Специально для Русского журнала. Монолог Евгения Гонтмахера, руководителя Центра социальной политики Института экономики РАН, члена правления ИНСОР (Института современного развития), профессора ГУ-ВШЭ

* * *

Сегодняшний кризис в моем понимании в России начался давно – задолго до того момента, когда о нем заговорили вслух. Давайте вспомним события десятилетней давности, которые у нас принято называть дефолтом. Помню, я сидел в то памятное утро августа 1998 года в кабинете у Евгения Григорьевича Ясина, тогда министра Российской Федерации. Раздался звонок. Из телефонного разговора с женой он (а вместе с ним и я) узнал, что у нас случился дефолт.

Дефолт был настоящей социальной катастрофой. Конечно, в экономическом плане, отвлекаясь от человеческих эмоций десятков миллионов людей, наверное, можно сказать, что он породил экономический рост. Но с социальной точки зрения - это был ужасный удар.

Вопрос даже не в том, что у людей сгорели сбережения и вообще упал и без того невысокий уровень жизни. Удар пришелся по моральному состоянию россиян. Я удивляюсь, насколько у нашего народа огромен запас социальной прочности. Потому как случись такое в любой другой стране мира, начались бы волнения и власть наверняка поменялась бы. Но люди восприняли этот удар спокойно. Может быть, потому что тогда было сформировано коалиционное правительство Примакова-Маслюкова? На мой взгляд, именно этот политический факт поспособствовал дальнейшему восстановлению экономики. Очень актуальное воспоминание, однако…

Но постепенное восстановление, выход из провала сопровождался становлением и закреплением особой формы российской жизни – кстати, не только экономической, когда мы сели на сырьевую «иглу». Произошло долгое и затяжное отравление нефтью и газом, потом металлами, которые вызвали бездействие (а точнее – паралич) власти, эйфорию и галлюцинации элиты.

Но давайте вернемся чуть назад. Когда уходил Борис Ельцин и на смену ему появился Владимир Путин, поначалу у меня и многих моих коллег появилось ощущение, что наконец-то, после многочисленных кризисов 90-х, все пойдет по-другому. Лично меня подкупили слова Путина, которые были сказаны во время его предвыборной компании о том, что «идеальным вариантом для страны было бы население в 500 миллионов человек». Каков масштаб мышления! Вокруг этой идеи можно было бы выстраивать стратегию долгосрочного развития России, лепить ее новый образ, в чем страна так нуждалась и продолжает в еще более обостренной форме нуждаться до сих пор..

Словно бы в продолжение этого интеллектуального прорыва Путин, тогда еще Председатель Правительства, создает Центр стратегических разработок (ЦСР). За короткий срок авральной работы десятки, если не сотни ведущих экспертов, ученых и чиновников произвели на свет "Стратегию социально-экономического развития страны на период до 2010 года" (так называемую программу Грефа). Работали вдохновенно и масштабно. Согласно первоначальному замыслу стратегия должна была стать гуманитарно-экономической с сильной социо-культурной составляющей. Неслучайно один из первых исследовательских проектов был посвящен изучению ценностей, которыми традиционно живут россияне. Но потом первая, гуманитарная часть отпала. В результате после всех редакций осталась только сугубо прикладная экономическая часть, т.е. горизонт резко сузился. Тем не менее и в таком обрезанном виде документ вполне смотрелся в качестве стратегического плана реформ для будущего путинского президентства. Кстати, тогда среди руководителей ЦСР были и Эльвира Набиуллина, и Аркадий Дворкович, и Дмитрий Мезенцев. Все они до сих пор на виду.

Но уже после избрания Путина президентом как-то все начало сворачиваться, превращаться в рутину, выдыхаться. Хотя семинары, дискуссии вроде бы проводились регулярно, но все равно это было уже не то. «Программа Грефа» так и не стала «дорожной картой» российского правительства, которое перешло всего лишь на трехлетний (во многом формальный) горизонт планирования своей работы. ЦСР постепенно переориентировался на решение сиюминутных задач, стал структурой, фактически обслуживающей Министерство экономического развития и торговли, которое возглавил Герман Греф.

