Доклад Института современного развития (ИНСОРа) "Демократия: развитие российской модели" вызвал немалый резонанс в интеллектуальной среде. Свое мнение о нем высказал уже не один политолог. Позвольте и мне выступить рецензентом этого документа. Если бы мне довелось быть редактором доклада, я бы не удержался от того, чтобы снабдить его эпиграфом: «Volentem ducunt fata – nolentem trahunt». Ибо в этом латинском изречении «Желающих судьба ведёт, а нежелающих - тащит» передана квинтэссенция этого многостраничного документа. «Проект развития демократической модели в России должен начинаться "с импульса сверху", но станет успешным лишь в том случае, если этот импульс «разбудит» к активной гражданской позиции большинство российского общества», - так задает тон докладу Юргенс (С. 5. – далее в скобках номера цитируемых страниц доклада. – Ред.).

Некоторые политические документы напоминают девушек на пляже. Самое интересное в таких девушках/текстах – не то, что они открыто и даже навязчиво демонстрируют, а то, что они тщательно пытаются скрыть. Именно эти "эзотерические моменты" привлекают внимание и порождают вопросы аналитиков, поскольку часто за ними скрыты те проблемы, которые оказывают на развитие российской модели демократии решающее влияние.

Авторы постулируют императив модернизации и рассматривают политическую либерализацию и демократизацию как важнейшее её условие. Это даёт основания полагать, что угроза бюрократического атеросклероза всего политического организма уже осознаётся как проблема. В связи с этим обозначим целый ряд актуальных политических проблем, вытекающих из этой "глобальной" проблемы.

Пройдена ли точка бифуркации?

Начиная разговор о модернизации, авторам следовало бы соотнести тезис о её императивности с анализом зрелости внутренних и внешних предпосылок. Любая политическая модель является исторически детерминированной в той или иной степени. Вероятно, стоило бы отнестись к тезису Аузана, считающего, что «Россия миновала развилку, на которой была возможна модернизация» (См.: www.polit.ru), серьезно! Ведь это слишком серьёзная гипотеза для того, чтобы её игнорировать.

Иначе творцов доклада можно заподозрить в антиисторической и волюнтаристской уверенности, будто модернизация, либерализация, и демократизация могут быть предложены или навязаны обществу в любой исторический момент, вне связи с конкретными условиями и предпосылками. Одним словом: «Если нельзя, но очень хочется, то можно».

Тем более данная проблема актуальна для современной России, испытывающей устойчивую аллергию к различным «революциям сверху» и насильственным «осчастливливаниям» со стороны разного рода «гегемонов» и «прогрессоров».

Говоря о специфике российской политической модели, вряд ли можно обойти проблему власти и собственности, тесная связь которых не раз детерминировала особенности развития страны. Разорвана ли эта связь? К каким последствиям для политических (и экономических) процессов приводит сохранение этого симбиоза? Ведь нередко логика экономической детерминированности политических процессов оборачивалась в России прямо противоположным алгоритмом, и экономика становилась призом для тех, кто брал политическую власть.

Вопросов здесь можно поставить много… Однако авторы доклада сочли проблему либо слишком теоретической, либо слишком практической и неоднозначной. Нам остаётся лишь догадываться, почему она старательно была обойдена в докладе.

Человеческий фактор и инновации

Одним из основных методологических изъянов доклада является его следующая особенность: авторы, фокусируясь на анализе политических процессов, уделяют недостаточно внимания их социоэкономической и социокультурной детерминации. А ведь уникальность российской политики вырастает из некоторых особенностей российского общества. Ключевой вопрос, от которого следовало бы отталкиваться любому политическому аналитику – это вопрос о возможности какой бы то ни было демократизации и либерализации в данном конкретном социоэкономическом вакууме.

Идея о том, что ключевым фактором современного развития является развитие человеческого фактора, достаточно тривиальна. И сырьевая направленность экономики, и сверхконцентрация собственности в руках нескольких процентов сверхбогатых, и государство победившей и торжествующей бюрократии, – все эти факторы отнюдь не оранжерейные условия для развития человеческого потенциала; скорее человеческий капитал пробивает себе дорогу вопреки этим неблагоприятным "цветениям".

