Рулетка "Мо Янь"

Новым Нобелевским лауреатом по литературе стал не Мураками ― и слава богу. Более чем посредственный писатель, но очень популярный Харуки Мураками был в этом году фаворитом у букмекеров, за него давали аж семь к одному, и он намного опережал остальных претендентов ― Боба Дилана, Мо Яня, Сеса Нотбома, Исмаила Кадаре, Адониса, Ко Уна, Дачию Мараини, Филипа Рота. Но о загадке Мураками, о литературной подделке ― в другой раз.

Кто такой Мо Янь, мы не знаем. Мы его не читали и даже не слышали о нём. В «Иностранке» его нет, его нет в «Журнальном Зале» вообще. На русском его только сейчас начнут издавать. Мы невежественны? Плохо понимаем современную литературу? А Нобелевский комитет видит как есть настоящих гениев и умеет отличать тех, кто сделал наибольший вклад в литературу, от тех, чьи имена справедливо будут забыты?

Большое видится на расстоянии, малое ― тоже. Первым Нобелевским лауреатом стал Сюлли-Прюдом, а не Лев Толстой (и сорок девять шведских писателей с Августом Стриндбергом [ему тоже не дадут] написали письмо протеста). Сто лет назад Нобелевскую премию получил Рудольф Эйкен, а не Генри Джеймс. Девяносто ― Бенавенте-и-Мартинес, а не Марсель Пруст. Восемьдесят ― Эрик Карлфельдт, а не Джойс. Семьдесят ― Силланпя, а не Ахматова. Шестьдесят ― Бертран Рассел, а не Оден, не Брехт. Сорок пять ― Нелли Закс, а не Пауль Целан. Сорок ― Юнсон и Мартинсон, а не Набоков и Борхес. Тридцать пять ― Висенте Алейсандре, а не Кортасар.

Давайте считать, что есть писатели для массового читателя, есть писатели для литературы, и есть писатели Нобелевского комитета. И как правило, эти три списка не очень пересекаются. Отсюда следует: Нобелевская премия ― не главная литературная премия года, отмечающая нынешних и будущих абсолютных классиков, а просто главная денежная (в этом году 1,1 млн долларов) литературная премия года. И её ореол, притягательность и авторитет зиждутся прежде всего на этом ― размере суммы.

Своих решений Нобелевский комитет никак не поясняет, списки кандидатов, протоколы голосования засекречены. Единственное, что нам дано, ― формулировка, с которой называется имя лауреата. Но из формулировок Нобелевского комитета почерпнуть тоже нечего ― они всегда помпезны, но невнятны. Как нарочно, словно чтобы ещё больше всё запутать. Да что там ― они вызывающе, убийственно бессмысленны. Причём с самого начала, с 1901 года: «за редкое сочетание душевности и интеллекта, о чём свидетельствуют его книги». «В знак признания многочисленных ярких произведений, в которых в оригинальной индивидуальной манере возрождались традиции испанской драмы» (Эчегераю-и-Эйсагирре, 1904). «Не только за глубокие знания и критический ум, но прежде всего за творческую энергию, свежесть стиля и лирическую силу, столь характерную для его поэтических шедевров» (Джозуэ Кардуччи, 1906). «За художественность, идеализм, которые он демонстрировал на протяжении всего своего долгого и продуктивного творческого пути» (Паулю Хейзе, 1910). «Как виднейшему представителю новой эпохи в мировой литературе» (Вернеру фон Хейденстаму, 1916). «За многообразное поэтическое творчество и возвышенные идеалы» (Карлу Гьеллерупу, 1916). «За повествовательное искусство, прозревающее пространство и время и служащее свободе» (Юнсону) и «за творчество, в котором есть всё, от капли росы до космоса» (Мартинсону).

