Пятнадцать лет назад, накануне беловежских событий, в подмосковном наукограде Дубне две с лишним сотни женщин разного возраста, интересов, профессий и политических пристрастий собрались в конференц-зале института ядерных исследований на Первый независимый женский форум. Основной лозунг встречи - "Демократия минус женщина - не демократия!" - звучал в духе эпохи и на многие годы определил вектор нового общественного движения, отсчет которого, как и отсчет нового российского феминизма, современные российские и зарубежные аналитики ведут именно с встречи в Дубне.

Главная тема встречи - определение места и роли "второго пола" в трансформации огромной разваливающейся страны, а также постановка вопроса о социальных параметрах перемен, о нуждах и возможностях рядовых граждан - вызвала интерес у немногочисленных зарубежных наблюдателей и практически не имела резонанса в отечестве. Форум стал одной из последних гражданских акций перестройки перед распадом СССР: люди из всех республик, городов и поселков собирались абсолютно добровольно, на собственные средства. Но он прошел незамеченным как для политического истэблишмента, так и для тогдашних властителей дум и умов. Что также вполне симптоматично - гендерная проблематика категорически не вписывалась в актуальную повестку дня как прорабов перестройки, так и их оппонентов. Пожалуй, единственная сколько-нибудь запомнившаяся публикация о встрече - двадцатистрочная заметка в московском таблоиде, сообщившая о шествии агрессивных лесбиянок по улицам недавно еще сверхсекретного оборонного объекта, - едва не стоила работы многим организаторам встречи. Зато эта заметка на десятилетия зафиксировала формулу отношения неразвитого обывательского сознания к любому проявлению женского гражданского активизма, а заодно - ко всему, что не вписывается в простейшие рамки попсового мейнстрима. Но это стало ясно позднее, а тогда, в начале бурных 90-х, многое виделось иначе.

Свобода, которая неожиданно даже для многих глашатаев перемен хлынула на головы, как майский ливень, не будучи ни завоеванной, ни выстраданной всерьез, как нечаянная радость, рождала в горячечных головах фантазмы и монстров. Люди вполне, казалось бы, вменяемые и разумные совершали более чем странные вещи. Растущие как грибы новоявленные СМИ поражали не только отсутствием традиции, грамотности, профессионализма, но и элементарного чувства меры и здравого смысла. Уважаемые редакторы всерьез считали, что свобода слова - это свобода печатать пиратские картинки из "Плейбоя" и тиражировать бородатые анекдоты про Брежнева, разбавляя их сооруженным в редакционных стенах самопальным компроматом на конкурентов. Количество порнографической продукции в период начального перераспределения капитала умиляла - как и стиль, и видеомонтаж, и стремительное исчезновение собственно журналистики из медийного пространства. Это был своего рода наш ответ тоталитарной системе средств массовой пропаганды, считали - и приветствовали - многие. Параллельный процесс - коренной пересмотр роли и предназначения женщины в новом капиталистическом обществе - имел последствия не менее значимые. В мейнстриме в женском вопросе - как и во всех остальных - все перевернулось с ног на голову, и доминирующую роль "члена правительства", образцовой матери и коммунистки заняла королева конкурса красоты (вариант - домохозяйка, вариант - проститутка, имеющая перспективу стать домохозяйкой). Во многих головах еще звучали слова Горбачева о необходимости "освободить женщину от трудовой повинности и дать время побыть дома с семьей" - новаторская идея, как многие, почерпнутая из кухонных интеллигентских разговоров периода застоя. Ура! Долой социалистическое трудовое рабство, да здравствует здоровый капиталистический патриархальный быт! Жаль, актуальные художники не соорудили плакат сходного содержания - он был бы достойным аккомпанементом к популярным сексистским рекламам тех лет типа "Женщина - друг бизнесмена".

