Стратег левого поиска

Вы-то думали, что здесь всего лишь Экспериментальный творческий центр. А оказалось, что здесь и просто ЦЕНТР.

Левое поле современной России более чем своеобразно. При мощной левой традиции, при доминирующих в целом левых ожиданиях и огромной левом интеллектуальном наследии собственно левых сильных политических организаций, левого движения как такового практически не существует.

Левые без Будущего

Есть партии, так или иначе либо использующие левую традицию, как КПРФ, либо эксплуатирующие левые ожидания общества – как «Единая Россия», которая при этом и называет себя правой партией, и участвует в осуществлении правой политики.

При этом левая традиция и левые ожидания во многом направлены разновекторно. Левая традиция – во многом живет прошлым и его образами. В частности – сохранением левого интеллектуального наследия, доставшегося из прошлого. Но в еще большей степени – ностальгией, пусть в хорошем смысле слова, и амаркордами, припоминаниями.

Левые ожидания отчасти несут в себе ностальгию – но в еще большей степени – нормальные левые бытовые и социально-экономические требования.

Отсюда два ограничения левого поля в России, две его существенные, базовые слабости.

Первая – в том, что традиция, во многом оформленная в те или иные социокультурные партии, апеллирующие к советскому наследию, и ожидания – интегрированы лишь отчасти. Поле их совпадения, пожалуй, меньше, чем поле их различия.

Вторая в том, что ни традиция, ни ожидания не сориентированы в будущее. Ни один из этих компонентов не несет в себе попытки моделирования новой социальной альтернативы, не предполагает образа будущего как альтернативы настоящему – не заключает в себе Проекта.

Принято считать, что левое означает выбор демократии против автократии, выбор общественной собственности и планового производства в противопоставлении частной собственности и рынку. Выбор интернационализма в противовес национализму.

Одновременно считается, что левое – всегда предполагает защиту социальных начал против имущественной иерархии и социального дарвинизма.

Это и так – и не так.

Потому что левые в первую очередь – это партия движения, а правые – партия порядка. Причем движения вперед – причем при более или менее четком определении образа будущего, проекта общества, альтернативного сегодняшнему миру и подлежащего созданию в будущем.

Этим Проектом очень мало занимаются левые и в мире в целом, и особенно – в России. В России сегодня практически полностью отсутствует социальное проектирование вообще, интеллектуальный поиск нового общественного устройства, нового прочтения коммунистической теории в частности. Левые в России сегодня либо заняты просьбами вернуть их в «Старое Доброе Советское Время», либо выражают готовность его не возвращать – но при сохранении не меньшей социальной защиты в настоящем.

Левые настроения не ориентированы в будущее, левые организации не пытаются звать на борьбу за будущее, левые обществоведы (даже не получается назвать их «левыми интеллектуалами») не испытывают интереса к будущему.

На подмостках «постперестройки»

Исключением является такой заметный феномен левой политической и интеллектуальной жизни, как Сергей Кургинян. А также его «Экспериментальный творческий центр» и заявленные им концептуальные подходы – как, собственно, и инструментарий.

Книга Сергея Кургиняна «Постперестройка» стала бестселлером 1991 года. Она смогла стать обвинением курсу перестройки и всей атмосфере горбачевщины (что тем более интересно, поскольку Сергей Кургинян входил в число советников тогдашнего высшего советского руководства). Именно ее потом, в августе 1991 года найдут на столе Председателя КГБ Владимира Крючкова.

Скептики и недоброжелатели Кургиняна любят перечислять тех, чьим советником на том или иной этапе выступал последний – и делать акцент на том, что многие из его подопечных скатывались в результате к политическому поражению. Сам Кургинян однажды сказал по этому поводу: «Мне нужно повесить над входом в Центр объявление: «Политические трупы, просьба обращаться за реанимационной помощью хотя бы не позднее, чем через неделю после клинической смерти».