Если не относиться к Нобелевской премии так серьёзно, вполне можно предположить, что её комитет просто издевается над лауреатом. И над литературой. Что это не Нобелевская премия, а Антинобелевская, где Чехов, допустим, получает «за очаровательные, исполненные изящества и остроумия рассказы и пьесы, продолжившие великую традицию тяжёлых нравственных исканий русской литературы», Ибсен ― «за небесполезный и любопытный вклад в мировую культуру, которым стала основанная им норвежская национальная литература»; Марк Твен ― «за то, что всем своим творчеством выразительно показал американской литературе, куда ей нужно идти»; Шолом-Алейхем ― «за пребывание в состоянии хронической озабоченности за судьбы людские, и не только»; Борхес ― «за интеллектуальную флагелляцию, которой подвергает себя в его произведениях мировая культура»; а Генри Миллер ― «за нефригидность в отстаивании нравственных ориентиров человечества».

Однако в фокусе ― Мо Янь. Почему именно он, когда есть Стоппард, Кундера, Хандке, Пинчон, даже Барнс и Рушди, гадать бесполезно. Из формулировки: «за его галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью» ответа не вытянешь, она, как всегда, смехотворна. И с равным успехом может быть применена к большинству современных писателей, к тому же Рушди, например, или Кадаре.

И всё-таки. Потому что снова настала очередь экзотических литератур, которым время от времени тоже положено давать, чтобы Нобелевская премия считалась не только европейско-американской? Но два года назад её получил перуанец Варгас Льоса, шесть ― турок Памук; девять ― юаровец Кутзее. Как бы всё нормально, можно не торопиться. Тем более, что американцам не давали уже девятнадцать лет, хотя есть кому: Пинчону, Филипу Роту, Джойс Кэрол Оутс. Канадке Этвуд. Испанцам ― двадцать три. Русским ― с 1987-го. Украинцам, белорусам, болгарам ― никогда. И никогда ― албанцам, хотя вот он Кадаре, живой классик.

Возможно, пришло время, когда нельзя уже было не дать Китаю: пятая часть населения Земли, скоро будет половина? Но время Китая пришло и прошло в 2000-м ― с Гао Синьцзяном. (Если не в 1938-м с Перл Бак [ныне тоже хорошо забытой] ― американской писательницей, выросшей в Китае, получившей Нобелевскую премию за Китай ― «многогранное, поистине эпическое описание жизни китайских крестьян» ― и в Китае считающейся китайской писательницей.)

Возможно, тогда дали не тому китайцу ― эмигранту, диссиденту, ― и сейчас положение нужно было исправлять, как с Пастернаком в 1958-м и сразу за ним Шолоховым в 1965-м, ― кардинально? Да, такой вариант бы годился, Мо Янь ― диссидент наоборот: двадцать два года в Народно-освободительной армии Китая, кадровый политработник, потом редактор газеты; лауреат Национальной премии КНР и ещё одной, не менее почётной ― Литературной премии Мао Дуня; да и вообще ― зампредседателя Союза китайских писателей.

Но нет, эти два случая, русский и китайский, ― всего лишь случаи, у Нобелевского комитета нет практики компенсировать одно другим, это значило бы признать ошибку. Или чьё-то влияние на свой выбор. А этого Нобелевский комитет, наверное, боится больше всего. Больше слов «саботаж», «некомпетентность». Бесстрастный, отрешённый, ни от кого не зависящий и не обязанный ни перед кем отчитываться в своих действиях ― пусть и невразумительных, лишённых какой бы то ни было логики, системы, смысла. Вот каким его должны видеть.

Не исключено, что так оно и есть, и Нобелевскому комитету зачем-то нужно поддерживать именно такой имидж ― отсюда и странные решения. И чем более они будут странными, тем лучше. Быть отдельным от всех, и от литературы. Как бы это сказать ― игра в бисер? галлюцинаторный реализм?

Славно было б когда-нибудь узнать, что эксперимент был ещё чище, чем мы думали, и выбор нового лауреата из ста или тысячи писателей осуществляла, положим, рулетка.

       
Print version Распечатать