От редакции. "Русский журнал" представляет вниманию читателя интервью с Шмуэлем Эйзенштадтом – выдающимся израильским социологом, профессором социологии Еврейского университета в Иерусалиме, почетным профессором Гарварда и Лондонской школы экономики, членом Американской академии науки и искусства и Израильской академии наук.

* * *

Русский журнал: Уважаемый господин Эйзенштадт, на какую политическую модель ориентировались западные, в первую очередь американские, политики при проведении политики распространения демократии? Можно ли назвать эту политику практикой унификации демократии по одному шаблону?

Шмуэль Эйзенштадт: Надо осознавать четкую разницу между экспортом общей идеи демократии и навязыванием обществам ее же, но как особого государственного устройства. Смысл распространения идеи демократии еще можно понять. Однако нет никаких гарантий, что демократия в той форме, в которой она существует в одной стране, приживется в другой. Безусловно, национальные особенности страны должны приниматься во внимание, они однозначно будут оказывать влияние на успех или неудачи демократических процессов. Хотелось бы привести пример Индии, где существуют давние демократические традиции, вплетенные, однако, в сложную систему кастового деления общества. Если обратить внимание на Европу или на США, то и там национальные особенности оказали фундаментальное воздействие на то, какие именно социально-политические очертания приняла демократия. Традиции и демократия вполне могут существовать рядом друг с другом, решительный отказ от собственной традиции в угоду заимствованной общественной модели может привести к результатам, обратным желаемому.

РЖ:Не считаете ли вы, что демократия обусловлена культурными и религиозными особенностями западного общества? Например, либеральная демократия практически не уживается в исламском мире…

Ш.Э.: Если говорить о мусульманских странах, то я отнюдь не считаю, будто причина – в исламе как в религии, что ислам якобы антидемократичен по своей природе. Существенно большую роль здесь играет исторический опыт мусульманских стран, которые гораздо чаще управлялись в авторитарной манере. Совершенно нельзя списывать со счетов колониальное прошлое, которое тоже оказывает большое влияние на то, что происходит в этих странах сегодня. В течение многих веков внутри исламских сообществ формировались сильные авторитарные сегменты, которые не исчезнут за один день. Но это не значит, что мусульманские страны вечно обречены на авторитаризм. В этой связи интересен пример Индонезии, которая является самой большой мусульманской страной мира, где, однако, давно запущены довольно успешные демократические процессы.

РЖ: Каковы ценностные аспекты и исторические предпосылки возникновения современной демократии?

Ш.Э.: Я убежден, что внутри каждой цивилизации есть плюралистические начала, которые могут стать основой для демократии. Нужно правильно работать с населением, чтобы дать этим элементам выйти наружу, и это как раз то, что происходит в Индонезии. То же самое надо попробовать сделать в Ираке. Может сработать, а может и нет, но очень важно искать и находить эти сегменты плюрализма, заложенные в культурных традициях каждой цивилизации. Еще тридцать–шестьдесят лет назад многие говорили, что страны с сильной католической церковью не могут быть демократиями. Однако сегодня Испания и многие страны Латинской Америки своим примером доказывают обратное. Испания смогла построить крепкую функционирующую демократию, несмотря на очевидную раздробленность испанского общества, именно потому, что ей удалось использовать плюралистические элементы, присущие католической цивилизации. В каждой цивилизации есть предпосылки для установления демократии.

РЖ: Сможет ли Россия сделать то же самое?

Ш.Э.: Установление демократии – это постоянная борьба. В Европе демократия возникла не в один день, это был очень долгий процесс. Если Россия сможет сделать ставку на плюрализм, заложенный внутри собственной культуры и традиции, то этот путь будет пройден и ей. Но без сомнения – это не будет демократия, созданная по западным лекалам.

РЖ: Существует популярная концепция, согласно которой «демократии между собой не воюют». Насколько теория «демократического мира» соответствует действительности?

Ш.Э.: Демократические режимы могут принимать, и регулярно принимают, участие в военных действиях, но вот войны между демократиями, действительно, гораздо более редкое явление. Это связано с тем, что демократиям системно сложнее, чем другим, менее демократичным режимам мобилизовать силы для ведения военных действий, а также сложнее привлечь на свою сторону общественное мнение, убедить население в необходимости подобного рода войны. Это особенно сложно, если речь идет о другой демократии. Если же, однако, речь идет об авторитарной стране, то склонить общественное мнение становится существенно проще. Демократии постоянно ощущают, что недемократические страны представляют потенциальную угрозу своему существованию. Чаще всего этого более чем достаточно, чтобы убедить граждан в неизбежности войны с идеологическим противником. Даже если это война превентивная.

РЖ: Можно ли выработать общие стандарты социального участия демократического государства? И в какой мере достижим международный консенсус при выработке данных установлений?

Ш.Э.: Необходимо, чтобы мировое сообщество сделало акцент на возможностях, изначально заложенных внутри обществ. Международное сообщество не может создать демократии в национальных государствах, но оно может способствовать укреплению демократических элементов внутри общества.

Беседовала Юлия Нетесова