Моральное право выступить с нижеследующими горькими словами мне дал лично главный редактор "Русского журнала". 31 марта этого года на заседании семинара "Полития", ведущим коего я имею честь и удовольствие состоять, он обрушил гневные инвективы на отечественную политическую науку, задав, в частности, вопрос: была ли написана в современной России хоть одна книга, "которая, в свою очередь, была бы прочитана значимыми участниками политического процесса и стала его фактом? И таким образом участвовала бы в процессе передачи политического опыта? Которая смогла бы породить несколько научных школ, далее транслироваться в общественное мнение, предоставить тем самым людям возможность ориентироваться в политических процессах? Ответ - "нет".

И впрямь - нет. То есть можно было бы начать оправдываться; указать, в частности, что на Западе (а никакой другой политической науки, кроме западной, не существует в принципе) такие книги, конечно, случаются - но редко более одной в десятилетие; вспомнить, что российской политической науке, сколько ни обнаруживай ее протоформы в расщелинах советского официоза, без году неделя от роду, и совершенно непонятно, с чего бы этому замученному родовыми травмами, уродливому и косноязычному дитяти вдруг заговорить глаголом пророков непосредственно из нечистых пеленок; заметить, что чтение книг вообще не входит в привычки нашей политической элиты, и проблема не только в слабости push, но и в дефиците pull; но оправдываться не стоит. Как-то это... неблагородно. Главный редактор "Русского журнала" прав: такие книги, меняющие столь любимую им "повестку дня", трансформирующие сам язык политической коммуникации, вводящие в поле зрения угрозы, до того таившиеся в "слепых пятнах", конечно, должны быть написаны - и до тех пор, пока они не написаны, статус российской политической науки будет оставаться сомнительным, а ее адептам будет трудно оспаривать ярлык вещающих на герметическом языке и на герметические темы, невостребованных и не имеющих шанса быть востребованными словоблудов.

Поэтому, увидев анонс издательства "Европа", сулящий "возродить в России и СНГ институт актуальной политической книги, полезной для непосредственного участника реальной политики", я затрепетал (и даже легкое сомнение, вызванное словом "возродить" - а что именно возрождать? когда такой институт существовал? - удалось прогнать без труда). "Вот оно, - подумал я, - уж эти-то люди (и созданные ими институции), несомненно, являющиеся участниками реальной политики и вместе с тем интеллектуально изощренные, сделают то, что никому доселе не удавалось". "Наконец, - продолжал я думать, - свершится алхимический брак реальной российской политики, действительного, а не фиктивного процесса принятия решений - и глубокой ответственной мысли, когда следующей за этим процессом, когда опережающей его". "Должно быть, - думал я далее, - главный редактор "Русского журнала", действуя в соответствии с принципом "Кто, если не я?", сам решился заполнить ту пустоту в интеллектуальном пространстве, на которую недавно указал со всей свойственной ему страстью и яростью". Действительно - кто, если не он?

Однако думал я так недолго. Ровно до того момента, когда ознакомился с перечнем первых книг "Европы".

Итак, что предъявлено читающей публике, что долженствует подтвердить обоснованность заявленных намерений? Номер первый: "Антитеррор: практикум для горожанина". Сборник полезных (без шуток - полезных!) советов, пособие по ОБЖ "в наше интересное время". Благое (повторяю - без шуток благое!) начинание. Но может ли подобное издание претендовать на статус политического факта, может ли оно породить новые политические смыслы, воплощающиеся в политическое действие? Ответ - "нет". Оно решает другие задачи.

Номер второй: "Киргизский переворот. Март-апрель 2005". Опять же - прекрасно собрать под одной обложкой "хронику событий, рассказы очевидцев, экспертный анализ политической обстановки до и после революции, прогнозы дальнейшего развития ситуации". Но как же это напоминает всевозможные сборники документов, посвященные событиям 1991 или 1993 гг., в которых бесценная фактология не сопровождалась (и не могла, по законам жанра, сопровождаться) осмыслением произошедшего. Миссия архивариуса и хрониста высока и благородна; ретроспекция важна; но может ли она сама по себе исполнить функцию проспективную, может ли она породить новые политические смыслы, воплощающиеся в политическое действие? Ответ - "нет". Она решает другие задачи.

