

Примечания:

1 Фридрих Ницше Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. √ М., 1995 .√ С. 140

2 Из заявления советского руководства об отставке президента М.С.Горбачева и создании ГКЧП СССР // Хрестоматия по истории России с древнейших времен до наших дней. √ М., 1999. √ С. 549

3 Псалом 136

       
Print version Распечатать