Возможно, это чисто апрельский феномен: не собственно календарный, но - под влиянием теплых масс воздуха проистекло умиротворение, и публичные умы сделались особо бесхитростны и простодушны. Возможно, если бы день примирения и согласия праздновался в такие погоды, он бы с исторической сцены не сошел.

Вот какой прелестно-глубокий подзаголовок к интервью с политиками выставила "Независимая газета" (от 18 апреля): "У власти два ресурса - нефть и телевизор".

Повод тоже глубок ( "Визит Путина на пожар в Останкино показал, какое значение придает власть телевидению") и вопрос свеж ( "Должна ли в нынешних условиях оппозиция драться за доступ в телеэфир, чтобы у нее появились какие-то шансы на грядущих выборах?"). Ну и ответы, конечно, блистательны.

Любовь Слиска: "То, что президент приехал в Останкино, действительно знак серьезной озабоченности... Доступ к эфиру, конечно, нужен - как же тогда общаться с населением. Ведь всю страну не объедешь, а присутствие в средствах массовой информации - самый эффективный способ общения с массовой аудиторией". Что до оппозиции, Слиска считает, что какой-то доступ ей предоставят, но это явно не обещание.

Сергей Глазьев: "Если бы телецентр в Останкино как основной символ выстраиваемой в России путинской вертикали сгорел дотла, власть и ее прислуга лишились бы основного инструмента воздействия на подсознание масс". Что до проблем оппозиции, интервьюируемый оптимистичен, полагая, что каналы уже так изгадились, что работают ровно во вред власти, так что отсутствие на телевидении как раз выгодно.

Сергей Иваненко: "Понятно и объяснимо, что контроль над телевидением для власти - вопрос номер один. Выстраивание вертикали власти было бы неосуществимо без этого контроля. Но для объединенной демократической оппозиции вопрос о телевидении - тоже вопрос номер один".

И тут следует откровение: "В ее внутренних дискуссиях о приоритетах "Яблоко" занимает жесткую позицию относительно борьбы за свободу слова, за свободу СМИ, за то, чтобы сформировать в обществе нетерпимое отношение к тому, что основные национальные телеканалы контролируются из одного кремлевского кабинета". Будоражит оборот "в ее внутренних дискуссиях" - получается, в ОДО ("объединенной демократической оппозиции") некто настаивает на терпимом отношении к управлению СМИ из Одного Кабинета. Судя по вышеприведенной цитате, это Глазьев. Откуда вывод: Глазьев уже состоит в объединенной с "Яблоком" оппозиции. И никакой инсайдерской информации не нужно.

Есть еще любопытная точка зрения на данную проблему от г-на Богомолова (секретаря генсовета "Единой России"): "Что касается оппозиции, то я думаю, что у нее возможность доносить свою точку зрения через телевидение все-таки есть. И я уже много раз говорил, например, Геннадию Зюганову: давай сравним, сколько раз я бываю на экране, а сколько - ты". Простое чувство здоровой ньюсмейкерской зависти, так что не правы те, кто считает членов "ЕР" бездушными устройствами.

Главным же событием на этом благостном фоне было принятие Госдумой новой редакции закона о выборах. Теперь в выборах смогут участвовать только партии, с избирательными блоками покончено. Вводится пропорциональная система, одномандатные округа упраздняются. Поднят и барьер прохождения партий в Госдуму: не 5% голосов, а 7% (Ксения Веретенникова, "Рекламно-выборная кампания", "Время новостей" от 18 апреля).

Разумеется, по этому поводу была аналитика. "Политком" (15 апреля, Иван Ярцев, "Переход Путина через многопартийность") констатирует, что новая версия законодательства "приведет практически к полному контролю власти над партийной жизнью и демократическим процессом в стране".

Ярцев считает, что самым важным тут будет пятикратное (с 25% до 5%) понижение порога сомнительных или неверных подписей в подписных листах партий. Суть в том, что больше 5% фиктивных подписей будет всегда, "потому что каждого сборщика подписей проконтролировать нельзя, а денег получить побольше хочется каждому, будь он даже партийный активист". Последствия: "При желании можно будет отстранить от выборов любую политическую силу". Изящно, да.

А вот вывод, прямо касающийся партстроительства. "Что же касается правых и других представителей мелких партий, то им предоставлено достаточно места - но в рядах все той же "Единой России". В законе сохраняется норма, по которой федеральный список партии наполовину (50%) может формироваться из членов других партий, а также беспартийных".