При этом деятельность центра, – а Кургинян никогда не скрывал своей левой и коммунистической направленности, – с одной стороны, была ориентирована на поиск Проекта будущего и формулирование своего видения коммунистического проекта как такового – но, с другой, всегда оставалась увязана с реальной сегодняшней политической жизнью.

Как элемент интеллектуального пространства и конгломерата российских аналитических центров ЭТЦ специфичен как своей левой ориентацией, так и своей приверженностью будущему.

А как элемент российского политического поля – специфичен той же ориентацией на приоритеты будущего – но и действительной вовлеченностью в пространство реальной политики.

ЭТЦ никогда не претендовал на то, чтобы быть политической партией. Но он всегда позиционировал себя как своего рода интеллектуальную коммуну. С одной стороны, подобно бенедиктианским монастырям первого тысячелетия нашей эры сохраняющую наследие разрушенной культуры и разрушенной цивилизации – с другой, создающую новые формы интеллектуальной работы и межчеловеческих отношений, но с третьей – активно анализирующую политический процесс – и по возможности активно в него вмешивающуюся. Кургинян в известном смысле воплотил в политике физический принцип реле – управление потоками большой энергии импульсами малой.

И, при этом, не являясь партией или политической организацией – Центру и его создателю подчас удавалось оказывать воздействие на политический процесс куда большее чем иным очень большим и очень влиятельным партиям.

Во всяком случае, когда 17 марта 1996 года Ельциным было принято решение, и, похоже, подписаны Указы о роспуске Думы, запрете КПРФ и переносе президентских выборов на два года – отнюдь не так и не состоявшиеся протесты перепуганного парламента и КПРФ, но скальпельно-элитное воздействие Кургиняна оказалось одним из важнейший факторов того, что эти решения так и не были реализованы и утром 18 марта – отменены.

Осенью того же года, после подписания Хасавюртовского соглашения Кургинян одним из первых объявил его национальным предательством, а Лебедя – предателем. И стал тем медиатором, режиссером (а он и есть режиссер по одной из своих специальностей), который создал конфигурацию политических сил, по разным причинам и разным поводам недовольных генералом, и сумел срежиссировать и обеспечить политически-элитный разгром и снятие претендента в диктаторы с его постов.

Скептики могут сколь угодно долго иронизировать по поводу экстравагантности самого Кургиняна, как и стиля его исследований и докладов, – но чтобы заставить действовать по одному сценарию Березовского, Чубайса, Строева, Куликова и Зюганова – для этого все же нужно известное мастерство.

Скептики могут также раздраженно иронизировать, когда в тех или иных выступлениях Кургинян начинает в лицах описывать, что и в какой момент сказал на том или ином закрытом совещании тот или иной носитель высшей государственной власти в России. Могут и бросать негодующе: «Ну, он что, под столом там сидел?», но проходит год-другой, выходит интервью с одним (возможно – уже отставным) из участников упомянутого совещания – и тот почти дословно воспроизводит те слова, что вызвали некогда такое недоверие.

Певец Империи и пролетариата

Это – очень давние истории. Есть и много более близких к нашему дню.

Среди прочего – интересно то, что обрушение пирамиды ГКО в августе 1991 года – было математически смоделировано и предсказано Кургиняном в одном из докладов на клубе «Содержательное единство» в 1994 году. Причем не только как факт, не только с указанием года, – но и с указанием августа, как конкретного срока этой катастрофы.

Конечно, Кургинян – не традиционный марксист, как и не традиционный коммунист. Эта нетрадиционность, имеет как минимум несколько проявлений на разных уровнях.

Прежде всего, его идеологические пристрастия не втиснуты в узкий удручающий костяк терминологии позднесоветских учебников «марксизма-ленинизма». Ему свойственен другой, более образный и эмоциональный язык, естественное, в отличие от скучных партийных пропагандистов, обращение к терминологии и понятиям реальной послемарксовой политической науки и политической технологии.