«В результате государственный аппарат у нас – это и самый большой работодатель, самый активный издатель, самый лучший продюсер, сам себе суд, сам себе партия и сам себе в конечном счёте народ. Такая система абсолютно неэффективна и создаёт только одно – коррупцию. Она порождает массовый правовой нигилизм, она вступает в противоречие с Конституцией, тормозит развитие институтов инновационной экономики и демократии», - был вынужден констатировать Президент Российской Федерации в своём последнем Послании федеральному Собранию.

Гипотеза о тесной и устойчивой корреляции этих особенностей российской модели развития и рейтингами, фиксирующими растущее отставание России в области индекса качества жизни, имеет все права на существование. Столь же тесной может оказаться прямая связь динамики роста человеческого капитала и полноценного инновационного развития (в отличие от простого извлечения и присвоения природной ренты). Свободу нельзя симулировать. И никакой самый изощрённый бюрократический «менеджеризм», пытающийся паразитировать и использовать человеческий фактор в своих интересах, не заменит свободное развитие людей.

Необходимое морализаторство

Проблема доверия/недоверия властным институтам также осталась недостаточно освещённой авторами доклада, а ведь степень доверия – это не только условие реализуемости любой реформы идущей сверху, но и важнейший фактор легитимности власти. Доверие можно рассматривать как условие формирования политической ответственности самих граждан и гражданского общества.

В одной из своих книг Фукуяма называет доверие фактором формирования экономических субъектов. Уровень доверия становится важной характеристикой человеческого потенциала. Доверие становится важнейшей предпосылкой формирования полноценного гражданского общества и едва ли не главным фактором политической жизни как таковой.

Авторы констатируют, что налицо дефицит доверия к партиям, политикам и выборам (С. 36), но ключевая проблема состоит в следующем: возможна ли модернизация без этической составляющей? Она-то и осталось нераскрытой в полной мере. Конечно, если не считать, например, кардинальными в данном отношении рекомендации о необходимости введения «ограничений на применение административного ресурса» (С. 27). А ведь аналитикам пора уже ставить вопрос, не является ли «административный ресурс» всего лишь политкорректным эвфемизмом для обозначения начальственного произвола?

Ситуация аномии, а также размытость этических стандартов создаёт сложную для страны ситуацию. Однако авторы с вполне понятной осторожностью избегают деонтологических аспектов анализа российских политических процессов. Выборы – воспитатель политической честности или политического цинизма и мощный механизм отчуждения граждан от власти? Отсутствие конкуренции программ, воспитательного воздействия – прямой путь к выхолащиванию смысла выборов и вырождению. Так же как подыгрывание одним партиям чревато запугиванием, казуистикой, подкупом. А ведь среди слоя политически активных людей существует повсеместная и широко распространённая уверенность в подтасовках. Об этом говорят хотя бы огромное количество жалоб, протестов и фактическое отсутствие санкций в отношении махинаторов разного уровня.

Модернизация без бюрократизации

Реально российские бюрократические структуры действуют виртуозно и ухищрённо. Символическим примером может служить недавняя «борьба с экстремизмом» видного аналитика того же ИНСОРа Гонтмахера, опубликовавшего один из возможных кризисных сценариев. Гонтмахера тут же «предупредили» о недопустимости подобных публикаций, намекнули на экстремизм, правда, вот объяснять подобную озабоченность его сценарием не стали… Более того, дали разъяснение, что предупреждение не имеет официального правового статуса. Фактически это был «неправовой» стиль работы административно-бюрократических структур, ибо на официальное предупреждение, ссылающееся на нормы закона, можно реагировать правовыми цивилизованными способами. А как реагировать на не имеющее правового статуса предупреждение? Ведь его де-юре вроде как и нет, а де-факто вот оно… И на него обязательно сошлются, в случае необходимости!