Что еще было из тогдашних воодушевлявших меня месседжей? Конечно, Гражданский форум -2001 в Кремлевском дворце. Тогда многое удалось сделать всерьез, несмотря на очевидные теперь ошибки. Трудно было собраться, договариваться, преодолевать сопротивление тех, кто тогда пытался начать манипулировать общественностью. Но главное получилось: удалось собрать реальный срез тогдашнего гражданского общества, тех людей, кто на самом деле хотел что-то изменить. Нам удалось поймать живую волну, брожение, которым было охвачено население в регионах, получилось тогда собрать здоровые силы.

Знаковым и обнадеживающим было открытие Гражданского форума: Людмила Михайловна Алексеева произнесла приветствие и передала слово гостю мероприятия - Владимиру Путину.

Гражданский форум продолжился (спасибо неравнодушию и новаторству Сергея Кириенко – тогдашнего президентского полпреда в Приволжском округе) Тольяттинским Диалогом-2002, а потом завершился Российским Форумом-2003, объединившим представителей гражданских организаций, власти и бизнес-сообщества.

Эти форумы были «родственниками», - но только по темам, а, по сути, принципам организации – они разные. В 2001 году важно было дать толчок развитию третьего сектора, встретить его лицом к лицу с властью. В 2003 году стратегически важным было подключение к этому диалогу экспертного сообщества и бизнеса.

Темы, которые тогда обсуждались в совершенно свободном режиме, покрывали повестку дня всей нашей общественной жизни – от вопросов здоровья населения и местного самоуправления до проблем внешней политики и развития собственно экспертного сообщества. И хотя очередные федеральные выборы были не за горами, удалось тогда сохранить принципиальную непартийность, хотя депутаты и люди от разных партий к диалогу приглашались. Почему же нет? Мы пытались выстроить связку между ними и общественными организациями как представителями их же электората. Это было еще не время формирования по сути монопольного «партийного» организма под названием «Единая Россия». Некоторые, в том числе и я, строили иллюзии, что свободно развивающееся гражданское общество быстро сформирует нормальную многопартийную систему, где будут относительно небольшие левые и правые фланги, а между ними мощные левые и правые центристы.

Конечно, это была эйфория, попытка быстро решить задачи, которые в действительности оказались, мягко говоря, малореализуемыми из-за наших собственных политтехнологических выкрутасов. Сравнивая состояние гражданского общества начала 2000-х с нынешним, приходишь (давайте, наконец, скажем правду) к неутешительному итогу.

Дело в том, что власть так и не избавилась от глубинного (чуть ли не царистского) убеждения, что людям надо даровать свободы. Вспомним освобождение крестьян в 1861 году, Манифест Николая II. Такое «дарование» закончилось в 1917 году невиданным историческим потрясением, в конечном счете, унесшим жизни десятков миллионов россиян и потерей в 1991 году значительной части территории.

В начале 90-х наступил короткий период, когда верховная власть и общество находились в равном положении. Но это сопровождалось постоянными конфликтами – вспомним, например, стычку между Борисом Ельциным и Верховным Советом в 1993 году, президентские выборы 1996 года, информационную свободу ведущих СМИ. Смею предположить, что если бы такое равенство сохранилось и далее, то и сырьевого отравления 2000-х не было бы. Сложные, неудобные, но именно этим ценные партнеры власти не дали бы ей возможности почивать на нефтегазовых лаврах, вынудили бы создать условия для долгожданного технологического и инновационного рывка – на базе свободы частного предпринимательства, которая, увы, фактически закончилось на деле ЮКОСа.