Указывается, что "многое здесь решится в 2007 году. В зависимости от того, какие результаты покажет на выборах "Единая Россия" и сумеет ли она сохранить статус партии власти, будет решаться будущее партийной системы в России".

Это утверждение представляется несколько статичным, поскольку данный закон, очевидно, начнет влиять куда раньше, чем в 2007-м, соответственно - станет структурировать политическое поле, вовсе не дожидаясь выборов. И сделает это именно пункт, согласно которому федеральный список партии может формироваться наполовину (50%) из членов других партий и беспартийных физлиц.

Получается этакое "право пылесоса": надо же куда-то податься политику, для которого нет партии. Учитывая, что на выборы пойдут партии, зарегистрированные до конца этого года, а Минюст регистрирует в течение полугода, избираться пойдут партии, которые либо уже зарегистрированы, либо подадут документы до 1 июля. Следовательно, у данного пылесоса фронт всасывания весьма обширен. При этом введение императивного мандата исключит возможности последующей партперестройки уже внутри Думы.

С императивным мандатом есть нюанс, отмеченный Валерием Гартунгом: "Все зависит от того, какой механизм изъятия мандата будет прописан в законе. Если депутатом запретят переходить из фракции во фракцию, это не страшно. Даже находясь во фракции, депутат может голосовать так, как находит нужным, что я и делал, когда был в составе "Единой России". Другой вопрос, если депутата будут лишать мандата за несолидарное с партией голосование".

Но и солидарное голосование является достаточно распространенной нормой, хотя понять Гартунга можно, он - независимый депутат, недавно покинувший фракцию "Единая Россия".

Имелась также кадровая загадка. "Независимая газета" сообщила следующее:

"Один из наиболее близких президенту Владимиру Путину помощников Виктор Иванов значительно активизировал свою деятельность на внешнеполитическом направлении. В минувшую пятницу Иванов нанес визит в Люксембург (страна-председатель ЕС) и публично расставил акценты в отношениях России с одним из ее стратегических партнеров. Виктор Иванов формально не занимает ни одну из должностей, предполагающих внешнеполитические высказывания... Некоторые западные наблюдатели не исключают, что этот силовик увеличивает свой внешнеполитический капитал, чтобы занять новую должность, предполагающую участие в контактах с внешним миром.

В диалоге с ЕС Иванов курирует пространство правосудия, свободы и безопасности. Однако на итоговой пресс-конференции помощник президента вышел за пределы своего "пространства" и высказался практически по всем наиболее актуальным и острым досье - проблемам демократии в России, ситуации в Чечне, отношениям Россия-Евросоюз" (Андрей Терехов, Аня Введенская, "Иванов на международной арене", 18 апреля).

Прогноз о смене ориентации В.Иванова делать сложно, не так давно он выходил за предполагаемые рамки своей деятельности и в другом направлении. Например, в феврале выступил на расширенной коллегии Федеральной таможенной службы, говорил про макроэкономику. "Газета.ру" тогда недоумевала, "с какой стати помощник президента, отвечающий за кадровую политику, решил выступить по проблематике, которая никоим образом не касается его служебных обязанностей и полномочий".

Так что оба этих факта свидетельствуют не столько об изменении функций В.Иванова, сколько о том, что расклад обязанностей внутри АП либо так и не является достоверно известным, либо видоизменяется, но как-то загогулинами.

Существенным действием в деле контекстостроительства была разработка г-на Соколова, опубликовавшего в "Эксперте" (от 18 апреля) "Пакт о восстановлении демократии":

"Говоря об изъянах нынешней управляемой демократии и о проблемах, которые она породит к 2008 году (если не раньше), обыкновенно указывают на длинный список ограничений, подавляющих свободную политическую конкуренцию (которая и до нынешних ограничений производила крайне жалобное впечатление) и способствующих установлению кремлевской монополии на власть ныне и присно etc".

Соколов уточняет, что ограничения в каком-то виде существуют всегда. И беда не в них, а в том, что они часто меняются. В итоге: "Игра по переменным правилам - штука нехитрая. Но чем более одна сторона дозволяет себе прятать неприятельскую ладью в карман пиджака, брать ходы назад и говорить, что здесь никакого коня не стояло, тем быстрее у противной стороны вызревает гениальный ход: смахнуть фигуры с доски и объявить, что неприятельский король и так был заматован. Все видели, вот они на майдане стоят и подтверждают".