Этот стиль фактически создаёт опаснейшую ситуацию тотального административно-бюрократического произвола, не стеснённого никакими правовыми рамками, но прикрывающегося фиговым листком почти что «правового государства». На деле это – антипод правового государства. Данная проблема ещё не осознана, но политические последствия бюрократического засилья могут оказаться просто фатальными для развития.

Рискну утверждать, что этот стиль является прямой угрозой потенциалу любой модернизации, потому что рациональный подход к реальности неотделим от творческого и критического к ней отношения. Ибо иначе неоткуда взяться обновленческому импульсу, стремлению что-то улучшить или развивать. А если этот критический конструктив клеймится как экстремизм, а начальственная бюрократия действительно обладает волшебным даром превращать все инновационное и альтернативное во врагов? Не в своих. Во "врагов власти", государства, страны, намеренно смешивая свой собственный частный и шкурный интерес с интересом общественным и государственным. Мы осознаём ущербность «серых схем» ухода от налогов в экономике. Но «серые схемы» внеправового бюрократического начальственного произвола могут оказаться не менее опасными.

Основной же предпосылкой доклада является то, что у нас прекрасная кровно заинтересованная в модернизации страны экономическая и политическая элита, вот только с народом и со страной ей не очень повезло. Существует и альтернативная точка зрения: модернизацию страны элите следовало бы начинать с себя и с модернизации государства. «Сегодня главная проблема модернизации – новое качество государства», - пишет, например, Дискин в одной из своих последних книг.

Модернизация в условиях «победившей бюрократии» – это миф. Предварительным условием модернизации может быть лишь дебюрократизация. Как госслужащий с 15 летним стажем работы я скажу, что «укрепление государства» и расширение безнаказанного произвола конкретных чиновников, любящих выступать от имени государства – это не синонимы. Мы привыкли связывать злоупотребления властью с конкретными персонами, но деперсонализированный авторитаризм государства может оказаться не менее опасным и менее уязвимым.

Теория без практики

Известный социолог де Сото, например, исследуя проблему благоприятного и неблагоприятного для бизнеса климата, в 1989 году просто поручил социологам попытаться "вывести в свет" малые предприятия в разных странах. Если на сбор документов и получение официального разрешения в США и Канаде ушло менее 2 дней, то в Лиме (Перу) потребовалось пройти утверждение в 11 учреждениях, потратить 10 месяцев и 1231 доллар. Не проводя специальных исследований или аналогичного «следственного эксперимента», трудно сказать, сколько понадобилось бы сил, ресурсов, энергии и согласований для открытия бизнеса в современной России. Однако премьер-министр Путин на последнем съезде «Единой России» утверждал, что «Важно освободить бизнес от административных барьеров. Соответствующие предложения Правительство внесло в Парламент. Прошу депутатов – членов нашей фракции – поработать над ними и при необходимости расширить предложенные меры».

Может быть, причины постоянно констатируемого в докладе «дефицита политического плюрализма» (С. 21) коренятся именно здесь? Как и слабость модернизованных сегментов общества. Вероятно, именно они являются критическими условиями для описываемых либеральных и демократических изменений в обществе?

Как бы выиграл доклад, если бы и анализ, и рекомендации были увязаны с конкретным законодательством, конкретными нормами, призванными регулировать российскую политическую жизнь, а авторы доклада чётко указывали на плюсы, минусы, направления требуемой коррекции этих норм! Подобный отрыв теории от практики девальвирует основные положения доклада. Инерция и параметры развития страны во многом уже заданы и определены как текущим законодательством и сложившейся практикой её применения, так и стратегическими документами вроде Стратегии 2020.

Ряд положений в докладе лишь декларируется, даже когда логика требует конкретного анализа и аргументации. Например, «возврат к нормам порога явки и графе "против всех" нецелесообразен» (С. 41). «Нецелесообразен» и всё тут! А почему нецелесообразен? Ведь это был достаточно важный индикатор обратной связи избирателей. По нему можно было судить о поддержке партийной системы, о приемлемости новаций, о степени напряжённости; он давал возможность судить о позитивной или негативной динамике выборов прежде, чем он стал «нецелесообразным».