Власть пошла действовать по принципу: «сначала – порядок, потом – свободы». Были взяты под контроль федеральные телеканалы, в Думе быстро наводился «порядок», который гарантировал принятие любых законопроектов, выдвинутых Президентом и Правительством, избирательная система становилась всё жестче и жестче для неудобных (неконтролируемых из Администрации Президента) сил. Что касается НКО, то резко увеличился элемент имитационности и манипулирования ими. А если ты не хочешь этому подчиниться, то тебе так осложнят жизнь, что мало не покажется. И это не только вытекает из каких-то неформальных правил. Новое законодательство об НКО, принятое в 2006 году, иначе как запретительным по отношению к настоящему гражданскому обществу назвать нельзя.

Реформа местного самоуправления фактически привела к его деградации и в значительной степени огосударствлению.

Поэтому можно понять моё глубокое разочарование, ощущение того, что духоподъемные перестройка, 90-е годы и первые впечатления от Владимира Путина сменились глубоким откатом назад, в почти брежневский застой. Помню, я с коллегами по советскому НИИ, в котором довелось отработать 16 лет, читали между строк «Правду» и «Известия», пытаясь пробиться к сути событий, наслаждались диссидентством (очень умело направляемым тогдашним Агитпропом) «Литературной газеты» и «Нового мира», пытались сквозь треск глушилок что-то услышать от «Голоса Америки», Би-би-си и «Свободы».

Я, конечно, наивный человек. Некоторые мои знакомые весьма иронически относились к моей эйфории уже по поводу «программы Грефа», смеялись над моими тогдашними надеждами на формирование полноценной, а не ублюдочной политической системы. И всё-таки почему я клюнул на месседжи, оказавшиеся ложными? И, забегая вперед, почему я снова надеюсь?

Я родился в 1953 году. Мое поколение до самого конца 80-х годов не видело практически ничего, вся жизнь наша была регламентирована партией, райкомом комсомола, профсоюзом. Мы жили на «обитаемом острове» - только не надо смотреть новомодный фильм, просто перечитайте Стругацких. И вдруг в одночасье все изменилось. История ворвалась в наши дома, стала личным делом и личной ответственностью. Это трудно передать словами…

Я сравниваю тогдашнее настроение с тем, что было в детстве, когда в космос полетел Гагарин. Мне было тогда семь лет. Не могу забыть тот восторг, казалось, что он нас всех немного оторвал от земли и взял с собой.

А тут еще довелось – возвращаюсь к началу 90-х – поработать в тогдашнем Министерстве труда на самом горячем участке: начальником управления уровня жизни и социальной поддержки населения. Потом был и заместителем министра социальной защиты, сотрудником Администрации Президента. Кое-что удавалось сделать, защищая «социалку», то есть конкретных людей в условиях дефицита бюджетных денег, упадка экономики.

Конечно, я видел как постепенно трансформируется Борис Николаевич, как мало остается (в силу объективных и субъективных причин) от его поистине гагаринского взлета 1991 – 1992 годов. Но и того, что оставалось, вполне хватало на то, чтобы всё-таки не терять надежду. Именно поэтому я с ощущением своей небезполезности работал в Аппарате Правительства во времена «младореформаторов», потом короткого премьерства Сергея Кириенко, не менее короткого периода упомянутого мною коалиционного Правительства «Примакова-Маслюкова», а затем связал свои надежды с приходом Владимира Путина.

Еще раз повторю: настрой на проведение широкомасштабных преобразований всячески поддерживался Владимиром Путиным, предвыборная компания, а затем первые выступления которого в качестве президента не оставляли сомнений в его решимости следовать рыночным и демократическим рецептам.

Поначалу это очень обнадеживало и вдохновляло. Но не долго.

Приход к власти Владимира Путина совпал с быстрым улучшением внешнеэкономической конъюнктуры на традиционные сырьевые товары. Они производились в России: нефть, газ, металлы первичного передела, круглый лес, рыбу. Впервые с момента образования новой России в бюджете появились деньги, позволившие не только рассчитаться с накопленными в конце 90-х долгами по выплате зарплат бюджетникам и пенсий, но и в спокойной обстановке задуматься о конкретных экономических и социальных реформах для вывода страны из состояния патриархальщины и экономического примитивизма.

