Тело как данность

От редакции. По недавним сообщениям некоторых СМИ, планируется преобразование нынешней регионально-муниципальной структуры в 20 крупных агломераций. Какие плюсы от новой административно-территориальной структуры, какие минусы? Об этих разговорах и о том, чем могут стать подобные агломерации, Русскому журналу рассказал российский политолог Святослав Каспэ.

* * *

Самое интересное (а пожалуй, что и единственное по-настоящему важное) в очередных слухах о переустройстве российской территориальной организации – вовсе не существо и детали (якобы) предлагаемого к реализации проекта, а то, что эти слухи, во-первых, появляются, во-вторых, всерьез обсуждаются политической прессой и экспертным сообществом. Ни в одном государстве с устоявшимся составом «политического тела» и ставшей предметом консенсуса его реальной конституцией это немыслимо. Что важно, ни в государстве федеративном (вот только попробуйте – ради опыта – вообразить сюжет инициированного Вашингтоном «укрупнения регионов» в информационном пространстве Соединенных Штатов!), ни в государстве не федеративном вовсе.

Не только в Великобритании идея, например, политико-административного разделения Шотландии на Highlands и Lowlands или, скажем, поглощения Англией Уэльса вызвала бы немедленную госпитализацию ее автора в профильную клинику со стенами, обитыми мягкой материей; во Франции мысль о необходимости в видах удобства управления радикально сократить количество департаментов, стянув их к «крупным городским агломерациям», привела бы ровно к тому же результату. По той причине, что реальная конституция – конечно, в случае ее какого-никакого наличия, – не является, в отличие от формальной, предметом рациональной инженерии. Мандельштамовский вопрос «Дано мне тело – что мне делать с ним» подразумевает, что тело дано как данность (отсюда продолжение цитаты – «Таким единым и таким моим?») и исключает попытки обзавестись каким-нибудь другим телом или перетасовать имеющиеся органы в каком-нибудь другом порядке, хоть бы и представляющемся более разумным.

Мы же вполне способны не только разрабатывать подобные проекты, но и, что более всего пугает, их осуществлять – ведь нет сомнений в том, что при наличии достаточно проявленной политической воли российскую территориальную организацию можно перекроить и (якобы) задуманным образом, и почти любым другим. Причина не только в том, что большинство территориальных подразделений России не обладает сколько-нибудь выраженной субъектностью – на манер техасской или орегонской, уэльской или вандейской, тосканской или кастильской. Фундаментальная причина в том, что российское государство per se все еще остается – как видно из рассматриваемого примера, для его собственной интеллектуально-политической элиты, но, судя по всему, и для генеральной совокупности граждан – чем-то средним между tabula rasa и fata Morgana.

Ничто так не подходит для постоянного переконструирования, как фантомы и миражи; и каждая новая попытка решительной переделки политической реальности, равно как и готовность всерьез обсуждать самые туманные намеки на подобные перспективы, в очередной раз проблематизирует самоё эту реальность. Собственно, ставит под сомнение ее статус реальности. Причем если эти попытки до сих пор не ослабевают, то получается, что все усилия, приложенные к реификации российской политической реальности в 2000-е гг., к консолидации государства и к его превращению из «декларации о намерениях» в факт, канули втуне. Тем самым задним числом дискредитируются и эти попытки, и их адепты и апологеты.

Далее можно двигаться двумя путями. Можно снова и снова переделывать и перезаклинать голема в надежде, что однажды заклинание сработает, что российское политическое тело обретет душу и способность к автономному существованию (впрочем, тут, наверное, более уместна аналогия с изделием доктора Франкенштейна). А можно попробовать унять свой зуд рациональной инженерии и дать телу шанс. Просто предоставить сложившейся к настоящему моменту российской территориальной организации – сложившейся, между прочим, не абы как, а все же исторически, пусть речь и идет о совсем недавней истории – время, достаточное для ее превращения из окказиональной констелляции в национальную традицию. Все традиции возникают именно так, и не все они совершенны с рациональной точки зрения – их сила не в разуме. Если мы хотим иметь традиции, их надо взращивать; и не трогать то, что только начало укореняться.

Несколько лет назад я услышал от одного высокопоставленного политического менеджера формулировку: «Хватит страну тараканить!». Мне кажется, эти слова могли бы стать недурным выражением национальной идеи. Во всяком случае, к обсуждаемому сюжету они как нельзя более применимы.

       
Print version Распечатать