Слова и дела

Авторы доклада не стали просчитывать различные прогнозы и сценарии развития российской политической модели, равно как и вероятность каждого из предложенных сценариев. Хотя, кажется, именно такой подход позволил бы выявить позитивные векторы, имеющиеся в наличии сегодня. Методология же доклада приближается к нормативному прогнозу и сценарию, обосновывающему «желаемое будущее».

Сравнительный анализ плюсов и минусов «либерализации сверху» и «демократизации снизу» мог сделать доклад действительным событием интеллектуальной жизни. Событием, которого, увы, не произошло. А ведь достаточно было сравнить предлагаемую «управляемую и направляемую государством постепенную либерализацию общественно-политической жизни» (С. 14) хотя бы с национально-демократической модернизацией «снизу», которую давно отстаивает Совет по Национальной Стратегии.

Подчеркнём, что между предлагаемыми вариантами либерализации и демократизации есть принципиальная разница. Публично декларируемые цели реформирования политической системы «сверху» и «снизу» могут казаться идентичными. Однако результаты изменений чаще задаются не декларируемыми целями, а именно применяемыми способами и средствами. Кому-то может показаться парадоксальным, но результаты политических процессов с одинаковыми публично декларируемыми целями могут оказаться (в зависимости от применяемых политических средств) диаметрально противоположными и не имеющими между собой ничего общего.

Авторы постулируют, что «на первых этапах предпочтительным считается авторитаризм как действенный инструмент для решения самых важных задач» (С. 7). Хотя более конструктивным для анализа в данной связи представляется детальный разбор результатов неолиберальной авторитарной «модернизации сверху», осуществлявшейся в 1990-е годы.

Все-таки Сталин и модель осуществляемой им успешной авторитарной "модернизации сверху" вдохновляет далеко не всех. Но остаётся невыясненным, каковы альтернативные сценарии? Страна победившей и торжествующей бюрократии, завинчивания гаек, усиление бюрократического произвола?

Почему такой «пессимистический» сценарий авторами априорно исключается? Стоит напомнить, что в 1990-е годы "благотворный опыт" "модернизаторов сверху", таких как Тэтчер и Пиночет, воспевание преимуществ «сильной руки» и прочих «прелестей кнута» сразу заполнили страницы отечественных СМИ. Правда, после дефолта 1998 года эта волна спала. Но у определённых сил был запрос и на такой политический и экономический сценарий.

Не видать бревна в своем глазу

Другим "пробелом" доклада является упорный отказ авторов от детального анализа механизмов торможения. Допущение, что все значимые социальные слои поддерживают либерализацию и демократизацию, представляется неоправданным. Например, Иосиф Дискин совершенно справедливо указывает, что «рост социальной активности будет подрывать их («верхов». - А.Ю.) монополию на выбор пути развития и, следовательно, легитимность их власти».

После прочтения доклада остаётся неясным, какие же социальные силы не заинтересованы в модернизации и демократизации? Пора бы привыкнуть, что любые инновации, которые не несут непосредственных выгод различным социальным силам, будут либо пробуксовывать, либо превращаться в прямую противоположность публично заявленным целям под «бурные аплодисменты, перерастающие в овации». Оторванная от чёткой сопряженности с конкретными интересами, любая либерализация обречена на то, чтобы остаться виртуальной демократизацией, риторикой, забалтыванием...

Представляется недостаточно обоснованной и тема универсальности демократических ценностей. Альфой и омегой теории представительной демократии является проблема действенного контроля общества за властью через свои представительные органы. Вспомним, что именно из потребности в контроле общества за расходами исполнительной власти родились все современные парламенты.

Авторы констатируют наличие некоторых проблем на пути реализации этой функции, пишут о правящей партии, которая «в её нынешнем состоянии в большей степени функционирует как некий механизм аккумулирования и согласования скорее внутриэлитных, чем общественных интересов» (С. 24).

