От редакции. Московские интеллектуалы пытаются определить свое место в окружающей действительности, обозначить приемлемую степень своего сотрудничества с властью, а также пределы своей ответственности перед обществом. Обсуждения этих тем происходят все чаще; например, 15 октября в клубе «Цвет ночи» состоялась публичная дискуссия «Интеллигенция и коллаборация», в которой приняли участие как те, кто не видит в сотрудничестве с властью ничего предосудительного, так и те, кто категорически против того, чтобы интеллектуалы отказались от своей функции критики. Русский журнал, конечно, не может обойти эту тему и начинает дискуссию о коллаборационизме интеллектуалов.

* * *

]Не так давно в Ярославле прошел Мировой политический форум, собравший ведущих российских интеллектуалов для обсуждения самых животрепещущих мировых и внутрироссийских проблем. Сразу после этого прошла конференция Фонда поддержки гражданских инициатив. И совсем недавно в клубе "Цвет ночи" прошла публичная дискуссия «Интеллигенция и коллаборация». Все это служит хорошим повод поговорить о фигуре российского публичного интеллектуала.

Последние годы Россия переживает то, что условно и с оговорками можно назвать «интеллектуальным ренессансом»: количество книг, статей, сайтов, переводов, центров и разных интеллектуальных мероприятий зашкаливает. Те интеллектуалы, которые сумели попасть в, так сказать, «обойму» начинают чувствовать себя в финансовом плане все более и более комфортно. Страшно сказать, но некоторые из них даже начинают походить на своих западных коллег. А ведь раньше холеного иностранца было легко узнать среди наших интеллектуалов на любом публичном мероприятии. Холеность, загар и дорогие костюмы – уже атрибут отнюдь не только западного гостя…

Вообще, само появление понятия «интеллектуал» в наших широтах связано, видимо, с желанием отмежеваться от традиции русской интеллигенции (все мы помним статью Георгия Федотова 1926 года «Трагедия интеллигенции»). Быть интеллигентом сегодня не модно. Даже как-то некрасиво, нереспектабельно (говорят же, «вшивый интеллигент»). Другое дело – интеллектуал... В самом слове «интеллектуал» слышится что-то респектабельное, роскошное, да еще и отсылающее к западной традиции. При этом «интеллектуал» не «эксперт», то есть он не готов быть простым поставщиком знаний по некоторой теме. Он с претензией, с идеями и даже с некоторыми, не побоюсь этого слова, идеалами.

Так что же можно сказать про российского интеллектуала, благо он существует уже не первый год?

С грустью можно констатировать, что интеллектуалы так и не стали никакой самостоятельной силой. Не стали во многом потому, что в России так и не сложилась полноценная университетская автономия, которая бы представляла собой некую интеллектуальную Касталию, в которой любой интеллектуал мог бы укрыться от жизненных невзгод как политических, так и экономических. Университетские преподаватели-интеллектуалы (то есть не проректоры с завхозами) бедны как церковные мыши. Мнимая университетская автономия оборачивается пока автономией университетской бюрократии. Есть, конечно, исключения, но эти исключения, мягко говоря, малочисленны и складываются скорее в исключительных обстоятельствах.

Обеспеченные интеллектуалы, то есть люди, для которых интеллектуальный труд не средство заработка, пока еще большая редкость. В результате большинству активных публичных интеллектуалов, не желающих жить впроголодь, приходится идти на услужение. Идти к тем, у кого есть деньги и кто готов их дать. А такие люди сегодня после массовых зачисток остались или в структуре, которую лучше не упоминать всуе, или в иностранных посольствах. Но деньги не дают просто так. Их дают с условием. Соответственно, сегодняшние интеллектуалы напоминают марионеток, а интеллектуальные дискуссии – театр кукол Карабаса Барабаса, в котором фигура самого Барабаса куда интереснее пляшущих под его дудку актеров. Нет, кто-то пытается проводить самостоятельную политику (допустим, даже, что большинство пытается), но делать это на голодный желудок достаточно трудно. Так что зарвавшегося интеллектуала быстро одергивают…

Огорчает то, что у людей (или инстанций) с деньгами, похоже, абсолютно инструментальное отношение к интеллектуалам – это еще один инструмент, с помощью которого можно решать те или иные цели – политические, идеологические, пропагандистские.

