«Полдень XXII век» братьев Стругацких на долгое время стал идеальным вариантом общественного устройства в глазах советской и постсоветской интеллигенции. С определенной поправкой на «художественность» Стругацких можно назвать идеологами «интеллектуального класса» эпохи 60-х годов (в 70-х «интеллигентская утопия» братьев подверглась коренной трансформации). Во всяком случае, их идеология была гораздо ближе советской интеллигенции, нежели официальная коммунистическая доктрина.

Формально общество, описанное в ряде произведений ранних Стругацких («Полдень, XXII век», «Далекая Радуга», «Попытка к бегству»), является коммунистическим (в ранней редакции «Полдня» присутствует даже золотая статуя В.И. Ленина, возвышающаяся над Свердловском). Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не столько коммунизм (в понимании официальных идеологов СССР), сколько сциентистская утопия, описывающая мир торжествующей интеллигенции. Общество бесклассовое, однако, все ключевые позиции в нем занимают представители умственного труда (шестьдесят процентов «правительства» будущего (Мирового Совета) составляют «врачи и учителя»), а немногие «неинтеллигентные» профессии («космолетчики», «прогрессоры») считаются как бы второсортными (во всяком случае, для граждан «Полдня» характерно настороженное отношение к прогрессорам как к людям, умеющим убивать, а о космолетчиках слегка высокомерно говорится, что ими «хоть пруд пруди»).

В более поздних произведениях братья, явно разочаровавшиеся в модернизации 50-х – 60-х годов, кардинально сместили акценты. Общество осталось тем же, но в нем обнаружились (а точнее, были тщательно прорисованы) охранительные структуры, которые должны были вызвать у интеллигентного читателя вполне прозрачные ассоциации с современной ему госбезопасностью. Одновременно получила дальнейшее развитие концепция «вертикального прогресса», впервые упомянутая в небольшой и достаточно проходной повести «Малыш». Концепция эта предусматривала разделение социума на две неравные части со стремительным взлетом меньшей, элитарной части, навсегда отрывающейся от большинства.

По сути дела, братья создали две версии утопии – одну «для всех» (ранний Мир Полдня, где энтузиасты-ученые двигают вперед общечеловеческий прогресс) и вторую – «для избранных» - где большая часть человечества остается у своих уютных высокотехнологичных кормушек, а меньшая, превращаясь в иной биологический вид, становится на следующую ступень эволюционного развития.

Впоследствии эта идея была с успехом использована наиболее «продвинутой» частью интеллектуальной элиты позднего СССР (элиты, допущенной к западным источникам информации, и имеющей возможность проходить обучение в западных университетах и стажировки в международных организациях, подобных IIASA). Разумеется, было бы смешно сводить идеологию «младореформаторов» 1990-х годов к концепции «вертикального прогресса» Стругацких, но достаточно очевидно, что экономические реформы 90-х годов представляли собой реализацию некоторых конструктов, содержащихся в произведениях АБС (и вряд ли случайно, что основным демиургом этих реформ стал зять старшего из братьев).

Что же касается классического «Мира Полдня» - то есть общества, главным принципом которого является свободный и всячески поощряемый интеллектуальный поиск – то нетрудно заметить, что это не столько «советская» научная утопия, сколько некое идеализированное представление об условиях научной работы на Западе. Корни этой дихотомии лежат на поверхности: здесь бериевские «шарашки» - там «Силиконовая долина», там - возможность неограниченно пользоваться профессиональной информацией, здесь – строго дозированные переводы идеологически безвредных статей либо рефераты ИНИОНа, там – щедрые гранты от крупного бизнеса, здесь – со скрипом выделяемое государством финансирование фундаментальных исследований. Этот мир не лишен конфликтного потенциала, но эти конфликты гораздо ближе к соперничеству между американскими университетами, чем к советскому «соцсоревнованию». При этом, поскольку реальных условий научного процесса на Западе братья по понятным причинам не знали, сциентистская утопия «Полдня» получалась одновременно и чрезвычайно заманчивой, и абсолютно недостижимой в рамках того общества, в котором проживало подавляющее большинство читателей Стругацких.

Влияние братьев на умы советского «интеллектуального класса» было чрезвычайно велико, и этот фактор сыграл роковую роль в его позиционировании в поздние годы существования СССР. ИТР, бывшие главными читателями Стругацких, вслед за своими кумирами разуверились в советской модели модернизации; порыв, вдохновлявший молодых ученых 50-х – 60-х годов на достижения в космической, ядерной и иных сферах, угас, как ветер из названия последнего романа о «мире Полдня». А соблазненные идеей вертикального прогресса интеллектуалы приняли активнейшее участие в демонтаже старой социальной системы. С их точки зрения, катастрофа, случившаяся со страной в 1991 и последующие годы, означала крах советского модернизационного проекта, но при том безусловную удачу «утопии для избранных». Крохотное меньшинство бывших «советских людей» получили в полное распоряжение гигантские технические мощности, неисчерпаемые запасы сырья и бурные финансовые потоки, и в одночасье превратились из фарцовщиков, завлабов и секретарей комсомольских организаций в миллиардеров и политиков, вершащих судьбы страны. Чем, спрашивается, не «людены»?