А ведь можно было бы проанализировать социальный и имущественный состав депутатского корпуса. Авторы даже указывают, что партийная программа повторяет «систему приоритетов исполнительной власти» (С. 25), но этими констатациями и ограничиваются попытки проанализировать вектор интересов и контрольные функции законодателей.

Изоляционизм от "западной демократии"

Одним из существенных факторов благотворного воздействия на экономическое и политическое развитие России, по мнению авторов, является тот факт, что «Европа предъявляет к России более высокие требования по части "современности" её экономики и общественно-политического устройства» (С.10). Насчёт требований, предъявленных к «современности» российской экономики, вспоминаются недавние истерики европейских стран по поводу любых попыток России обеспечить у себя углубленную переработку собственного сырья, например, демарши Финляндии по поводу озвученного в одном из недавних Посланий Президента желания перестать гнать дешёвый российский кругляк за границу. Не столь давно повышение пошлин на необработанное лесное сырьё вновь было отложено.

Вообще, если сравнить всеобщую либеральную убеждённость в «отсталости» нашей экономики 20-летней давности с сегодняшними цифрами, то картина экономического прогресса и «успехов в развитии экономики» (С. 14) становится не столь однозначной.

Похожую картину можно созерцать, когда сравниваешь Европу и Россию. Дмитрий Медведев в 2008 году, выступая перед экспертами Валдайского клуба, был вынужден констатировать: «Очень хотелось стать членом большой семьи цивилизованных народов, но понимания было – зеро, никакого понимания не было вообще. Но, смотрите, в 1993-м году стрельба из танков по парламенту вообще не воспринималась как нарушение демократических стандартов, а сегодня изменение порядка выборов губернаторов, наделение их полномочиями воспринимается как чудовищный урон демократическому развитию, хотя делается это в соответствии с Конституцией и с теми процедурами, которые есть».

Думается, что эта оценка далека от идеализации Европы и учитывает не только демократическую европейскую мифологию, но и реальные интересы Запада в отношении российской экономики. В процессе модернизации уповать на Запад не приходится. Напротив, как пишет Дискин: «Либо Россия модернизирует себя в рамках собственного органичного проекта, либо её будут модернизировать извне по чуждым ей схемам, ведущим к неизбежному краху».

Сухой остаток

После прочтения доклада создаётся впечатление, будто сами авторы догадываются, что земля – это шар, который вертится вокруг солнца, но по неведомым нам соображениям они не хотят разрушать непоколебимую уверенность гипотетических читателей доклада в том, что плоская суша покоится на трёх китах. «Политкорректность» формулировок доклада «зашкаливает» настолько, что в них с трудом угадываются российские политические реалии, на которые намекают авторы. Большая доза политкорректного Эзопова языка была бы просто смертельна для того, чтобы счесть доклад анализом российских политических реальностей, а не верноподданическим манифестом. Состязание в демонстрационной лояльности – тупик.

Если доклад "Демократия: развитие российской модели" - предел откровенности придворной «независимой» политологии, то это - медвежья услуга власти. История учит, что некритичный энтузиазм, блокирующий критическое отношение к любым проектам - самый опасный враг в процессе принятия решений.

Конечно, представители власти и правящей партии будут произносить речи о либерализации и демократизации, бюрократия привычно изображать восторг, тут же прикидывая, что можно будет реально урвать с очередной начальственной «игрушки», а народ не менее привычно делать вид, что как бы всерьёз верит этим речам…

Вот только можно ли будет назвать этот привычный ритуал модернизацией? Если доклад – приглашение к общенациональной откровенной профессиональной дискуссии по актуальной проблеме, то его следует вести без излишних «фигур умолчания».

Необходимо прояснить вопрос, насколько готовы власть и элита к изменениям в политической системе, какие проблемы будут при этом решены, какие ресурсы потребуются? И если в результате обсуждений доклада и поднятых в нём проблем будут выработаны контуры новых подходов, то авторы заслужат искренней благодарности, за то, что начали нужный разговор.