Свержение правящих режимов в Тунисе и особенно в Египте, а также продолжающиеся волнения в Алжире, Йемене, Бахрейне, Иордании и ряде других стран, равно как и вновь вспыхнувшие выступления оппозиции в Египте заставили говорить о том, что мир стоит перед чередой новых революций.

Тут сразу вспоминаются революции 50-х годов в арабском мире, которые, правда, больше походили на военные перевороты. Тогда, в частности, было покончено с монархиями а Египте и Ираке. Заговорили также о возможности повторения в другой форме исламской революции в Иране, существенно изменившей геополитическую карту Ближнего и Среднего Востока. Вспоминаются также «бархатные революции» в Восточной Европе, которые гораздо больше напоминают нынешние события на арабско-мусульманском Востоке тем, что в обоих случаях речь идет о выступлениях широких народных масс.

А тот факт, что, хотя революции происходят в мусульманских странах, сами по себе исламские лозунги и партии не играют в нынешних выступлениях протеста решающей роли, заставляют задуматься о том, что исламский фактор не является главным в возникновении нынешней революционной волны, позволяет предположить, что при определенных обстоятельствах она может перекинуться и на не мусульманские страны.

Неслучайно американский сенатор Джон Маккейн уже заявил: "Я не думаю, что все эти события ограничены Ближним Востоком, так как мы верим, что права человека универсальны. Дуют ветры перемен, и если бы я был Владимиром Путиным, то вел бы себя чуть менее самоуверенно, находясь в Кремле со своими закадычными друзьями из КГБ. И я бы чувствовал себя в меньшей безопасности, отдыхая на курорте, где находятся президент Ху и еще несколько человек, управляющие Китаем и решающие судьбу 1,3 млрд. жителей этой страны".

Попробуем проанализировать происшедшее в Тунисе и Египте с точки зрения того, какие страны и регионы в ближайшем будущем может захлестнуть революционный энтузиазм масс.

Египетский кризис, как кажется, близок к разрешению. Шансов, что военным удастся долго удержаться у власти и создать стабильный режим военной диктатуры, практически нет, и вопрос стоит лишь о том, возглавит ли будущее правительство свежеиспеченный оппозиционер и бывший глава МАГАТЭ Мохаммед эль-Барадеи или кто-то из египетских генералов. Для Евросоюза и США явно предпочтительнее первый вариант. Египетские же генералы, в частности, считавшийся наиболее вероятным преемником Мубарака вице-президент генерал Омар Сулейман в своем единственном выступлении перед народом не нашел ничего лучшего как призвать сотни тысяч собравшихся на улицах и площадях Каира и других египетских городов возвращаться на работу и ударным трудом строить новый Египет. С учетом того, что большинство демонстрантов давно уже не имеют работы, данный призыв не мог быть воспринят иначе как издевательство.

Промедление с уходом Мубарака уже привело к определенному усилению влияния «Братьев-мусульман». Тот же процесс, вероятно, происходит в Тунисе. Однако радикализация масс под исламскими лозунгами – процесс медленный, и, думается, обратимый. Но что уже понятно сейчас, так это то, что в большинстве арабских стран армии вряд ли могут служить эффективным средством для поддержания военной диктатуры. Они десятилетиями ни с кем не воевали, генералы и старшие офицеры небезуспешно занялись бизнесом, что отнюдь не добавило им популярности среди солдат и младших офицеров.

Как показал опыт Туниса и Египта, армия не стала каменной стеной на пути революции, а предпочла соблюдать нейтралитет, хотя в Египте и делались попытки вовлечь ее в подавление революции. Поэтому развитие событий будет зависеть от того, укоренится ли там демократия и насколько прочной она будет. Во многом это также будет зависеть от способности США и Евросоюза – главных египетских доноров оказать стране массированную и эффективную помощь, которая не превратилась бы в источник коррупции. Если же демократический эксперимент в Египте провалиться, то приход к власти «Братьев-мусульман» и других исламистов может стать печальной для Запада реальностью.

Повторю, что события в Тунисе, Египте и ряде других арабских стран, напрямую не связаны с радикальными исламскими лозунгами и движениями, и потому модель их возникновения может рассматриваться как универсальная. Ведь Египет и Тунис – это наиболее светские из всех арабских, да, пожалуй, и из всех мусульманских стран. И главным в возникновении массовых протестов стал не исламский, а социальный фактор.

И Египет, и Тунис, да и другие арабские страны, затронутые сегодня движениями протеста, во многом можно назвать своеобразными государствами-паразитами с не очень жесткими авторитарными режимами. Они лишены сколько-нибудь существенных ресурсов энергоносителей и других полезных ископаемых и не обладают конкурентоспособной промышленностью, а живут главным образом за счет внешних источников.