Номер третий: "Фридрих Лист. Национальная система политической экономии. Граф С.Ю.Витте. По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист. Д.И.Менделеев. Толковый тариф, или исследование о развитии промышленности России в связи с ее общим таможенным тарифом 1891 года". И снова - как радует возвращение в гуманитарный оборот незаслуженно забытых текстов, как важно заново их прочесть, вдохновиться смелостью и нестандартностью мысли великих предков. Но ведь и это мы уже проходили - републикаторский бум поздней перестройки и ранней постперестройки, при всей своей необходимости, создал дурную манеру искать ответы на актуальные вопросы в трудах столетней давности, а не формулировать их самостоятельно. И так по всей стране чудовищное количество псевдоученых, смачно чавкая, пережевывает Бердяева, Франка и Ильина, вместо того чтобы заговорить о современности современным языком (да еще и развращает тех, кто мог бы это сделать). Предположим, что теперь это поголовье возьмется за Листа, Витте и Менделеева, превращая их в тот же самый силос. И что? Может ли извлечение из архивов даже лучшей их части породить новые политические смыслы, воплощающиеся в политическое действие? Ответ - "нет". Оно решает другие задачи.

Взыскуемые главным редактором "Русского журнала" книги могут быть только авторскими. Только индивидуальная мысль, хоть бесстрастно аналитическая, хоть пламенно идеологическая, способна модифицировать коллективные представления и даже повлиять на институциональный дизайн - во всяком случае, таковы и только таковы прецеденты (из последних - Фукуяма, Хантингтон, Хардт и Негри, возможно, Фергюсон...). И ведь есть, есть в России потенциальные авторы таких книг! Не задумываясь, назову санкт-петербургских Г. и Г., московских Б., Д., и Д., Ж., З., и З., К., и К., Н, М., О., и О., С., и С., Т., Ф., У. - а задумавшись, мог бы исчерпать и весь алфавит. Да и за пределами двух столиц живут такие люди. Да и сам главный редактор "Русского журнала", прямо скажем, более чем уместно смотрелся бы в этой роли - если не он, то кто?

Почему же они до сих пор не написали эти книги? Рискну предположить, что среди тысяч причин (среди которых банальная нечеловеческая занятость, скорее всего, на первом месте) есть и та, что люди попросту не уверены в том, что их тексты будут с достаточной энергией продвинуты к читателю, что они будут прочтены кем-то, кроме узкого круга коллег (уж не говорю об отсутствии уверенности в достойной оплате этого, право, нелегкого труда). И вот здесь-то личность и репутация главного редактора "Русского журнала" (а равно и иных соучредителей "Европы") могли бы сыграть решающую роль. Право же, появление взыскуемых интеллектуально-политических бестселлеров и блокбастеров обеспечить очень просто, до такой степени просто, что даже стыдно об этом говорить. Их надо заказать. Осуществить стандартную процедуру: заключить договор, определить сроки, выплатить аванс, дождаться (что, конечно, самое сложное) исполнения автором его обязательств - и запустить машину раскрутки готового продукта, обеспечивающую его доведение до всего российского политического класса. В этом случае амбиция "Европы" имеет шанс реализоваться; в случае продолжения издательской политики, обозначенной первыми тремя названиями, - нет. Так не хочется опять питаться псиной вместо мяса. Так не хочется грустно подыскивать рифмы к гордому имени "Европа", тем более что Козьма Прутков исчерпал ресурсы русского языка в этой области. Так хочется, чтобы все обещанное ее создателями сбылось, а комом вышли только первые три блина.