Терапевтические беседы

Визит Владимира Путина на Украину, первый после "оранжевой революции" визит главы Российского государства в соседнюю страну, важен сам по себе вне зависимости от его конкретных результатов. Украина в российской внешней политике играет особую роль. И этот тезис вовсе не является красивой метафорой. "Украинский вопрос" для России является самым "внутренним" среди других внешнеполитических проблем. События двухлетней давности на Майдане стали для одних примером того, как не следует осуществлять внутриполитические трансформации, а для других продемонстрировали, как можно успешно и главное без кровопролития побеждать государственную власть. Для одних киевский Майдан стал "оранжевой чумой", а для других "оранжевым очистительным пламенем". Два года назад значение Украины для российской политики было куда выше, чем этнополитическая ситуация на Северном Кавказе. По крайней мере, экспертного и политического внимания ситуации в соседней стране уделялось намного больше, чем анализу проблем Чечни и Дагестана. И сегодня "украинский фактор" оказывает серьезнейшее воздействие на развитие политической теории в России (хотя уровень этих теоретических штудий - отдельная проблема), а также на развитие партийных стратегий. Популярная и ставшая фактически официальной партийной идеологией концепция "суверенной демократии" во многом стала ответом на "оранжевую революцию". Если говорить точнее, это была попытка осмыслить два фактора, сыгравших, по мнению разработчиков данной концепции, ключевую роль в событиях на киевском Майдане. Речь идет об общественном протесте против власти, а также о внешнем факторе, который пытается этот протест использовать.

Российский фактор также чрезвычайно важен для украинской внутренней политики. Здесь можно говорить о широком спектре проблем, начиная от употребления русского языка (вопрос внутренней политики, но имеющий внешнеполитический резонанс) и заканчивая геополитическим выбором Украины. Сегодня проблема европейско-атлантической интеграции (равно как и проблема сближения с Россией) является важным внутриполитическим вопросом, раскалывающим украинское общество.

Таким образом, сам факт того, что лидер государства, политический класс которого, мягко говоря, не совсем в восторге от происходящего на Украине, совершает визит в Киев, имеет огромное значение для развития двусторонних отношений. Вся постсоветская внешняя политика чрезвычайно персонализирована. И в этой связи никакая путинская декларация из Москвы о российско-украинском стратегическом партнерстве не смогла бы возыметь большей силы, чем даже ничего не значащие дипломатические фразы, произнесенные в Киеве. Само появление Путина в Киеве может стать для Украины определенным мессиджем, который должен будет продемонстрировать заинтересованность российского лидера в налаживании отношений с Украиной. Другой вопрос, что одного такого появления хватит лишь на первоначальный пиаровский эффект. Дальше, чтобы российско-украинские отношения вышли на взаимоприемлемый уровень, потребуется системная стратегическая, а не пиаровско-идеологическая работа. Однако ждать судьбоносных прорывов в двусторонних отношениях от первого "посторанжевого" визита российского президента не приходится. Несмотря на всю значимость человеческого фактора в российско-украинских отношениях существуют ряд проблем, которые не могут быть разрешены "здесь и сейчас".

В российско-украинских отношениях за весь постсоветский период накопилось огромное количество взаимных стереотипов, клише, фобий, от которых сторонам следует избавляться. Прежде всего, необходимо признать, что российско-украинские отношения имеют самоценность. Они не должны быть исключительно фактором внутренней политики. Не следует с помощью "оранжевой угрозы" запугивать российского обывателя, который должен защищать любую российскую власть, только бы "не было Майдана". Хотя вопрос, логически следующий за подобным тезисом: "А что такого катастрофического произошло после Майдана"? - как правило, оказывается без ответа. Между тем в "послеоранжевой" Украине не произошло повальных арестов, бунтов (хотя бы отдаленно напоминающих киргизские события весны 2005 года), тотального пересмотра собственности, опалы для вчерашних властителей. Многие из тех, против кого был направлен Майдан, не просто уцелели, но и вернулись во власть, сохранив за собой серьезное политическое и социально-экономическое влияние. И не просто вернулись, но и получили дополнительную легитимность. Одно дело, когда Виктор Янукович был "наследником Кучмы", другое дело, когда он стал конституционным премьер-министром, чья партия одержала победу на парламентских выборах! С другой стороны, на Украине не следует раздувать искусственную проблему российской экспансии. Сегодня у России к соседней "незалежной державе" нет никаких территориальных претензий. И судить о наличии таковых по заявлениям отдельных политических маргиналов, не представляющих никого, кроме самих себя, было бы чрезвычайно непродуктивно. В отличие от Румынии Россия начиная с 1991 года официально (!) никогда не предъявляла Украине территориальных претензий. Та же Румыния до сих пор оспаривает с Украиной принадлежность острова Змеиный, а еще несколько лет назад Бухарест предъявлял официальные претензии на Северную Буковину. При этом речь шла именно об официальных требованиях, а не об отдельных выступлениях "румынского Жириновского" Корнелиу Вадима Тудора. Впоследствии "буковинский вопрос" был снят с повестки дня, а проблема Змеиного остается актуальной. Однако никто из официальных украинских лидеров никогда не стремился вступать в НАТО для защиты от румынских экспансионистских устремлений. Напротив, краеугольным камнем евро-атлантической интеграции всегда была идея защиты от России, которая, к слову сказать, никогда не планировала выступать против Украины и нарушать ее территориальную целостность.