Но это еще не основная проблема, вот она: "При этом обе стороны дружно и стремительно уничтожают весьма хрупкое основание, на котором зиждется представительная демократия". Речь идет "о готовности более или менее доверять результатам голосования". При этом "если после оглашения результатов драка не прекращается, но, напротив, усиливается, это значит, что доверие к процедуре утрачено и демократия более не способна исполнять свое главное назначение - быть инструментом нереволюционной смены правительства. А для революционных перемен и никакой демократии не нужно".

А после каких выборов в РФ уже возникала драка? И следует ли из ее отсутствия то, что доверие к процедуре существует? Ведь даже применение статметодов к данной теме свидетельствует об ином.

Но предлагается следующее: "Необходимо как-то совместными усилиями восстанавливать порушенное, для чего надо задавать оппозиции прямой вопрос: "Если выборы проводятся идеально и действующая власть получает на них 55%, а оппозиционный кандидат - 45%, майдана не будет?"

Получается довольно странная цепочка: если выборам доверяют, оппозиция соглашается с тем, что если у нее меньше, то она майдан не организует. Но о каком майдане вообще речь, если выборам доверяют? Он же по определению возникает как инструмент непризнания любых итогов? Да и опять же, где прецеденты майданов в РФ, а предполагать оный в 2007 году можно, отчего нет...

Мораль: "Весь вопрос в том, хватит ли у власти и оппозиции ума понять, что взаимными усилиями они дошли до последней черты и отходить от нее надо вместе - "Пактом о восстановлении демократии". Или же каждая из сторон, веря в свое чудо-оружие, будет идти до последнего".

Но кто, собственно, заявлял о своем желании идти "до последнего"? А "У последней черты" - это название романа тов. Пикуля про г-на Распутина, которого тоже не видать.

Зато была такая история. "Наши" в пятницу провели свой съезд, заявив, что их главный враг - фашисты, причем к оным (в качестве им сочувствующих) были причислены Хакамада, Рыжков и Каспаров. "Новые Известия" попросили Хакамаду прокомментировать эти заявления (18 апреля, Сергей Ткачук, "Лидер партии "Наш выбор" Ирина Хакамада: "нашисты" сжигают все на своем пути"), но там любопытен не очевидный ответ Хакамады, а, что ли, спонтанно вырвавшееся признание по другому поводу: "Заявляю вам честно и авторитетно: уличного противостояния "нашистов" и молодых демократов не случится. Во-первых, нормальная молодежь, участвующая в демократическом движении, как правило, учится в институтах, и у нее хватит ума не идти на стычки с тупыми представителями "Наших", которые, судя по всему, собираются сжигать все, что попадается на пути. Кроме того, у нас нет денег на финансирование уличной борьбы, в то время как вновь образованное движение "Наши" тратит на ничего не значащие акции тысячи и тысячи".

То есть Хакамада публично сообщила, что никаких ресурсов у нее реально нет. Иными словами, бум по части молодых политиков и молодежных движений можно спокойно считать даже не завершившимся, а - просто медийным. Конкретно: учащаяся в институтах нормальная молодежь на улицы не пойдет. Следовательно, участие демократических сил в каких-либо оппозиционных уличных акциях будет хуже чем фикцией: они просто предоставят свой лейбл коммунистам, глазьевцам, рогозинцам и прочим составляющим оппозиции. Ну вот так получается, и о каком российском майдане тогда вообще речь?

Ну и об общественном контексте. Он прекрасен и предпраздничен. Вот цитата из статьи Сергея Казначеева "Сомкнутые ряды признанных" ("Литературная газета" за 13-19 апреля):

"Энергичны строки Н.Зиновьева ("Москва", # 2), но смущает пацифистский акцент, сделанный накануне юбилея Победы:

Не дай такого, Боже мой,
Чтоб наша Русь, ругаясь матом,
Пошла по миру не с сумой,
А с самым лучшим автоматом...

Отцы наши полмира прошли не только с автоматом, но и на лучшем в мире танке. По логике поэта, перед ариями Гитлера они должны были покорно склонить свои знамена".

Таков еще один контекст, стремящийся в данный момент к своему историческому майскому максимуму.