И если не сможешь удержать царство свое
И придешь, вслед за отцом твоим, туда,
Где каждая мысль обвиняет, а чувство - высмеивает,
Верь своей боли...
Уистан Хью Оден

"Всех не оцифруете"

Блестящий геоэкономический анализ, представленный в докладе Александра Неклессы и резюмированный им в статье "Борьба за будущее. Версии" , выглядит как манифестация вполне, казалось бы, обоснованного исторического пессимизма.

Пессимизм этот базируется на предлагаемой Неклессой культурно-исторической трактовке последствий формирования "цифрового общества". Речь ведь идет не только о "фундаментальной мутации экономики", но и о формировании принципиально новой культуры, "семантика которой несовместима с кодексом прежней цивилизации".

"Цифровая" экономика" - это отнюдь не производство продуктов жизнеобеспечения, а некое интеллектуальное манипулирование, "искусство стратегического действия и системных операций". Лежащая на поверхности цель - управление финансовыми потоками - дополнена смежной задачей производства новых "правил игры", которые, все более усложняясь, "универсализируют" не только экономическую практику и процессы увязывания экономики с политикой, но и жизнь общества в целом.

Однако главная неприятность состоит в том, что неолиберальное, сетевое манипулирование, "освободив свои деятельные формы от национальных, социальных, государственных и этических ограничений", транслирует подобную практику всему обществу. Т.е. речь уже идет не только о "цифровой" экономической игре и практическом прекращении инновационной деятельности, но и о разрушении всего культурно-архетипического контекста, о "создании альтернативной системы управления материальным миром, о новых техниках действия и целях обустройства земного бытия, о специфическом топографировании социального ландшафта".

Вот тут-то и возникает образ "игрового" или "цифрового" Апокалипсиса.

"...утверждается система ценностей, основанная на финансовой редукции бытия (цифровое мышление, цифровая культура), где деньги выступают в роли субститута миростроительных энергий".

"Динамичный космос начинает походить на мир игры, где не все существующее достоверно, не все достоверное реально, вероятности и концепты - капитализируемы, а феномены устойчивы, но отнюдь не обязательно равновесны".

"Исследование внутренней природы и потенциальных возможностей финансового (цифрового) прочтения мира также может привести к созданию сокрушительных технологий, способных реализовать как "управляемый синтез" (своеобразный "финансовый термояд" - открыв источник неограниченного кредита), так и собственные Хиросиму и Чернобыль".

В общем, "шеф, усе пропало". Мир рушится, финал долгого состязания государства и капитала вполне очевиден: возникает государство-корпорация, побеждает новая форма общественного, т.е. "цифрового", строя. Впереди маячит "редукция бытия", тотальная оцифровка материального мира и прочие непотребства, а там и до "финансового Чернобыля" или "технологической Хиросимы" недалеко.

И хотя прогноз этот выглядит вполне правдоподобно, хочется все же утешить автора и напуганного им читателя - это еще не конец. Атака на нормальную жизнь - да. Попытка ее разложения - несомненно. Угроза "цифрового Апокалипсиса" - реальна, особенно если принять во внимание очевидную хрупкость "плевочка" или "жемчужины" нашей цивилизации.

Но это еще не "конец истории", о котором со ссылкой на Фукияму упоминает Неклесса. Это, если угодно, технологический крах, который все же менее разрушителен для всего живого, чем ядерная катастрофа. И кто знает, возможно, увод технологически развитых обществ в "цифровой мир" является для человечества не катастрофой, а одним из вариантов спасения.

Черт не так страшен хотя бы потому, что "оцифровать" всех все равно не удастся. Просто руки не дойдут, и потому картина, нарисованная Неклессой, при всей ее убедительности в большей степени касается стран "золотого миллиарда", так называемый "третий мир" и социальные низы им вообще не рассматриваются.

"Оцифровщики" и "инноваторы"

Одной из претензий, предъявленных Неклессой "цифровому миру", является замораживание инновационной деятельности.

"Информационная техника, средства коммуникации, продукция биотехнологий и нанотехнологий, энергия термоядерного синтеза, новые виды топлива - очерчивают потенциальное пространство исторического действия, но не производят само действие, которое можно было бы предъявить обществу, поставив на одну доску с промышленным переворотом прошлого столетия".

Между тем несколькими абзацами выше Неклесса признает, что именно инновационная волна начала ХХ века породила проблему перепроизводства и кризис всей "культуры модерна", следствием которого стали поиски новых форм "мирового порядка" и апробирование таких типовых проектов, как коммунизм, фашизм, социальная демократия, неолиберализм.

Т.е. Неклесса как бы осознает всю неоднозначность культуры модерна, из которой и вырастает инновационный застой "цифрового общества", "превращающего любые формы антропологической активности в ту или иную меру универсальной квазиренты", но тем не менее остается на стороне "мира людей-moderni, людей-новаторов, людей-творцов, соединивших свою личную судьбу с открытостью мира".

И это хорошо видно в конце статьи, где в достаточно патетических выражениях описан предстоящий Армагеддон - решающая битва "оцифровщиков" с инноваторами, "нового класса управленцев", связанных с финансовой олигархией, с миром "людей-moderni".

"Побуждаемые своим основным инстинктом и эсхатологическим нетерпением, обе природы, будучи освобождены последним актом истории, столкнутся, в конечном счете, обрушив земные преграды перед желанной и вожделенной целью. Исход конфликта определит судьбу человечества, но не в смысле его будущности, а как пробу на благородство металла, брошенного в чан с царской водкой. Чтобы выявить в некотором прошедшем сквозь горнило остатке смысл исчисленного бытия, его главную тайную страсть или любовь".