Отметим, кстати, что происходящее сегодня укрощение интеллектуалов есть логическое завершение цепочки – в 90-е укротили журналистов, развеяв все иллюзии о «независимой журналистике», в 2000-е это произошло с политиками, развеяв все иллюзии о политической жизни. Сегодня на очереди интеллектуалы…

Итак, публичные интеллектуалы сегодня – это не самостоятельная сила, но инструмент манипулирования других сил.

"Проблематичность" положения интеллектуалов "проблематизирует" и те идеи, которые они порождают. Двусмысленность наших интеллектуальных дискуссий в том, что вообще непонятно с чем и как они соотносятся.

Как соотносится то, что говорится с тем, о чем говорится? За те несколько лет, что я наблюдаю за публичными дискуссиями, я созерцал массу концепций: диктатура права, суверенная демократия, демократизация, либерализация, креативный класс, ответственный класс и прочее-прочее (сами придумайте примеры). Все эти концепции всплывали в публичном пространстве, как будто выныривая из рукава некоего неведомого шулера, становились предметом самых жарких интеллектуальных дискуссий и затем испарялись, через мгновение не оставляя даже памяти о своем существовании. Где тот институт или механизм, который связывает содержание дискуссий с содержанием реальности и претворяет плоды интеллектуальных усилий в жизнь? Парламента нет, выборов нет, вертикальной мобильности нет, экспертизы нет… В результате, все дискуссии оказываются лишь «риторическим сопровождением процесса», смысл которого непонятен, а инструменты влияния на который отсутствуют.

Этот полный отрыв дискуссий от реальности заставляет вспомнить Бодрийяра с его тремя порядками симулякров. Как известно, Бодрийяр в работе «Символический обмен и смерть» выделял три порядка симулякров – подделка, копия и симуляция. Современная российская интеллектуальная жизнь – это классический симулякр третьего порядка. То есть перед нами не псевдоинтеллектуальные дискуссии, пытающиеся достигнуть уровня неведомых – допустим, западных – образчиков, не серийное производство аргументов и доводов времен пропаганды, но полноценные, полнокровные симуляции: знаки без значения, понятия без референтов. Дискуссии отсылают лишь к другим дискуссиям и имеют смысл только по отношению к ним, но никак не по отношению к реальности.

Взять те же дискуссии о модернизации, которые столь активно шли в Ярославле. Интенсивность этих дискуссий заставляет предположить, что Россия в скором времени сможет стать настоящим мировым лидером в дискуссиях о модернизации. Более того, я уверен – скоро появятся разные школы дискуссий о модернизации: школа дискуссий о модернизации Дискина, школа Юргенса, школа Фадеева. Будут выходить журналы и книги. Но будет ли это иметь хоть какое-то отношение к жизни страны?! Скорее всего, нет. Рассогласование дискуссий и реальности можно было – в который раз – очень ясно прочувствовать во время форума в Ярославле – умные дискуссии о модернизации на фоне взрыва во Владикавказе и осознания, что террор окончательно расползся по всему Кавказу («добро пожаловать в пустыню Реального»).

Итак, интеллектуальные дискуссии замкнуты на самих себя и никак не связаны с тем, что происходит в реальности.

Наконец, есть еще одна проблема. Какой толк во всей интеллектуальной мудрости, во всех суперсовременных теориях и интеллектуалах как их носителях, если реальность все больше архаизируется и примитивизируется, а самый подходящий язык ее описания – вульгарный марксизм, при чем в переложении для рабочего класса: есть плохие эксплуататоры, которые поставили политику, право и религию себе на службу, а есть эксплуатируемые, судьба которых плачевна? Собственно, наиболее точные научные описания российских реалий носят названия типа «Россия как феодальное обществе», «Россия как сословное общество». Но феодальное и сословное общество не то чтобы сильно нуждается в особом интеллектуализме. Ну, если только в схоластике…

Страшно сказать, но сегодняшнее российское общество в его нынешнем виде просто не нуждается в интеллектуалах. Они здесь как «пятое колесо». Не нуждается общество и в особом интеллектуальном анализе, в общественных науках. Собственно, согласно одной из теорий происхождения общественных наук (Питер Вагнер), эти науки возникли после Великих революций XVIII века как попытка понять, что же будут делать люди в ситуации свободы, в ситуации, когда не действуют прежние оковы традиционного общества (есть ли логика у политических, экономических, социальных, культурных процессов, не сдерживаемых традициями, и куда эта логика может завести?). Но если у нас вновь примитивное ригидное феодальное сословное общество, когда мы и так все про всех знаем (кто чей сын, кто чей ставленник и кто где держит поляну), зачем нам знать, как ведут себя люди в условиях свободы? Из чистого любопытства?

