Призрак небольшой победоносной войны

Новатор-консерватор

Каждая эпоха имеет свои лозунги, выражающие ее кредо. Если говорить о первых пяти или даже шести лет правления Путина, то, пожалуй, наилучшим образом выражал кредо "раннего Путина" девиз "Не навреди". Этот девиз, хорошо известный медикам, оказался как никогда к месту в стране, уставшей от десятилетия реформ. Плохо продуманных, а главное - из рук вон плохо проводимых в жизнь.

Если вдуматься, что означает "не навреди", то в переводе на нейтральный и более точный язык это означает, что на первом месте в шкале приоритетов ставится минимизация рисков. Такая стратегия хороша, когда дела либо совсем плохи, либо недостаточно понятно, что можно сделать. В случае, когда больному в любом случае осталось жить недолго, врачи не берутся его лечить, чтобы "не навредить", то есть чтобы больной умер естественным путем от болезни, а не в результате попыток его спасти. Другой случай: больной поступил с не ясным диагнозом, его состояние тяжелое, но стабильное, и вместо того, чтобы бросаться его лечить, врачи используют имеющееся время для уточнения диагноза. В этом случае осторожность также оправдана. Как говорится, " не зная брода...".

Однако любое лечение - это риск. Лечения без принятия определенных рисков не существует, и поэтому врач (вместе с пациентом) не может и не должен уклоняться от рисков. Таким образом, гиппократовский девиз "Не навреди" следует понимать скорее "диалектически", чем догматически. Иначе можно быстро дойти до абсурда. Ведь известны и иные, менее положительные, коннотации идеи минимизации рисков: " Не высовывайся, и будет тебе счастье!", " Сиди тихо, не то будет лихо!" и т.д. Такой экстремально консервативный подход в риск-менеджменте неприятен тем, что занижает планку амбиций. Результаты будут более предсказуемыми, но вместе с тем окажутся менее желательными. В применении к развитию страны это означает, что застрявшая в гиперстабильности страна останется "в прошлом" тогда, когда другие уже будут жить "в будущем".

Альтернативой фобии рисков и связанному с ним застою может служить кардинальная смена приоритетов. Таким образом, движение от путинской "стабильности" к путинской "программе инновационного развития" также должно предполагать переход от "минимизации рисков" к "максимизации результата".

Кстати сказать, инновационная активность (novelty seeking behavior) тесно связана с индивидуальной оценкой рисков (risk taking behavior) на чрезвычайно глубинном уровне. В нервной системе человека существует баланс - или, если угодно, компромисс - между системой, отвечающей за память и повторение прошлых действий (холинэргическая система), и другой, отвечающей за спонтанность действий, инновационное поведение и оценку рисков (допаминэргическая система). Последняя отвечает и за уровень мотивации, и когда есть проблемы с инновационным поведением, обычно есть они и с уровнем мотивации. Это может также сопровождаться переоценкой степени риска и опасности.

Восхождение на пирамиду

Остановимся, однако, на той части инновационной активности, которая касается вопросов внешней политики и политики безопасности. Программным выступлением, обозначившим смену внешнеполитических стратегий, стало выступление Путина в Мюнхене ровно год назад 10 февраля 2007 года. Наблюдатели дружно отметили, что это был поворот к существенно более жесткой риторике и критике современного международного порядка. Однако можно воспринимать этот поворот иначе. В свете общего поворота к политике развития кремлевское руководство стало отходить от привычки держать "низкий профиль" в международных отношениях, "довольствоваться малым" и начало проявлять большую готовность принимать политические и военные риски для повышения статуса России в мировой иерархии.

Эту глобальную иерархию также можно сравнить с " пищевой пирамидой": у ее основания находятся множество стран, неспособных из-за своей военной и экономической слабости устанавливать правила игры и международного товарообмена. Потому им оставлена "черновая работа" - поставлять сырье и товары низкой степени переработки немногим странам, стоящим в иерархии выше. Сырьевые страны могли бы объединиться и, установив картель, поднять цены на свои товары и изменить систему распределения благ в свою пользу, однако такие страны, как США, открыто угрожают применить силу для предотвращения попыток картелизации рынка сырья. Одновременно рынок высокотехнологической продукции - программ, процессоров, авиатехники - в значительной степени консолидирован и контролируется единицами крупнейших игроков, что позволяет поддерживать монопольно высокий уровень прибыльности на вершине "пищевой пирамиды".