Практика не отставала от новых визуальных средств пропаганды - тысячи сотрудниц были уволены исключительно по признаку пола, вне зависимости от квалификации и семейного положения. Почему нет - если не только СМИ, но и тогдашний министр труда во всеуслышание заявил, что не собирается обеспечивать рабочие места женщинам, если и мужчинам не хватает. Российские ученые назвали это явление метко: постсоциалистический патриархальный ренессанс. Самое интересное, они же его и предсказали. В знаменитой в свое время (и также не замеченной прорабами перестройки) статье в журнале "Коммунист" конца 80-х "Как мы решаем женский вопрос?" (авторы - академик Н.Римашевская, Н.Захарова, А.Посадская) впервые были обнародованы данные "для служебного пользования" - о дискриминации по признаку пола в экономике и социальной сфере в СССР. Из статьи и многих других последующих публикаций следовало, что никакого реального равенства прав и возможностей в советской империи не было, был эрзац, пропагандистское шоу (превратившееся после перестройки в пугало равноправия), тотальное лицемерие и унижение как женщин, так и мужчин практикой совкового типа. Об этом и раньше пытались говорить некоторые отважные голоса - в конце 70-х в Ленинграде группа журналисток и художниц выпустила пару самиздатских альманахов "Женщина и Россия" - о реальном положении в женских тюрьмах, об ужасах советских роддомов, о насилии в семье. Инициаторов проекта выслали из страны. В том же Ленинграде уже в перестройку Ольга Липовская выпускала альманах "Женское чтение" - о правах женщин в России и мире.

Любопытно, что оба издания не были восприняты правозащитниками как близкие по духу, и до сих пор тема прав женщин в отечестве (как и в Восточной Европе в целом) не включена в традиционную правозащитную повестку дня. Почему? Почему за все время перестройки, когда вскрывались язвы прошлого, преступления и ложь режима обсуждались всенародно, страдания и беды советских женщин не вызвали отклика у демократической аудитории? Ведь уже возникли страшные цифры - десятки тысяч жертв подпольных абортов в сталинское время, число ежегодно убитых мужьями, сравнимое с потерями в Афганистане, сломанные судьбы и жизни. Новые женские организации вопрошали о государственных мерах и поддержке женщин в период дикого рынка. Возникла даже нежданная новая женская проза, яркая и талантливая, которая кричала о трагическом, невидимом женском опыте. С конца 80-х сборник выходил за сборником.

Но вопросы феминисток власти отметали как не вписывающиеся в нео-либеральную повестку дня, а модные критики костили как могли молодых писательниц - то как певиц нездоровой эротики, то как певиц чернухи и "патофилологии". Один из них и вовсе заявил, что у женщин вообще не может быть души, так как она "слишком близко к телу", и тему, кажется, закрыл. В ту пору переводной литературы на эту тему, в том числе в области философии и филологии, практически не было, до знакомства с иноязычными текстами властители дум не снисходили, и мифология российской исключительности (в том числе исключительности национального опыта страдания и национального интеллектуального потенциала), помноженная на чисто российское невежество и искушения попсой, сделала свое дело. Даже те авторы, которые проявляли интерес к постмодернизму и претендовали на роль новой интеллектуальной элиты, в начале 90-х в основном игнорировали гендерную составляющую постмодернизма как неактуальную для российского дискурса. Повинны в этом, скорее всего, не столько и не только традиционная российская лень и нелюбознательность, сколько не менее типичная российская мечтательность и перфекционизм. А также то, что прекрасная идея равенства прав и возможностей для всех, заложенная в основу извращенной советской практикой до неузнаваемости социалистической доктрины, вызывала в начале 90-х у многих буквально рвотный рефлекс, не давая возможности для спокойного размышления и трезвого взгляда в историческое прошлое. Которое, между прочим, свидетельствует о глубокой укорененности в российской реальности не только социалистических идей как таковых, но и идей российского, самобытного и неординарного, отличного от западноевропейского, феминизма. Ибо зарождался наш феминизм не в русле буржуазных движений относительно демократических обществ, где женщинам недодали прав, а в условиях тотального абсолютизма, где сама идея прав звучала крамольно - речь шла о возможностях женщин получать образование, профессию, и эти идеи были лозунгом демократически ориентированной части общества.