Кроме того, попытка описания и изучения российских реалий приводит исследователя не к высокой теории и масштабным концептам, но скорее к уголовному кодексу. А публикация результатов – к угрозе для жизни.

Итак, общество примитивизировалось настолько, что уже едва ли нуждается в особом интеллектуализме.

Учитывая все вышесказанное, можно предположить, что главный навык сегодняшнего публичного интеллектуала – это умение создать иллюзию важности и самостоятельности. Мол, все, что мы делаем, это всерьез, взаправду, по-настоящему, это все непосредственно связано с судьбами страны. Более того, нужно создавать не только иллюзию самостоятельности, но еще и иллюзию причастности процессу. Нужно создать свой центр/институт, назваться директором/президентом давать многозначительные интервью и делать вид, что ты важный человек и от тебя многое зависит. То есть нужны горящие глаза, живая заинтересованность и непосредственность. Но для этого – скажем честно – нужно быть или глупым (но, нырнув во все это, умнеешь быстро) или циничным.

При этом интеллектуалы разных идеологических толков умудряются ссориться друг с другом (видимо, это одно из проявлений главного навыка российского интеллектуала) и громко на весь интернет выяснять отношения, объявляя друг друга личными врагами и, естественно, врагами Родины и модернизации. Либералы, консерваторы, националисты. Что там, всех участников спектакля не перечислить… К судьбам страны все это имеет отношение не больше, чем громогласные заявления «политиков» типа Зюганова о том, как они борются с «Единой Россией». Каков институт влияния этого «пира духа» на жизнь страны? Его просто нет… Тогда, кому это интересно? Скорее всего, никому (кроме самих интеллектуалов)… Да, наверное, когда-нибудь, когда в страну вернется политика и хоть какое-то движение, эти споры будут иметь значение. Но пока же это все именно полновесная симуляция, ну, или драки в песочнице под присмотром старших.

Вообще, ответственный интеллектуал сегодня находится на некотором перепутье. Как быть, когда все слова уже сказаны, еще раз сказаны, сказаны, повторены, еще раз повторены, повторены, сказаны, переформулированы, переведены на английский язык, переведены с английского языка, сказаны еще раз, сказаны с пафосом, сказаны с иронией, сказаны с вопросительной интонацией, сказаны с восклицательной интонацией, сказаны с умоляющей интонаций, сказаны с угрожающей интонацией и т.д. Вот уже какой год после каждого интеллектуально-конструктивного текста повисает некоторая неловкая пауза. И недоуменный вопрос – все так, а дальше-то что? Так может повторяться долго, но не вечно же… Мы достигли пределов риторики, если уже не демагогии.

Уважающий себя «политизированный интеллектуал» в такой атмосфере не выживает. Вот «Цех политической критики» в своем докладе пишет (это, видимо, угрожающая интонация): «В ближайшие несколько лет, пока радикализация интеллектуального класса еще не достигла критического пика, власти имеет смысл заняться созданием его дееспособного политического и профессионального представительства».

Наверное, не достигла, но она вот-то достигнет. Достигнет, если у интеллектуалов еще есть совесть и они еще не все поголовные циники. Впрочем, вина ли интеллектуалов в том, что ничего не происходит? Наверное, нет. Свое нехитрое дело они как-никак делают…

Из всего вышесказанного я могу сделать только один вывод: если и говорить о каком-то классовом интересе интеллектуалов, при чем вне зависимости от их идеологических пристрастий, то это интерес в возвращении политики, в возвращении политической жизни в любой ее форме. В противном случае публичные интеллектуалы так и будут напоминать безопасных, бесплодных и стерильных обитателей песочницы, лепящих куличики по заранее утвержденным формочкам. В двадцать лет сидеть в песочнице еще простительно, в тридцать просто смешно, а в сорок – стыдно. Но ведь именно на такую песочницу, пусть и очень комфортную, нас обрекает существующий в России строй.