При том что на самом деле все используемые понятия и выводы – практически ни в чем существенном не противоречат общим научным законам марксизма. И лишь прописывают их действие применительно к эпохе, наступившей через сто шестьдесят лет после написания Манифеста и через сто лет после эпохи творчества Ленина.

Второй момент его нетрадиционности – это совмещение трех приоритетов: левой коммунистической ориентации, твердой власти, и признания ценности Империи. Левые обычно видят в слове Империя лишь синоним «империалистического государства»; для Кургиняна Империя – это нечто вроде интернациональной Коммуны (или Советов) – это пространство охваченное действием коммунистического проекта – и расширяемое во имя этого Проекта посредством сильной Коммунистической власти. При этом левые, в большинстве своем, давно отказались от идеи «диктатуры пролетариата». Кургинян, при всей своей нетрадиционности – один из последних ее носителей. Или один из первых. кто вновь разжигает пламя этой идеи.

Просто он видит в «пролетариате» не традиционного молотобойца – что неплохо, но недостаточно, а того, кого видел Маркс – лично свободного человека, не обладающего собственностью на средства производства и вынужденного продавать свою рабочую силу. Но при этом Кургинян просто помнит или понимает то, чего не помнят или не понимают традиционные коммунисты-традиционалисты – одна из причин, обуславливающих по Марксу передовую роль пролетариата – это его связь с передовыми производительными силами. То есть для Кургиняна «Диктатура Пролетариата» - это «Диктатура Когнитариата», диктатура производителей знания, информации, технологий – всех тех, кто не только не заинтересован в сохранении частной собственности на средства производства – но и способен самостоятельно организовать и наладить новое технологическое производство.

Театр одного режиссера

И третий, безусловный момент нетрадиционности Кургиняна и его центра – это его театральность. В данном случае вопрос об общей театрализации политического процесса современного мира – выносится за скобки и не рассматривается – хотя, кстати, он очень важен.

Центр Кургиняна театрален уже по своему непосредственному происхождению – он вырос из театра Кургиняна (Театр-студия «На досках»), одного из эпицентров общественной и театральной моды 1980-х. Но родившись из театра – он сохранил в себе черты театра – что предельно раздражает как тех или иных традиционал-коммунистов, так тех или иных традиционал-политологов.

И этот может казаться странным. Но на деле, не настолько, насколько кажется.

Строго говоря, театр как феномен – это попытка смоделировать и познать мир. Отсюда и шекспировское: «Весь мир театр, все люди – актеры».

И в этом отношении – по задачам это мало отличается от того, чем должен заниматься научный, в том числе – политологический – центр. А если задачи общие – вполне естественно объединение методов. То есть соединение в понимании реальных политических процессов – понимания и драматургии самого человеческого поведения. Его мотивов страстей – и воздействия на него театральности, создаваемой другими.

Но, с другой стороны, театр – это и создание мира. Своего, Нового. То есть то самое действие – которое так не хотят выполнять традиционные левые. Но и цель левого движения, левого Проекта, когда он является таковым – это бросить вызов миру, не только не признав его лучшим из миров, но и приняв на себя ответственность за создание нового.

Как там было у Стругацких в их «Граде обреченном» после официального объявления о провале и прекращении Эксперимента: «Теперь, как видишь, ситуация в корне переменилась. Уверен, что новая терминология и некоторые неизбежные эксцессы не смутят тебя: слова и средства переменились, но цели остались прежними».

Но и, кроме того, эта театральная импульсивность и образность как в качестве инструмента поиска, так и в качестве способа артикуляции – отражение не только и не столько тенденций современного мира и современной политики самих по себе. Это попытка привнести в познание и действие некий погасший огонь. Разжечь тот накал, ту идеалистичность – в ее предельной прагматичности, – которая собственно и создала современную цивилизацию, и как ее законное порождение – коммунистический проект – и которая одна может звать человека на путь созидания и создания будущего.

По существу, Кургинян хочет вернуть человеку его человеческое – чтобы тот смог создать Новый мир. Вернуть ему его будущее.

       
Print version Распечатать