Первыми феминистами в России в 19 веке были крупные ученые Пирогов, Боткин, литераторы Михайлов, Чернышевский и многие другие. Первый всероссийский женский съезд, собравший в Петербурге в 1908 году более тысячи женщин всех сословий и всех провинций империи, начисто забыт нашими историками, хотя и стал прообразом всех будущих гражданских форумов и инициатив, привлек внимание интеллектуальной элиты и поразил современников во многих странах. Разве что роль Александры Коллонтай, фактически развалившей съезд из-за своей большевистской непримиримости, до сих пор обсуждается историками. И не все знают, что в результате равенство прав и возможностей первым декларировало Временное правительство, а не большевики, узурпировавшие и находки прошлых лет, и саму память о них.

Как бы то ни было, концепция равноправия была спущена советским правительством на огромную патриархальную, темную и неграмотную, совершенно не подготовленную к ней страну, практически так же, как и нынешняя свобода слова в 1991 году. Ничего удивительного в том, что результаты подчас были уродливыми и просто трагическими. Хотя, справедливости ради, нельзя не отметить поистине колоссальные результаты - думаю об этом с болью каждый раз, когда приезжаю в страны Средней Азии. Там с каждым годом под лозунгом национальной самобытности и возрождения народных культурных традиций возрождаются самые дикие байские привычки, не имеющие ничего общего ни с канонами ислама, ни со стандартами современного цивилизованного общества.

В других постсоциалистических странах, надо сказать, происходило подобное - и в католической Литве или Словакии (не говоря уже о Польше), и в протестантской Латвии, Эстонии, и в православной Болгарии. Постсоциалистический патриархальный ренессанс шагает по бывшему Восточному блоку, блокируя реальные демократические реформы, потворствуя неоколониализму (новый термин, набирающий популярность в связи с противоречивыми процессами расширения Европейского пространства). Это реальность, недостаточно описанная и опознанная на сегодняшний день. Очевидно одно: во всех этих странах женщины сегодня живут хуже, чем во времена СЭВ, - таковы данные исследований ООН - экономическое и социальное положение их уязвимее, а средний процент от мужского заработка (в социалистическое время - примерно 70%, сопоставимо с развитыми странами Европы) упал (в России он составляет чуть более 60%).

Так есть ли в сегодняшней России феминизм? Судя по тому, как яростно некоторые публицисты пытаются с ним сражаться, - несомненно. Исходя из влияния женских политических инициатив - практически нет. Оглядываясь на социальную, интеллектуальную, культурную практику, мы видим: это не только реальность сегодняшнего дня, это наше будущее, знак надежды.

Ибо феминизм, к счастью, многолик. В свое время я обнаружила в российских и международных источниках не менее полутора сотен разновидностей этого явления - политических, идеологических, культурных, националистических и бог знает каких еще. Современный Словарь гендерных терминов также дает немало трактовок.

В современной России феминизм реально представлен в трех измерениях, исходя из национального опыта и развития интеллектуального и культурного процесса. Первое - это историческая и социальная почва. В российской традиции и истории женщина и мужчина по-разному ответственны за обустройство жизни, женская ответственность (и власть в области определения частной жизни) неоспорима, именно на женских плечах держалась страна, ее экономика и развитие в годы труднейших испытаний. Вместе с тем идея активности женщин глубочайше укоренена в сознании людей. Сегодня, несмотря на годы метаний и откровенного сексизма, люди склонны видеть женщин руководителями и верят, что те, как рачительные хозяйки, справятся с трудностями. В региональной и особенно местной власти - сотни квалифицированных женщин, пользующихся авторитетом. Может быть, они и есть будущее нашей политики?