Мы сейчас со всей очевидностью можем говорить о том, что реформаторская волна начала 2000-х захлебнулась. Это сворачивание, затухание произошло, несмотря на самый благоприятный финансовый климат. Основная причина? Обилие легких, реально не заработанных страной денег, бездумная раздача крох направо-налево создает впечатление социального благополучия и притупляет ощущение социальных и экономических опасностей, неуклонно надвигающихся на Россию. Почему я сказал про «крохи»? Дело в том, что создание Стабилизационного фонда позволило спасти от разворовывания тоже крохи – несколько триллионов рублей, в то время как сотни миллиардов долларов ушли по карманам чиновников самых разных уровней.

Воцарился совершенно отвратительный политический стиль. На людях, публично читать по бумажке о благе народа, а на деле глубоко презирать «население», считая его недостойным и неготовым, например, к полноценному местному самоуправлению, распоряжающемуся большей частью собираемых налогов, а не очередными крохами, как сейчас. Это отвратительная «политика» наших федеральных телеканалов, новостные выпуски которых отличаются лишь фамилиями ведущих, которые «удивительно» одинаково не сообщают о чем-то, запрещенном сверху, и, наоборот, тиражируют, мягко говоря, неадекватную картину страны и мира. Вспомним открываемые, как по взмаху волшебной палочки, и так же мгновенно закрываемые информационные войны против Украины, Грузии, США. Дошло уже до того, что из Владимира Путина (всё-таки надеюсь, что помимо его желания) усердные придворные политтехнологи делают Ким Ир Сена, заставляя несчастных депутатов-единороссов называть его «национальным лидером». А спокойно воспринятое всеми заявление вновь назначенного председателя Центризбиркома Владимира Чурова о том, что его закон №1 - «Путин всегда прав»? Я бы на месте Владимира Владимировича немедленно и публично поправил бы этого человека, который, отвечая за проведение выборов в стране, должен быть трижды беспристрастным.

Работая в правительстве, я многое понял. Писал десятки статей (иногда не под своей фамилией), потому что владел уникальной информацией. Взывал к тому, что надо заниматься модернизацией здравоохранения, медицины, образования. Потому что бездействие погубит. Оно, как сейчас очевидно всем профессиональным неангажированным экспертам, и губит.

Я ушел из Правительства осенью 2003-го года. Просто написал заявление по собственному желанию, хотя ко мне никаких претензий не было и я мог бы работать там и до сих пор, но это стало просто неинтересным. Кроме того, для меня индикатором утраты всяких надежд стала ситуация, разворачивавшаяся тогда вокруг ЮКОСа и Михаила Ходорковского.

Потом … Потом несколько лет, которые, как я уже сказал, вполне можно сравнить с брежневским застоем. А, по-современному говоря, наступила эпоха «стабильности», когда за фасадом ни на чем не основанного самодовольства, «вставания с колен», пропагандистской обработки в традициях приснопамятного Суслова и многих других «прикрытий» продолжал разворачиваться наш российский, доморощенный системный кризис. Мы не просто не занимались судьбой страны, но и не хотели этого. Царствовали, как у Александра Сергеевича Пушкина, лежа на боку, с сонмами придворных, которые пели в высочайшее ухо одну и ту же мантру: «в Багдаде всё спокойно».

Казалось бы, пора отказываться от демократических и просто гуманитарных иллюзий, смириться с «неизбежным». Тем более, что вместо телевизора можно пользоваться Интернетом, открыты границы, кое-где даже можно опубликоваться без цензуры. Такая вот (помните времена застоя?) внутренняя эмиграция, только по сравнению с советской слегка технологически продвинутая.