Такая система распределения никогда бы не удержалась, если бы сырьевые экспортеры не опасались военного вмешательства со стороны более сильных государств. Иными словами, современная мировая система распределения произведенных благ держится на военном превосходстве группы стран над остальными. И если по каким-то причинам какая-либо страна отвергается группой стран-лидеров, ей остается лишь бороться за более высокое место в пирамиде, отталкивая кого-то против его воли. Последнее возможно сделать только силой, либо угрозой применения силы, либо рискуя противопоставить себя такой угрозе.

Итак, поставленная Путиным цель достичь к 2020 году народного благосостояния на уровне развитых стран несет в себе очевидные военные риски. Эти риски, связанные с активным стремлением России повысить свой статус в мировом разделении труда, можно условно разделить на риски, связанные с возможным поведением конкурентов России, и риски, исходящие из изменяющейся политики самой России.

Первый источник конфликтов: действия доминантных игроков по поддержанию мирового порядка. Вне зависимости от того, насколько близка угроза мировому порядку, ведущие державы, строители мирового порядка, вынуждены демонстрировать свою готовность его поддерживать либо менять в выгодном им направлении. Мир может быть удержан только угрозой применения силы. Однако готовность к применению силы можно наглядно продемонстрировать только ее непосредственным применением. Иначе в реальность угрозы никто не поверит. Получается, чтобы удержать мир, нужно начать войну. В этом смысле вероятность применения силы в международных отношениях ("угроза войны") никогда не может равняться нулю, что означает неизбежность войн на достаточно долгом отрезке времени.

В этом смысле следует исходить из того, что война - неустранимая форма межчеловеческих отношений. Поэтому задача "предотвращения войны" принципиально невыполнима. Наиболее разумно стремление отодвинуть войну на какой-то срок, но только для того, чтобы она потом случилась в более подходящем времени и месте, а возможно, и затем, чтобы начать ее самому "превентивно". С точки зрения задачи холодного анализа, если ситуация для применения силы складывается благоприятная, не следует его откладывать, поскольку через некоторое время ситуация может измениться к худшему. Последнее соображение - не выдумка автора. Похожие рассуждения нередко встречаются в выступлениях американских и израильских политиков и генералов. Эти рассуждения достаточно обоснованы и следуют из неустранимости фактора силы в современных международных отношениях и одновременного желания сторон оказаться в наиболее выгодной позиции.

Сам факт неизбежности войны еще ничего не говорит о том, какие формы может принять в XXI веке применение силы. Последние войны в Ираке и Афганистане можно рассматривать как дорогостоящие демонстрации готовности страны, оказавшейся на самой вершине "пищевой пирамиды", защищать выгодный ей миропорядок. Подобные демонстрации не могут быть дешевыми: сверхдержава как бы говорит всему миру своими действиями: " Смотрите, какие мы богатые, сильные и упорные! Теперь вы знаете цену, которую нужно уплачивать за право оставаться сверхдержавой. Даже не думайте нам подражать!"

Можно предположить, что в ближайшем будущем аналогичные демонстрации станут несколько более эффективными и менее дорогостоящими, однако нет никаких оснований ожидать, что попытки мировых наций силой сохранить свое привилегированное положение прекратятся. Они даже могут принять более опасные для России формы в связи с тенденцией перенесения "акций устрашения" подальше от границ развитых стран и поближе к российским границам.

Небольшая победоносная война в российском пограничье представляется некоторым политикам более выигрышным вариантом, чем болото иракской войны. Именно в прямом столкновении с рвущейся к достатку Россией развитые нации могли бы наиболее убедительным образом продемонстрировать свое технологическое превосходство. В Ираке и Афганистане это было сделать проблематично из-за явной технологической несопоставимости противников.

Пустить кровь из носа России, где обитают "не имеющие души" бывшие кагэбисты, - чем не идея для будущей администрации США, которая, как и нынешняя, будет стараться войти в историю. Если же в случае очередного "гуманитарного вмешательства" Россия попытается увернуться от военной поддержки своих союзников, то всему миру в очередной раз будет продемонстрирована ее политическая слабость и неадекватность внешнеполитических амбиций путинского окружения.