Анализ работы предыдущего парламента показал, что женщины в ГД, независимо от партийной принадлежности и дисциплины, солидарно голосуют по таким важным вопросам, как количество бесплатных мест в вузах, альтернативная воинская служба, передача России ядерных отходов, и по другим - важным для жизни людей, хотя и не столь значительным с точки зрения геополитики. Исследователи пришли к выводу: будь у нас в политике женщин хотя бы 30%, социальная политика РФ выглядела бы совершенно иначе и больше напоминала бы, к примеру, страны Северной Европы, где феминизм - часть государственной идеологии, а высокое представительство (до половины) женщин в органах власти обеспечено законом. Другими словами, уважение к женскому уму и здравому смыслу в народе российском есть издавна, ему надо только дать широкую дорогу. Желательно, конечно, без излишнего нажима типа квот - иначе передовиком станет тот же Владимир Вольфович.

Хотя странно сводить феминизм в России к представительству женщин во власти (где их на национальном уровне пока практически нет и где они, кстати, вряд ли скоро появятся). Другая область феминизма - куда более значительная - область идей и мнений. Идеология, социология, политическая теория различных феминизмов мира - ничто перед ее философией, многоликой и вкратце сводимой не только к постмодернистской зыбкой основе, но к самому пониманию человеческого существования, его базовых ценностей. Среди результатов последнего глобального исследований ценностей бытия концепция равенства прав и возможностей - повсюду приоритетная. Исследование посвящено эре глобализации, и это важно. Это значит, что потребности каждого человека важны, что построение мировых стратегий развития должно учитывать интересы всех. Богатых и бедных. Мужчин и женщин. Подростков и стариков. Идея для российского менталитета диковатая - у нас никогда интересы (и потребности, кроме потребности денег и власти) не принимались в расчет. Может, поэтому требования и пожелания женщин подвергались такому осмеянию пятнадцать лет назад? Может, стоит прислушаться - тем более что сегодня уже нельзя не заметить, как старые, некогда освистанные идеи начинают звучать по-новому, получают иной отклик?

Итак, третий источник, помимо российской социальной и исторической практики, - идеология и знание. Российская наука о гендере (то есть социальных ролях мужчин и женщин в обществе) набирает силу, созданы серьезные труды, повлиявшие, кстати, и на законодательство. Самый яркий пример - включение в пенсионное накопление лет, проведенных в декретном отпуске, что стало результатом кампании российских ученых. В десятках российских вузах готовятся научные работы и учебные курсы по гендерным исследованиям, специальная программа разработана Министерством образования. Отечественные авторы достойно выглядят на мировой арене, создавая оригинальные работы, посвященные российской и постсоветской практике.

Не буду говорить о разного рода прилипалах к модным темам - их появление само по себе свидетельство успеха. Но философские работы о гендерной составляющей современной российской реальности и культуры, будь то работы Михаила Рыклина, Ирины Жеребкиной, Сергея Ушакина или Елены Гощило, - золотой фонд современной интеллектуальной прозы.

Все перечисленное было бы уныло и однообразно, не возникни нового, неожиданного для многих (и многих раздражающего) направления в искусстве, в СМИ, в литературе, не всегда четко оформленного, но определенно ориентированного на обсуждение гендерных проблем и различий, на акцентуацию женского опыта.

Выставки в рамках "Московских биеннале", "Искусство женского рода" в Третьяковке, кинофестивали, конкурсы, просмотры, перформансы и презентации и, конечно, женская проза. Это отдельная тема, требующая пристального, подробного разговора. Десятки сборников и встреч, выступления в Переделкино, Париже, Москве, Лондоне, Нью-Йорке. Светлана Алексиевич, Светлана Василенко, Лариса Ванеева, Валерия Нарбикова, Нина Горланова, Татьяна Тайганова, Галина Погожева, Галина Умывакина, Лидия Григорьева, Нина Габриэлян - вот лишь немногие, кто определил направление своего художественного поиска как "женское измерение". "Женский пароход" - так назвали писательницы свою новую инициативу. Она родилась на Волге минувшим летом, близ Твери, где состоялся круглый стол российских и шведских писательниц, и продолжилась серией встреч в разных городах и странах.