Но что-то снова щелкнуло в колесе российской истории. В 2007 году Владимир Путин решил уходить, несмотря на то, что окружающая его свита этого безумно не хотела. Надо отдать должное Владимиру Владимировичу. Изменить Конституцию по казахско-туркменскому образцу было бы проще пареной репы. И вполне формально-демократическим путем. Да и Запад тогда – поворчал бы, да и проглотил бы очередную российскую пилюлю. Но ведь не пошел Путин по этой дорожке, которая, как он, видимо, понял, ведет в исторический тупик Россию и в личностный тупик его самого. При этом, перебирая многочисленных желающих занять президентское кресло, Путин всё-таки остановил свой выбор на Дмитрии Медведеве – человеке, которого трудно заподозрить в заскорузлости и косности.

Я не собираюсь противопоставлять Медведева Путину. Для меня очевидно – во всяком случае, я в этой своей иллюзии пока не разочаровался - что Путин реально хотел за год-полтора передать реальные бразды правления своему преемнику и уйти в сторону. Может быть только на время. Именно поэтому он решил поработать премьер-министром.

Но «внезапно» наступивший кризис спутал эти планы. Не буду продолжать этот сюжет, потому что он только-только начал развиваться…

Возвращаюсь на некоторое время назад. Так вот, выдвижение Медведева для меня в личностном плане возродило надежду не на «оттепель», которой нет, но которую некоторые наши высокопоставленные политтехнологи уже пытаются превратить в «слякоть». Нет. Это не более чем осторожная попытка предположить, что верховная власть всё-таки что-то начнет делать, чтобы спасти страну.

Пару лет назад наша неформальная группа экономистов «Сигма» - Игорь Юргенс, Леонид Григорьев, Александр Аузан, Сергей Афонцев, Андрей Шаститко, я и еще несколько коллег – написали и опубликовали книжку «Коалиции для будущего». В ней мы представили четыре на тот момент возможных сценария развития России до 2016 года (окончание гипотетического второго срока Президента Медведева) – «Инерция», «Рантье», «Мобилизация» и «Модернизация». Понятно, что наши симпатии были и есть на стороне последнего сценария. Мы попытались показать, что оставшиеся три пути рано или поздно приведут Россию в тупик, из которого может быть очень сложно выйти. Во время презентации этой книжки мы указывали, что если не заняться глубокой модернизацией (экономической, социальной, политической), то системный кризис начнется в 2011-2012 году. Американский финансовый кризис, оголив накопленные за «тучные» годы наши доморощенные проблемы, просто придвинул эту точку в 2008 год.

Что это за проблемы?

Пожалуйста. Начну с сырьевого характера экономики, что разделил общество на две неравные части: около 30 процентов тех, кто получал максимальные выгоды от высоких цен на нефть, газ и всех остальных. Даже по официальным данным коэффициент доходного неравенства постоянно увеличивался. Но ситуация намного глубже. Именно в «тучные» годы у нас сформировались две медицины – для бедных и для богатых, равно как и два образования. Фактически не будет преувеличением сказать, что в рамках нашей Федерации мы имеем несколько и социальных, и региональных укладов – от миллиардеров и миллионеров с их многочисленной обслугой до обширного и всё более ширящегося общественного дна, от вполне европейского уровня столиц до многочисленных уголков, где люди выживают за счет клочка земли. Уже одно это обстоятельство перечеркивает возможность цивилизованного существования в России. Богатые скрываются в построенных ими же самими резервациях, окруженные многометровыми заборами и охраной, а бедные всё более концентрируются в гетто спальных районов и деградировавших малых городов и рабочих поселков.

Сейчас много разговоров вокруг такого феномена как российский средний класс. Я, будучи начальником департамента Аппарата Правительства, еще в 1998 году официально заказал только-только организованному Бюро экономического анализа провести исследование на эту тему. Результатом стала блестящая книга о российских «средних классах». Потом эстафету этих работ взял на себя Независимый Институт социальной политики. Что же получается, если оглянутся на столь уже длительное время наблюдения? Вывод моих коллег очень прост: за 2000 – 2007 годы российский средний класс не вырос, несмотря на усредненный по всему обществу рост благосостояния. Нашей примитивной экономике, нынешней интерпретации конституционных положений о российской политической системе, как оказалось, не нужен мощный средний класс. Понятно почему: он обязательно предъявит спрос на рыночную экономику с прозрачными правилами и на конкурентную политическую систему.

