От редакции. «Русский журнал» продолжает дискуссию о «новом лоялизме». Что такое лоялизм нулевых и как мог бы выглядеть новый лоялизм десятых? Действительно ли прежние формы лояльности зашли в тупик и пребывают если не в кризисе, то, как минимум, в ситуации застоя? Неделю назад в дискуссионном клубе РЖ обсуждали новый лоялизм. В пятницу эту же тему подняли в РГГУ. Репортаж с мероприятия Анны Юрьевой.

* * *

Очередное заседание Локк-Клуба предполагалось посвятить обсуждению перспективы сотрудничества власти и гражданского общества в России, тому, какие запросы общество способно предъявить, в частности, партии власти. Но возникший по велению Путина «Общероссийский народный фронт» породили некоторую тревогу и неуверенность даже в лучших умах. И к моменту начала заседания, неожиданно, оказалось, что никакой партии власти уже нет. Это заранее придавало происходящему некоторый элемент абсурда. Тем не менее, дискуссия состоялась, закончившись, однако, полной пелевинщиной.

Возможность сотрудничества между гражданским обществом и властью вообще из разряда долгоиграющих тем, временами она несколько утрачивает актуальность, временами возвращается в повестку дня. И теперь, в условиях предстоящих выборов, усилия власти продемонстрировать внимание к интересам граждан как никогда велики. При этом не вполне очевидно: чего же хотят граждане страны от власти. Хочет ли общество материального благополучия или оно заинтересовано в наличии политической альтернативы? Желает ли оно предвыборного популизма с последующим экономическим консерватизмом? На эти вопросы и попытались ответить спикеры на заседании Локк-Клуба.

Так, по версии известного философа и политолога Бориса Межуева, создание «Общероссийского народного фронта» и явилось ответом на запрос общества об безальтернативности. “Единая Россия” предъявила свойство тотальности, всеохватности в предположении, что общество этого и хочет. Предложение объединиться всем в «Общероссийский народный фронт» - результат рефлексии партии власти о нежелании граждан страны иметь политическую альтернативу.

В ответ, директор Фонда "Стратегия-2020" Михаил Ремизов отметил, что, вообще говоря, новое российское государство воспринимает большинство населения страны как враждебное и опасное для новой российской государственности. Кроме того, исторически это большинство плохо представлено в политической системе страны. В постсоветское время законодательная власть была блокирована, решения принимались на уровне президентских указов. В нулевые большинство перестали активно унижать. Но тем не менее приписываемые ему патерналистские ожидания, всеобщая ксенофобия, по-прежнему признаются опасными для нового государства. Один из инструментов сдерживания притязаний большинства изначально выступал высокий рейтинг лидера, тогда президента Владимира Путина. Затем важным инструментом стала доминирующая партия, деполитизированная как и большинство сил в нулевые годы. И бессилие партии нынешней, по мнению, Ремизова - следствие системы сдерживания большинства. А в настоящий момент условием сотрудничества с партией власти является ее трансформация в субъект с четким механизмом принятия решений внутри партии по злободневным вопросам. То есть одним из условий потенциального сотрудничества власти и общества является невероятная метаморфоза - превращение правящей партии из инструмента в субъект.

На необходимость формирования структур гражданского общества указал политолог Павел Святенков. По его мнению, в стране много людей, на самом деле занимающихся инновациями, но они рассеяны и не образуют никакой силы. В рамках новой структуры они могут образовать объединение, не менее сильное, чем, к примеру, профсоюзы.

Апогеем дискуссии стал тезис директора Института глобализации и социальных движений Бориса Кагарлицкого о том, что правящая партия – это попросту очень крупный симулякр, необходимый для легитимизации власти, но поскольку легитимизация получилась тоже какая-то фиктивная, то «Единая Россия» - «симулякр, который симулирует симулякр». Вот такой Симулякр Симулякрович. Пустота и у-вэй. Не лучше выглядит и гражданское общество. Организации вроде РСПП могут его представлять только в той степени, в какой элиты вообще могут представлять общество. А нынешние профсоюзы едва ли вообще могут претендовать на это. «Кто такие мы, которые обращаются к власти – это большой вопрос с социальной точки зрения», - полагает Кагарлицкий.

Сложно ожидать субъектности от небольшой группы маргиналов, которые формируют дискурс гражданского общества в интернете. Также как сложно ожидать его от «Единой России», которая, как было сказано выше, и не партия вовсе. То есть в политическом поле нет субъекта, которому можно было бы адресовать запрос. И в гражданском поле нет той силы, которая бы обладала чертами субъектности: целеполаганием, соответствующими ресурсами, а также непосредственно активами, деятельностью.

У структур гражданского общества есть ощущение, что политические структуры, с которыми они сталкиваются, это фейк-структуры. Партия, которая ни за что никогда не боролась, не может стать субъектом, которому можно адресовать запрос. С другой стороны, структуры гражданского общества - это разрозненные немногочисленные маргиналы, объединяющиеся в небольшие группы в интернете.

Более того, признана и сохраняется тенденция, в соответствии с которой немногие обладающие знаниями, инициативной и активностью, волей к преобразованиям - те самые, о которых, очевидно говорил Павел Святенков, рассуждая о создании прогрессивного блока, чаще всего предпочитают с российскими политическими структурами не связываться, а реализовывать свой потенциал за границей. Оставшиеся становятся упомянутыми небольшими объединенными сетью группами. Таким образом, никакого сотрудничества у власти и общества в России нет, и доминирующей стратегией отношений был и остается эскапизм.

Получилось анекдотично: чего в России только нет! И того нет, и этого нет... Иными словами дискуссия о взаимодействии гражданского общества и власти заканчивается констатацией забавного факта: ни по ту, ни по другую сторону субъекта нет. Начинаешь тревожно озираться по сторонам – уж не закатился ли он куда? Например, под «круглый стол».

Разговор о необходимости партнерства гражданского общества с властью нужен и важен. Но начиная его странно не учитывать тот, казалось бы, очевидный факт, что сейчас в России эти две силы предпочли бы не пересекаться вовсе, если бы это было возможно. Стихийно возникающие активные группы населения, похоже, предпочли бы делать каждая свое небольшое дело. И пусть им хотя бы не мешают, если помочь никто не может. А структурам власти эти группы мешают вести свою игру. Ну не то, чтобы сильно мешают. Можно продолжать спать в гамаке, когда вокруг летают мухи. Но уровень удовольствия не тот.