Основным показателем сравнительного богатства нации является валовой внутренний продукт, рассчитанный по паритету покупательной способности (ВВП ППС), который отражает долю того или иного государства в произведенном мировом продукте. Для того чтобы России приблизительно сравняться с развитыми странами по уровню национального благосостояния, ей придется увеличить свой ВВП ППС в четыре раза. Если сохранятся нынешние темпы роста, это займет следующие 10-12 лет.

Таким образом, ближайшие 10-12 лет будут критическими, в течение которых конкуренты постараются остановить Россию. Если замедлить развитие российского благосостояния им не удастся, то в дальнейшем они, возможно, предпочтут более кооперативную политику. Возможно, даже предложат войти в НАТО или более широкий военно-политический союз.

Если же переходной период затянется - а такое может случиться при вялой политике и недостаточной активности гражданского общества, - риски для России застрять в нижней "экологической нише" возрастут. Тогда Россия может надолго остаться во "второй лиге", поскольку общественная готовность к борьбе будет утеряна. Нация может в конце концов смириться с подчиненным статусом, в первую очередь из-за разочарования в собственных силах. Многие в мире хотели бы заставить российское общество сломаться как можно раньше, продемонстрировав, что у русских нет и никогда не появится силы для реализации своих амбиций. Инициирование вооруженных конфликтов как нельзя лучше отвечает подобным целям.

Однако не только нации-конкуренты, но и сама Россия в ближайшие 12 лет может стать инициирующей стороной в силовом противостоянии. Это тоже отнюдь не исключено, особенно когда речь идет о странах - марионетках ведущих держав, а также об их террористических прислужниках. По мере роста уверенности нации в собственных силах, по мере возрождения российской промышленности и науки будут расти и национальные амбиции в самом широком смысле слова. А для реализации национальных амбиций мирных аргументов может и не хватать, особенно когда другие готовы применять силу.

О каких амбициях, могущих послужить толчком к применению Россией силы, идет речь? Прежде всего, растущее желание молодого поколения "жить так, как на Западе живут". Этой цели в России невозможно добиться, продолжай страна занимать сырьевую нишу в международном разделении труда. Все развитые и даже некоторые развивающиеся (Иран) страны стараются сохранить свои невозобновляемые природные ресурсы в первую голову для внутреннего потребления. Дело также в экологических проблемах, обостряющихся в связи с активной добычей полезных ископаемых и их транспортировкой за рубеж. По мере дальнейшей демократизации политической жизни давление "снизу" на политическое руководство с желанием добиться от него более активных и скорых мер по выполнению озвученных обещаний будет нарастать.

Для достижения необходимых темпов Кремлю придется более активно отстаивать интересы страны на международной арене, а значит - сознательно идти на более высокие риски, чем это делалось до сих пор. В том числе и риски применения силы. Также все больше будет сказываться естественное стремление разделенной нации к объединению. Оно будет расти по мере того, как народ и власть станут меньше озабочены проблемами экономического выживания. Следует четко осознавать, что глубинной причиной применения силы развитыми демократическими странами является желание добиться для своего населения высокого уровня жизни и высокого статуса в ряду других наций. Нет никаких оснований считать Россию и русских каким-то исключением в этом плане.

Пуля - дура...

Вопрос в том, насколько реально создание инструментов, способных обеспечить достижение желаемых результатов в случае разного рода военных конфликтов. Ясно, что предлагаемое Путиным инновационное развитие должно в полной мере коснуться и вооруженных сил. Появление новых видов вооружений в значительной мере обесценивает накопленные запасы старого. Поэтому инновационное развитие вооруженных сил на сегодняшний день единственный способ достижения военного превосходства над потенциальными противниками или хотя бы сохранения с ними паритета.

Однако на пути к инновационному развитию стоят особые трудности. Армия вообще очень консервативная организация. Совместить в армии жесткое иерархическое подчинение с инициативой крайне сложно. Армейские начальники всегда будут выбирать "проверенное" и "доказавшее свое высокое качество в боевых условиях" новому и недостаточно испытанному. Но если довести этот принцип до абсурда, то российская армия до сих пор воевала бы с трехлинейками и пулеметами "Максим", поскольку они многократно проверены в бою, гораздо надежнее и самолетов, и танков, почти не ломаются и требуют минимум усилий по техническому обслуживанию.