Очень характерна ситуация вокруг нашего малого бизнеса. Владимир Путин в конце 2007 года признал, что его положение, мягко говоря, угнетенное. Ему гораздо хуже, чем в 90-е годы, из-за административного произвола, который стал системой. Даже по официальной статистике в ряде регионов происходит сокращение числа малых предпринимателей. А ведь предприниматели – одна из важнейших частей полноценного среднего класса.

Сырьевая экономика предопределила и превращение коррупции из массового в системное явление нашей жизни. Как я уже сказал, с повышением экспортных цен на сырье оказалось, что можно что-то оторвать в свой карман от потока «принесенных ветром» денег. А кто не имеет отношения к нефтяной трубе, тот начал системно кошмарить малый бизнес и всех просто граждан, обращающихся со своими просьбами к органам власти.

Но что самое опасное в нынешней российской ситуации - реальной конкуренции нет ни в политике, ни в экономике. Сверхмонополизация всюду и везде. А отсюда вытекает множество губительных последствий. Перечислю лишь некоторые: высокая инфляция, скверный инвестиционный климат (если речь идет не о спекуляциях на фондовом рынке, а о реальных вложениях в долгосрочные экономические проекты), опять же отличные условия для коррупции, вывод российских капиталов за границу, «утечка мозгов» и, самое главное, нарастающее отставание по всем параметрам от стандартов жизни наиболее развитых стран мира.

Фактически «тучные» годы были временем не решения, а накопления проблем, которые в своем переплетении приобрели поистине системный характер.

В то же время мы видим, сколько у народа идей. Да, конечно, среди тех, кто пишет Президенту, в Правительство, даже к нам в Институт современного развития (сказывается, наверное, то, что председателем нашего Попечительского Совета является Дмитрий Медведев), есть немало графоманов и просто сумасшедших. Но могут обнаружиться в этом потоке и очень ценные предложения, которые вполне можем упустить. Думаю, что Россия здесь – совершенно уникальная страна. Столетиями людей загоняли в стойло, оставляли лишь четко очерченные ниши для жизни. А всякие, выбивающиеся из этого строя, были обречены на забвение и маргинальность. Как Циолковский когда-то. Его ведь тоже считали чудаком и безумцем. Он стал «отцом космонавтики» посмертно только из-за того, что нужно было доказать наше, советское первородство во всём.

Так и сейчас. С народом, с теми, кто хочет участвовать, внести свой вклад никто не работает. Вот и чахнут по дальним городам и весям очередные российские кулибины. Нет каналов связи. Тот, кто прервет эту проклятую отечественную традицию, получит колоссальную опору, тот рычаг, который, возможно, поможет развернуть нас от сословного феодализма (здесь я вспоминаю неординарные работы Симона Кордонского) к открытому обществу.

У нас нет профессиональной политики. Каким должен быть настоящий политик? Вот, например, Буш-младший. При всех его очевидных слабостях он, когда начался кризис, позвал непримиримых соперников – Обаму и Маккейна – и они вместе (!) подготовили план Полсона. Конгресс его с первой попытки не принял. Доработали, убедили. Наверное, этот план плох, тем более, что Обама, став Президентом, фактически предложил свою программу. Но никто никогда не обвинит Буша, что он увлекался «ручным управлением» (единоличным управлением) в тяжелый для страны момент.

Профессиональный руководитель – это тот, кто слушает всех, даже отъявленных оппонентов, а потом принимает такое решение, которое большинство выслушанных считает своим. Ранний Ельцин был таким: умел слушать, принимать решения, которые разным, конфликтующим группам казались приемлемыми.

