Раскол младоконсерваторов

Революционеры vs охранители

Я воспринял появление в «Русском журнале» статьи Михаила Диунова «Младоконсерватизм. Его история, его значение» как своего рода приглашение к дискуссии. В сущности, автор статьи предложил свою версию истории весьма крупного интеллектуального течения современной России, представив его через людей, которые сейчас сидят в офисах редакций, публикуют книгу за книгой, статью за статьей, а время от времени появляются на митинговой трибуне. Всё это люди с именами – кто-то с большим, кто-то с меньшим, не суть важно. И Михаил Диунов попытался описать то единство, которое делало из этих разнородных персон неформальное сообщество в течение многих лет и те факторы разлома, которые разрезали общину младоконсерваторов на несколько фрагментов…

Четыре года назад я ввел этот термин в политологический обиход (статья «Общее “да” и частные “нет” младоконсерваторов России»), появившаяся 5 июня 2005 года на электронном ресурсе kreml.org). Само явление младоконсерватизма, действительно (прав Диунов) уходит корнями во вторую половину 90-х, когда патриотически настроенные интеллектуалы (еще не национально-ориентированные – по тем временам слово «национально» являлось полузапретным) принялись считать варианты будущего. В духе: «Так жить нельзя. Надо как-то выкарабкиваться из этой ямы. Надо поднимать голову…».

И всё, что относится к ранней истории младоконсерватизма, Михаил Диунов изложил довольно точно. Его можно упрекнуть лишь в том, что он циклится на нескольких крупных фигурах, не видя богатого разнотравья людей соответствующего склада. Не упомянуты, например, крупный историк и критик Сергей В. Алексеев, замечательные писатели Ольга Елисеева и Наталья Иртенина, известный писатель и публицист Кирилл Бенедиктов и т.п. Для более позднего периода совершенно упущена автором деятельность Лиги консервативной журналистики, созданной в 2006 году Павлом Святенковым, Виктором Милитаревым, Татьяной Шлихтер и мной. Это была, кажется, последняя крупная ставка на широкое объединение младоконсерваторов, исповедующих разные взгляды – от «националистов крови», до православных имперцев, от «новых красных» до тех, кто умеренно признает демократические ценности. Ставка эта до сих пор, между прочим, не снята с игрового стола. Несколько сильных младоконсерваторов было притянуто к «Народному собору», который также никуда не делся и активно действует.

Но все эти маленькие придирки, в сущности, не столь важны. Сколько их было – двадцать пять или тридцать пять – заметных младоконсерваторов? Да велика ли разница! Гораздо важнее, почему началась дезинтеграция сообщества. И в этом вопросе Михаил Диунов, перечисляя причины, на мой взгляд, упускает главную. Младоконсерватизм прожил весьма долго в относительно цельном состоянии, главным образом, благодаря тому, что жизнь России на протяжении бОльшей части нулевых протекала по «путинскому плато». Чудовищные 90-е ушли в прошлое, в стране наступила относительная «стабилизация» — голодная, злая к провинции, удержавшая у власти множество гнездецов царя Бориса, неровная в интеллектуальном смысле – да! Но всё-таки это была передышка для всей страны. И даже повеяло какими-то «национально-ориентированными» надеждами, даже слово «национальное» вышло из-под спуда.

И… и… пшик. Надежды оправдались процентов на двадцать (и это несколько оптимистичная, на мой взгляд, оценка). Лозунги национального строительства в жизнь не вросли. А потом – кризис, «либеральный реванш» и т.п. То, что правило, легло. Под лежачий камень, конечно, вода не течет, но ведь камень этот – самая бесполезная недвижимость.

Младоконсерваторы разошлись и всё дальше расходятся из-за этого самого пшика. Они ведь в большинстве случаев были государственниками и возлагали на политэлиту определенные надежды – в частности, ждали и жаждали ее решительного перехода к национальному прагматизму на деле, к более значительным шагам навстречу Церкви, к здравому автаркизму, к социально-ориентированной политике. По большей части пунктов – не дождались. И вот государственнические настроения у многих сменяются антигосударственническими в самом прямом смысле этого слова.

Вкратце: ждали, что государство совершит серьезный поворот. Оно не сделало. Значит, правящая политэлита не способна его провести. Различные группы младоконсерваторов сделали из этого принципиально разные выводы.

Одни определились раз навсегда: не нужна эта элита, надо ее менять, и если ради ее демонтажа и реконструкции высших эшелонов власти надо пойти на социальную смуту, значит, пусть будет смута! Чем раньше она начнется, тем легче и бескровнее пройдет.

Другие полагают, что в случае смуты не о каком «бескровии» или «малокровии» речь быть не может: в России так не бывает. Бойня. Революции. Тысячи, миллионы трупов, полное разрушение инфраструктуры, распад государства Россия. И, разумеется, наибольший урон будет нанесен самому русскому народу, ради которого якобы все это затевается. А также Русской Православной Церкви – также под лозунгами «обновления церковной жизни».

Поэтому у тех младоконсерваторов, которые остались государственниками, сейчас в арсенале три «маршрута»:

а) Работа с наиболее здоровыми секторами существующей политэлиты в духе привлечения их на национальный путь;

б) культурное охранительство;

в) попытки создать влиятельные общественные организации.

И это главное противоречие внутри младоконсерватизма – между «революционерами» и «охранителями» (в реальности не очень-то точно эти слова передают суть дела, но ничего лучшего нет) – заставляет круг людей, когда-то принадлежавших одному сообществу, размыкаться всё дальше и дальше…

Сама жизнь, может быть, решит эту проблему. И не дай Бог, чтобы она была решена радикальным способом – с кровью и мозгами по асфальту.

       
Print version Распечатать