Тем не менее армия никогда бы не хотела ничего нового, если бы не страх потерпеть поражение в новой войне. Отсюда непосредственно следует, что нет более эффективного средства стимулировать инновационную активность военных, чем война. То есть задача инновационной модернизации вооруженных сил неотделима от задачи их применения по прямому назначению. Над решением подобной задачи, кстати, эффективно работают США: их вооруженные силы, считающиеся наиболее инновационными как по своему техническому оснащению, так и по способам организации, тактики и стратегии, - одновременно и наиболее часто воюющие.

Задача модернизации Российской армии и придания ей инновационного потенциала имеет комплексный характер. Наука и экономика должны с избытком снабжать военных широким спектром всевозможных технических инноваций, из которых имелась бы возможность выбирать наиболее адекватные. Дипломаты должны создавать соответствующие условия, чтобы Россия могла вступать в конфликты в выгодном для нее месте и времени, а высшее политическое руководство должно обеспечивать эти процессы финансово, также помогая вооруженным силам найти наилучшую форму собственной организации. Все это невозможно без укрепления в обществе инновационного духа вообще, а также понимания роли и значения вооруженных сил в частности. В этом смысле демонстрации силы и ее непосредственное применение имеет цель показать не только загранице, но и своему собственному народу, для чего и зачем нужна армия.

Когда народ осознает этот момент, ему легче понять необходимость инновационного развития страны в целом. Те относительные легкость и энтузиазм, с которыми были встречены образованной частью России реформы, объяснялись, кроме всего прочего, и памятью о недостатке прогрессивной военной техники, тактики и стратегии, которые не смогла обеспечить традиционная Россия в Японской и Второй мировой войнах. Реформы 90-х также в значительной мере оправдывались в глазах населения начавшейся в 80-х годах стагнацией военной электроники и неспособностью ВПК угнаться за возросшим темпом технологического развития. Если бы индивидуальная инициатива и инновационное поведение не были скованы в предыдущий период стагнирующим политическим режимом, в руках у поверхностных реформаторов не оказалось бы аргументов для оправдания своих поспешных реформ.

Надо сказать, что российская военная наука и до Октябрьской революции была богата на технические инновации. Однако из-за того, что политическая и социальная системы не обеспечивали возможностей внедрения, они так и остались курьезами. Так, первый в мире танк "Вездеход" (1915) конструктора Пороховщикова на год опередил английские разработки, однако проект был закрыт из-за отсутствия интереса к нему со стороны военных и царя. В дальнейшем оказалось, что российские военные проявили излишний консерватизм и близорукость, и после появления аналогичных танков в Англии пришлось спешно "догонять".

Первый в мире автомат был также изобретен в царской России: конструктором Федоровым (1916), однако его принятие на вооружение произошло только в СССР. Некоторые современные специалисты считают, что выбор калибра 6,8 мм, а также специально доработанный Федоровым патрон являются практически идеальным выбором для индивидуального автоматического оружия. Сейчас в США активно рассматривается возможность перевода личного оружия пехоты именно на калибр 6,8 мм. Однако, несмотря на успешное применение в бою, автомат Федорова показался начальству слишком дорогой игрушкой, и вместо массового внедрения в войска оно оставило на вооружении "проверенную" трехлинейку. Кто знает, может быть, если бы царские генералы мыслили бы более инновационно, позорного отступления на германском фронте можно было бы избежать, а вместе с ним - и революции с Гражданской войной.

Если ситуация в Российских вооруженных силах будет развиваться хотя бы приблизительно в соответствии с запланированным, к 2020 году России будет иметь совершенно новый инструмент, который может гарантировать ее дальнейшее развитие на десятилетия вперед. Однако эта задача выполнима лишь при условии кардинального изменения общественного отношения к инновациям. В свою очередь, такого изменения невозможно добиться, не открыв "лифты мобильности", поскольку человеческое общество не имеет эффективного механизма стимулирования человеческой активности, кроме повышения статуса за заслуги. Но для этого придется сломать сопротивление тех, кто опасается, что новички подвинут "стариков" с насиженных кресел. В конечном итоге решение технологических проблем страны опять оказывается зависимым от решения задач политических.

       
Print version Распечатать