Другое дело, что внутри самой Украины есть серьезные пророссийские силы. Однако это именно пророссийские силы, а не движение "ирредентистов". Робкие попытки реализовать федералистский проект вовсе не означают того, что определенная часть граждан Украины стремится сменить свое гражданство на российское. Знаменитый форум сторонников Виктора Януковича в Северодонецке (проведенный после "оранжевой революции") не был "донбасским" сепаратизмом, как это пытались преподнести в Киеве и в некоторых российских СМИ. Этот форум проводился политиком, который в бытность свою губернатором Донецкой области жестко ограничил российское бизнес-влияние в регионе. Он проводился, безусловно, украинским политиком под украинскими "жовто-блокытными прапорами". И если он был антикиевским и антиоранжистским, то это вовсе не было тождественно сепаратизму или ирредентизму. Последующие события, включая парламентский успех "Партии регионов", это продемонстрировали. К слову сказать, если бы Киев сумел привлечь эти силы к строительству украинского государства и украинской гражданской нации (а этнонационалистический проект на Украине не имеет шансов на успех), то от этого "незалежная держава" только выиграла бы. Смогли же, в конце концов, словаки (а в Словакии проживает 20% венгров) превратить венгерское меньшинство в лояльных граждан. Между тем этот процесс не был таким уж легким. Сама словацкая территория воспринимается многими венграми и как венгерская национальная святыня. В словацкой столице Братиславе находится церковь Св.Мартина, в которой короновали 11 венгерских королей и 8 королев. В этом смысле словацкий пример может быть предметом серьезного изучения на Украине, многие части которой в силу исторических причин считаются российскими национальными святынями (Полтава, Севастополь).

С другой стороны, в Москве должны понять две очень важные истины. Украина как государство состоялась. Что бы ни говорили об этом профессиональные "патриоты". И в наших силах сделать это государство пророссийским. Этот сценарий гораздо более реален, чем сделать пророссийской Грузию. В наших двусторонних отношениях нет своих "Абхазии и Южной Осетии". Проблема же Крыма в гораздо большей степени не политическая, а социокультурная (хотя и остро переживаемая). Новое украинское государство, в отличие от УНР Грушевского - Петлюры, Украинской державы гетмана Скоропадского и уже тем паче в отличие от времен "хмельничины", смогло избежать таких имманентных грехов украинского "державотворчества", как еврейские погромы и крайняя слабость власти. Безусловно, правы те, кто утверждают, что Крым и Галиция, Закарпатье и Донбасс, Волынь и Буковина имеют серьезные социально-культурные отличия. Но думается, что Тува и Кубань, Сибирь и Дагестан, Дальний Восток и Чечня также имеют не больше общего, чем эти регионы Украины. Как бы ни воспринималась сегодня утрата Крыма (а это, бесспорно, российская национальная травма), объективно Россия заинтересована в сохранении единства и целостности Украины. Заинтересована хотя бы потому, что теоретики и практики идеи "Крым для татар" в одинаковой степени нацелены и против Украины и России. В случае же, не дай Бог, реализации в Крыму "косовско-кипрского" сценария Россия будет вовлечена в разрешение этой проблемы. И вовлечена в гораздо большей степени, чем в любой "замороженный конфликт" в СНГ. Появление же независимой Галиции будет рождением не просто слабого и недееспособного, но и русофобского, откровенно враждебного РФ государства.

Сегодня и Украина, и Россия вовлечены в разрешение приднестровского кризиса. Во многом оптимизация российско-украинских отношений будет способствовать тому, чтобы, во-первых, сдерживать процесс "интернационализации" мирного процесса, а во-вторых, появлению новых моделей разрешения "замороженного конфликта". Однако для этого Украине придется вспомнить свою роль гаранта мирного процесса, а не силы, "принуждающей к миру" одну из сторон конфликта. И Россия, и Украина вместе участвуют в освоении черноморского региона, который с 2007 года становится регионом "Единой Европы". В январе 2007 года в составе ЕС появятся два черноморских государства - Болгария и Румыния. Таким образом, совместная кооперация лишь усилит позиции Москвы и Киева перед активно расширяющимся Европейским союзом. В данном случае речь не идет о совместной конфронтации с Европой. Это не в интересах ни РФ, ни Украины. Речь идет о налаживании нормального партнерства.

Таким образом, Киеву и Москве есть о чем поговорить. И не просто поговорить, а наметить темы для серьезного сотрудничества. Только перед таким разговором (и в декабре 2006 года, и в новом году) надо осознать, что российско-украинские отношения не должны быть пиаровским фактором для разогрева "внутренней аудитории". Они не должны развиваться в силу конъюнктурных соображений, как это было до 2004 года (Леонид Кучма был прозападным лидером, но после "дела Гонгадзе" был вынужден дрейфовать в сторону Москвы). Двусторонние отношения должны стать стратегией, свободной от взаимных и искусственно раздуваемых фобий и клише.

       
Print version Распечатать