Мнимое погружение во тьму. В современную эпоху интеллектуальной эклектики и бессистемной солидарности беспристрастный взгляд наблюдателя редко фиксирует единообразие в форматах интерпретации. Постмодернистская привычка к многослойности ведет к эмпирической дезорганизации, вполне популярной, впрочем, как в теоретических науках, так и социально-политическом дискурсе. В истории идей континентальной философии причины такой дезорганизации остаются зачастую непроясненными, а следствия гасятся ритуалом проверки на опыте, иными словами, работа над ошибками происходит через их исправление, не всегда нуждающееся в поиске причин.

Да и вообще, причинность нынче как будто не в моде, ассоциируется либо с механической детерминированностью, либо с погрешностями эволюционизма, так или иначе, с чем то тоталитарным. Тогда, наверное, какая-либо альтернатива принципа причинности может быть ключом к разгадке тайн современности?

Но оказывается, что, например, контингентность, чаще известная как случайность, тоже занимает периферийное место, несмотря на более чем человеческое ее предназначение. Начиная с аристотелевской риторики, этот термин не только подчеркивал отсутствие логической необходимости, но и проблему произвольности акцента в организации смысла, зачастую, просто отсутствие организации. Контингентность, понятая как случайность, превращалась в эквивалент хаоса, непредсказуемости и иррациональности. Отражая не столько реально существующее следствия, сколько тревожность ожиданий в тех теориях, которые претендовали на универсальное истолкование законов природы, общества, или эволюции в целом.

Случайность: жало в плоть. Макс Шелер, с присущем ему мастерством в изложении банальных истин, указывает на контингентность как на необходимое понятие в философии субъекта, и в целом, любой антропологии, – человек «должен открыть» контингентность как факт бытия мира и самого себя [1]. По-видимому, создавать теорию человека как субъекта невозможно без отсылки на известную долю хаоса в его природе.

Этот хаос естественен для человеческой натуры, и «удивление» самому факту «счастливого случая» собственного существования позволяет возвысить самого себя до самоосуществления, осознания мира и Бога, кроме того, принять бытие в его становлении, примириться с «миром как историей». По Шелеру, этот оптимистичный путь философской антропологии более соответствует природе человека, чем традиционная метафизика и, тем самым, антропология религиозная.

Случайность и «случай» человека. А между тем, именно благодаря традиционной метафизике контингентность имеет значимое истолкование в связи с проблемой бытия. Вплоть до неотомизма ХХ века понимание сути контингентности сопутствует пониманию как такового принципа причинности [3]. Сфера контингентности включает в себя конечность, временность и, условно говоря, инаковость, позволяя яснее очертить границу между абсолютным бытием и бытием человеческим.

Все конечно сущее контингентно, в становлении появляется и исчезает; и конечность как свойство не только напоминает о смертности человеческой природы, но и позволяет конкретизировать, определить сущее как сущее. Конечность существования оказывается довольно формальным критерием, несмотря на попытку Хайдеггера его экзистенциального наполнения: ведь испытывая ограниченность собственного существования, мы тем не менее не испытываем возникновение и исчезновение других вещей, а тем более целого мира [3].

На границах бытия и субъекта: счастливый случай. Более осязаемым оказывается другой критерий, временность, позволяющий доподлинно увидеть своего рода «энергию» контингенции. Временное существование контингентно, поскольку становление может быть понято через постоянную смену состояний, временная последовательность и «неуловимость» настоящего указывает на контингентность всего существующего во времени. Как внутреннее становление времени контингентность может быть названа специфическим видом движения, аналогия с которым сопровождает понятие времени еще с физики Аристотеля.

Так же и критерий инаковости, включенный в изменчивость, который в антропологической интерпретации Шелера становится ядром, ordo amoris [порядком любви] индивидуального бытия. Иными словами, контингентность не только указывает на границу с абсолютным, в со-присутствии с миром и Богом, но и позволяет точнее делить «без остатка» интерсубъективность, – в которой инаковость, как фигура Другого, задает и пределы возможного, и систему социальных ожиданий.

Случайность и апология социального действия. Нет сомнений, что в теории действия, а возможно, и в теории системы ставится цель «приручить» контингентность, коль скоро она и так фундирует социальное взаимодействие. Н. Луман, использовавший вслед за Т. Парсонсом теорему «двойной контингентности», пожалуй, наиболее открыто демонстрирует последствия контингентности как по сути действующей причины в событии социальной коммуникации [2]. – Взаимные сомнения Эго и Альтер Эго, блокирующие определенность порядка, базируются на рефлексии, – возможно, негативность контингентности именно и возникает в силу неопределенности позиции наблюдателя. Тот факт, что рефлексия оказывается «слабым» звеном теории социального действия, не только напоминает о феноменологии как одной из ветвей в ее происхождении (А. Щюц), но и указывает на непреодолимость понятия субъективного смысла (М.Вебер) в структуре социального взаимодействия.

Иными словами, с феноменологической точки зрения, контингентность оказывается свойством рефлексии, как такового самосознания, поскольку и в метафизике, и в теории социального действия возникает тогда, когда речь идет о самоопределении субъекта.

Невозможность единого образа. Кроме того, представляется, что контингентность служит своего рода свойством методологии в изучении человека, критерием специфической объективности, – тот факт, что в науке не может существовать консенсуса по поводу определения человека, приводит к своеобразной неизбежности контингентного. – Понятие субъекта никогда не будет равно понятию личности, личность же, в известной степени, противоположна индивидууму, индивидуум не тождественен понятию человека, между всеми способами определения человеческого существа всегда будет своего рода терминологическая отчужденность, не позволяющая с необходимостью «свести» многочисленные функции к единому образу.

Возможно, контингентность становится беспорядочной случайностью в контексте потребности в механической предсказуемости, превращение идеи порядка в повторяющейся шаблон. Так или иначе, конечность и временность человеческого существования может быть случайной лишь в силу случайности самосознания и рефлексии.

Литература

1. М. Шелер. Положение человека в космосе. // Проблема человека в западной философии. М., 1988.

2. Н. Луман. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии / Под. ред. А.О. Бороноева. СПб., 1994.

3. Э. Корет. Основы метафизики. Киев, 1998.