Примечательно, что так называемые массы, т.е. нормальные люди, из этой игры вообще исключены: почетную и обременительную ответственность за судьбы мира Неклесса возлагает на людей модерна и ими же порожденных "оцифровщиков". Прямо по Гоголю: "я тебя породил, я тебя и убью".

И напрасно. Ведь сегодня благодаря неплохо потрудившимся "инноваторам" "цифровое зомбирование" касается всех. Разумеется, тем, кто укрылся в странах "третьего мира" или волей судьбы оказался на "социальном дне", уклониться от "новых веяний" гораздо легче, нежели преуспевающим гражданам развитых стран.

Не зря же в последнее время говорят о "цифровом неравенстве" и "цифровом голоде", который якобы испытывают жители глухих провинций. По данным исследования, проведенного в 2005 году, лишь 13% населения Земли имеют доступ к интернету и 90% процентов из них проживают в промышленно развитых странах.

Но лиха беда начало: на последней встрече Глобального альянса по использованию информационно-коммуникационных технологий в целях развития (Global Alliance for Information and Communication Technologies and Development) уже был поставлен вопрос о необходимости выпуска дешевых компьютеров и снижении стоимости доступа к интернету.

Так что скоро "оцифровщики" настигнут "дикого человека" в любой точке земного шара и спам войдет в каждый дом - подобно тому, как ранее нечто подобное произошло с телевидением. Несколько лет назад в СМИ рассказали о бедной индийской деревне, жители которой скинулись, купили телевизор и, забыв о работе и домашних делах, начали проводить перед экраном дни и ночи. Через полтора года деревня вымерла.

Но такие предельные варианты все же характерны для случаев внезапной агрессивной атаки на наивные и любознательные сообщества. Мощные традиционные культуры, имеющие глубокие исторические корни, как правило, сопротивляются информационному и метафизическому насилию. В основном - пассивно, т.е. практикуя "неделание". Аналогичным образом ведет себя и значительная часть населения развитых стран. И те, и другие с удовольствием пользуются благами цивилизации, но продолжают жить в прежней системе ценностей.

"Свобода раба"

При всей банальности и затасканности ссылок на Оруэлла трудно удержаться от сравнения системы измерений, в которой работает Неклесса, с футурологией "1984-го", которая, как выясняется, отражает не столько социалистическую реальность, сколько инвариантную правду жизни и, тем самым, дает основания для осторожного исторического оптимизма.

Оптимизм этот связан с тем, что именно в обособленном мире пролов, до которых у властей предержащих просто не доходят руки, сохраняется живая жизнь, нормальные человеческие реакции и чувства. Вспомните, как в самом начале книги во время киносеанса какая-то женщина начинает возмущаться тем, что детям показывают сцены насилия. Она может себе это позволить только потому, что принадлежит к классу пролов. Женщину-пролку просто выводят из зала, чтобы не мешала, в то время как партиец получил бы за такие вольности по полной.

Пролам разрешено оставаться нормальными людьми, а обслуживающим власть партийцам не разрешается ни любить, ни думать, их сознание постоянно атакуется "пятиминутками ненависти" и лозунгами: "мир - это война", "правда - это ложь", "свобода - это рабство".

Впрочем, последний из этих слоганов выглядит как раз вполне адекватным: в мире "1984-го" именно рабам, которым уже нечего терять и некуда падать, оставлена свобода чувствовать и думать, а как бы "свободные" партийцы живут в мире интеллектуального и эмоционального насилия.

Нечто подобное, если верить многочисленным мемуарам, было характерно и для СССР периода сталинских репрессий, да и для времен "вегетарианского" застоя, а также и для так называемых развитых демократий. Как говорится, "положение обязывает". А так называемые массы, пролы, социальные низы и "дикое население" имеют больше возможностей оставаться самими собой и потому способны играть роль ментальных стабилизаторов и "хранителей ценностей".

Так что интеллектуалам стоило бы пересмотреть свое подчеркнуто презрительное отношение к массам и оценить наконец их способность поглощать (или игнорировать) потоки вредной информации и разрушительной энергии. Ведь на самом деле последовательное уклонение от "прогрессивных веяний", упорное нежелание встревать в игры элит и тупое, по мнению интеллектуалов, молчание "массы" является безотказно работающей формой самозащиты.

Пока "культурные слои", апеллируя к закону и руководствуясь меркантильными соображениями, городят огород вокруг защиты своих прав на интеллектуальный продукт (зачастую сомнительной "свежести"), "дикие массы", причем без всяких видимых усилий, остаются держателями традиционных культур, национальных архетипов, нравственных ценностей и моральных запретов.

Именно здесь, а не в победе "культуры модерна", давшей миру Освенцим, атомную бомбу и "оцифровщиков", стоит искать источник исторического оптимизма. Оптимизма, который вполне совместим с "технологическим пессимизмом" Неклессы.

Интуитивно отвергая абстрактный универсализм, насаждаемый на поле современной экономики, политики и идеологии, "дикие массы" де-факто противостоят диктатуре космополитической плутократии и обслуживающего ее менеджмента, защищая вполне конкретное пространство народной общности, и, как это советовал Музиль, ставят ощущение возможной реальности "нормальной жизни" выше ощущения реальных возможностей "цифровых" манипуляторов.