Классический пример – Египет. Страна имеет небольшие запасы нефти, достаточные лишь для внутреннего потребления, и существует за счет туризма, транзита грузов через Суэцкий канал и иностранной помощи, прежде все го со стороны США и Евросоюза, которые таким образом пытаются гарантировать стабильность на Ближнем Востоке. При этом безработица среди 80-миллионного населения Египта достигает 10% всего трудоспособного населения и 25% среди горожан. До 40% всего египетского населения живет за чертой бедности, на 2 доллара в день, а 80% занятых трудятся в туристической отрасли. Значительный спад доходов от туризма из-за кризиса, рост цен на продовольствие и неспособность стран-доноров, погрязших в экономическом кризисе, оказать экстренную помощь, привели к нынешним акциям протеста.

Множество государств такого типа существует и за пределами арабского мира. В условиях нынешнего планетарного подорожания продовольствия египетско-тунисский сценарий может повториться в ряде из них. Казалось бы, прежде всего, должно было полыхнуть в странах Африки южнее Сахары, где население гораздо беднее, чем в Египте. Однако в подавляющем большинстве государств субсахарской Африки общество слишком атомизировано, а население в своем подавляющем большинстве неграмотно. Здесь нехватка продовольствия носит едва ли не перманентный характер, что провоцирует многочисленные межэтнические и межклановые войны и столкновения внутри этих государств. Но здесь, за редким исключением, нет «новых бедных» - образованного, молодого, но безработного населения, служащего главной движущей силой массовых уличных протестов. В тех же немногих странах, где такой протестный потенциал имеется, существуют «подушки безопасности» в виде значительных запасов нефти (Нигерия) или демократических выборов (ЮАР).

Также события в Египте и Тунисе подхлестнули волну протестов в Иране. Вероятно, для президента Обамы, которого могут обвинить в «потере Египта», свержение исламского режима в Иране силами оппозиционных демонстрантов было бы лучшим подарком. Однако такое развитие событий в ближайшее время представляется маловероятным. И здесь главное, может быть, не только наличие значительного запаса нефтедолларов, способных самортизировать недовольство. Хотя именно нефтедобывающие арабские страны, вроде Ливии или Саудовской Аравии, сейчас смотрятся как островки стабильности в бушующем революционном море.

Главное, пожалуй, в том, что исламский режим в Иране имеет достаточно хорошо вооруженных сторонников, вроде Корпуса стражей исламской революции, способных подавить выступления оппозиции.

Другой регион, где повышение цен на продовольствие могло бы спровоцировать массовые протесты, это Латинская Америка. Здесь «новых бедных» предостаточно, но «подушкой безопасности» служат не нефтедоллары, а демократические режимы. Замена военных диктатур на демократически избранные правительства, осуществленная в большинстве стран континента еще в последние десятилетия XX века, дала свой эффект. Даже в случае обострения нужды выше привычного уровня люди здесь будут делать ставку не на уличный протест, а на голосование на очередных выборах. Единственное заметное исключение – это Венесуэла, где Уго Чавес остается последним латиноамериканским каудильо. Однако здесь все же есть нефть, доходы от экспорта которой до поры до времени позволяют предотвращать массовые выступления. Тем не менее, если продовольственный кризис продлиться достаточно долго, Венесуэла рискует стать одной из «горячих точек».

Но самым вероятным регионом, где египетско-тунисский сценарий может повториться, нам представляется регион постсоветских государств. Здесь только страны Балтии более-менее гарантированы от потрясений египетского масштаба. Во-первых, только здесь установились демократические режимы правления. Во-вторых, Литва, Латвия и Эстония успели вступить в Евросоюз (а Эстония еще и в зону евро) и в случае кризиса могут рассчитывать на помощь со стороны ЕС. Также в Молдавии амортизатором служат демократический режим и помощь Евросоюза. В остальных постсоветских государствах картина не так благоприятна.

Амортизационная «подушка» в виде значительных доходов от экспорта энергоносителей есть только у России, Азербайджана и Казахстана. В России тоже немало «новых безработных», коррупция цветет пышным цветом, и милицию-полицию ненавидят еще больше, чем в Египте. Но пока сохраняются относительно высокие цены на нефть, «нефтяная амортизация» будет работать. В Грузии такой амортизацией служат помощь Евросоюза и США и наличие относительно демократического режима, который нельзя назвать полностью авторитарным.

А вот Узбекистан, Киргизия, Таджикистан, Армения, Украина и Белоруссия вполне могут оказаться в скором времени слабыми звеньями постсоветского пространства. Ведь все они живут главным образом благодаря помощи со стороны России или, в меньшей мере, США и за счет предоставления транзитных услуг, что делает их крайне уязвимыми в условиях экономического кризиса. Уменьшение выплат со стороны стран доноров и сокращение объема транзита могут спровоцировать социальный взрыв. А отсутствие демократических режимов не позволяет канализировать недовольство масс в легальное русло. В то же время, пример Египта и Туниса может побудить оппозицию вывести народ на улицы. И тогда эффект домино начнется у самых российских границ.