Сейчас у нас свели оппозицию к небольшой группе. Казалось бы торжество политтехнологий. Ан нет. Выборы в Сочи показали, что как бы ни вытаптывали поляну в здоровом обществе (а я, наивный, продолжаю считать наше таковым) всё равно есть люди, которые, во-первых, не боятся себя выдвигать вопреки установкам из Москвы и, во-вторых, те, кто за этих людей проголосует. Почти 14 официальных процентов Немцова об этом свидетельствует. А ведь кое-кто, стоявший за организацией этих позорных выборов, думал, что Борис наберет не более 1-2% и можно будет, ухмыляясь, в очередной раз сказать: вот она цена этих «несогласных».

Важно сказать и о том, как мы выглядим со стороны. С одной стороны, делаем все, чтобы с нами считались, как с равными, «Большая восьмерка» и прочее. С другой стороны, опускаемся все ниже. И ведущие государства нас не принимают в расчет в качестве союзников. Мы для них – не более чем источник сырья, в котором они пока еще нуждаются, и обладатель какого-то немеренного числа ядерных боеголовок. От нас всё чаще и чаще начинает попахивать псиной и портянками. А ведь Россия уже успела стать частью глобальной экономики со всеми вытекающими отсюда положительными и негативными последствиями. Нынешний мировой кризис быстро реструктурирует рынки и через считанные годы мы будем продавать наше сырье по ценам, которым будут диктоваться потребителем, а не производителем, как сейчас. Тут я хочу вспомнить слова Владимира Путина о том, что «слабых бьют». Совершенно справедливо, особенно если этот слабак еще и чужой. В такой России будет очень некомфортно жить. Все, кто чего-то интеллектуально стоит, вплоть до квалифицированных рабочих, уедут, не вспомнив о патриотизме. Посмотрите на русскоязычную молодежь прибалтийских стран. Да, в Латвии и Эстонии дискриминируют русский язык и русскую культуру. Но почему-то в Россию никто не спешит. Наоборот – выучив местный язык, получив паспорт гражданина, наши соотечественники при первой же возможности уезжают на Запад.

Можно, конечно, реализовать здесь кое-кем предлагаемую модель под названием «Крепость Россия»: закрытие границ, «опора на собственные силы» (по-корейски – «чучхе»), возведение в культ служение государству (а не нации!) и т.п. Смею вас уверить: если даже очень осторожно приступить к реализации этой модели, то через год мы будем жить как в нынешней Северной Корее. Тем, кто не знает, что это такое, рекомендую почитать свидетельства тех немногочисленных иностранцев, кого туда пускают. Я не хочу жить в такой стране, тем более, что большую часть из своих 55 лет я провел в старшем брате КНДР – Советском Союзе.

Сейчас, на очередной развилке российской истории, очень важно предложить людям объемный, стереоскопический образ будущего, к которому нация должна стремиться не под дулом калашникова и не под лай верных Русланов, а осознанно, с желанием обрести, наконец, жизнь, достойную свободных и гордых людей.

И тут для меня ясно одно: не надо изобретать снова то, чего нет, не существует в природе или повторять самые дремучие образы. Надо учиться на лучших из имеющихся примерах. Мне бы хотелось, чтобы Россия превратилась в страну с ухоженными лужайки перед домами, без заборов, напоминающие лагерь и зону, чтобы человек выходил из дома и видел вокруг чистоту, чувствовал себя в безопасности и был бы защищен, поскольку он – честный налогоплательщик и оплатил все это благополучие, устроенность. Этот человек должен иметь хорошо оплачиваемую работу, возвращаться домой после рабочего дня, проводить вечер с семьей, иметь возможность съездить в отпуск, он должен быть уверен в том, что этот обывательский (да-да, именно так!) строй никем не будет нарушен. А если и будут какие-то попытки, то они будут безжалостно, но по закону пресечены. Этот человек должен быть уверен, что чиновник не разворует его деньги как налогоплательщика и что суд стоит на страже закона, который для всех один. Мне говорят: у нас такого не может быть; наш народ устроен иначе – «скифы мы». Но почему-то русские, попав в другие страны, перестают быть «скифами» и даже начинают, как и аборигены, улыбаться случайным прохожим на улицам.

Я патриот. У меня было и есть много возможностей уехать. Но я не уеду. Я хочу быть в России, здесь работать и увидеть страну, в которой действительно будет комфортно жить 500 миллионам человек. Для меня это не прекраснодушие, не мечта, а реальная работа, личное дело, которое касается меня напрямую.

Вот и сейчас, сотрудничая с Институтом современного развития (ИНСОРом), я вместе с моими коллегами и единомышленниками пытаюсь хоть что-то сдвинуть. Снова забрезжила надежда, вспоминается наше гражданское вставание с колен времен перестройки. И начинать, как тогда, надо с малого – с жесткого обсуждения наших системных болячек, в числе которых на первом месте – сложившаяся неэффективная система управления и принятия политических решений.

То, что я прав в выборе приоритетов доказывает, например, обсуждение подготовленного еще летом прошлого года доклада ИНСОРа «Демократия: развитие российской модели». Собственно, это была обычная, скорее даже академическая работа. Никаких особых новаторских или крамольных идей авторы в ней не высказывали. В документе они собрали рекомендации главе государства на предмет того, как усовершенствовать политическую систему России. Основной мыслью авторов доклада, насколько помню, являлось то, что для движения в сторону инновационного развития необходимо перейти от использования модели «ручного управления» страной к переустройству действующей политической системы. При этом главным действующим лицом в этом процессе должна стать сама власть, а для решения долгосрочных задач социально-экономического развития России требуется большая открытость и большее участие граждан в политической жизни страны.

И что же? Сам факт отрицания «суверенной демократии» и призыв к изменениям (исключительно в конституционном поле) вызвал поток брани. Не дискуссии, а обвинений в непрофессионализме, повторении задов «лихих 90-х» и т.п. На следующий день после презентации доклада по ИНСОРу был дан залп в 30 печатных СМИ и Интернет-сайтах. Причем после того, как все эти «отклики» были собраны и сопоставлены оказалось очевидным, что они написаны «одной рукой», у всех «один почерк». И эта «рука» была приведена в действие из очень высокого кабинета. Об этом стало известно Президенту и травля прекратилась как по команде – в одночасье, что еще раз доказывает происхождение этой мини-информационной войны.

Могу привести немало таких примеров. Они касаются и меня лично, в частности моих публикаций в газете «Ведомости». Шум и полив грязью поднимались и затухали, словно ими управляли в «ручном режиме».

Несмотря на требование времени создать новую общественную атмосферу дискуссионных площадок становится все меньше, все сильнее имитируется обсуждение, а неконструктивная полемика агрессивно захватывает все сферы. Инициаторы ее – специально нанятые, хорошо оплачиваемые непрофессионалы – нарочно занимаются наперсточничеством, подменой фактов, передергиванием аргументов, намеренным искажением контекста. Кому-то очень нужно замутнение, кому-то очень нужно отвлечь от главного, запутать, сбить с толку. И выбираются мишени, начинается политическое глумление, вред от которого сильнее, чем от нашего действительно неприличного гламура.

Должны мы вспомнить, наконец, российскую традицию нерукопожатности. Считаю неприемлемым для себя общаться с такого рода «дискутантами», вступать в диалог со всякой политтехнологической и околополитической шпаной, которая – к сведению ее нынешних высокопоставленных покровителей – готова их предать в ту же секунду, когда политические ветры задуют в другую сторону.

Сейчас нужно во что бы то ни стало разжечь настоящую дискуссию, без табуированных и запретных тем. Поэтому я намеренно остро выступаю, публикую провоцирующие (но не провокационные), задевающие материалы, поскольку без вовлечения в общественную дискуссию серьезных сил, их консолидации – нам сейчас не выжить. Искренность и личная заинтересованность, задетость – вот что может стать залогом успеха. Вопрос стоит радикально: быть или не быть России. И вероятность того, что наша страна, станет просто пустым белым пятном на карте, поверьте, очень высока. А для моего поколения шанс увидеть процветающую страну свободных людей – последний. Другого не будет.