Право на тирана. Часть 1

Холодная война

Chadaev Alexey

Конец зимы 2006 года - время больших юбилеев. Что ни день - то праздник. 25 февраля - полвека докладу Никиты Хрущева на ХХ съезде "О культе личности и его последствиях". 2 марта - 75 лет Михаилу Горбачеву. 5 марта - 60 лет Фултонской речи Уинстона Черчилля (и в тот же день - годовщина смерти Иосифа Сталина). Если прибавить к этому еще и недавнее 70-летие Бориса Ельцина, получится совсем плотный массив знаменательных дат. И вовсе не случайно, что сегодня эхо всех этих памятных событий звучит одновременно.

Холодная война

Общая стратегическая концепция, которой мы должны придерживаться сегодня, есть не что иное, как безопасность и благополучие, свобода и прогресс всех семейных очагов, всех людей во всех странах.Я имею в виду прежде всего миллионы коттеджей и многоквартирных домов, обитатели которых, невзирая на превратности и трудности жизни, стремятся оградить домочадцев от лишений и воспитать свою семью в боязни перед Господом или основываясь на этических принципах, которые часто играют важную роль.
У.Черчилль. Фултон, 1946

Для нас сегодня Фултонская речь Уинстона Черчилля - это эпохальное выступление одного из лидеров Запада, открывшая эпоху холодной войны - победоносной для англо-американцев. Тогда, в 46-м, все было иначе. Черчилль если и был лидером, то лидером великого поражения. Поражение потерпела Британская Империя, которая как раз в те годы переставала быть империей. Поражение потерпела его, Черчилля, партия - обиднейшее из поражений, на пике триумфа II мировой войны. Поражение терпела, казалось, сама Западная цивилизация, отдавшая пол-Европы коммунистам и вот-вот, как тогда думали, готовящаяся распрощаться со второй.

Что было тогда в активе у лордов Запада, кроме изобретенной всего на три года раньше атомной бомбы? Ничего. Сувереном передового учения, захватывавшего умы интеллигенции по всему миру, выступала тогда Москва. Экономическая мощь была подорвана великой депрессией и великой войной. Инициатива и энергетика главного победителя, сама по себе дающая моральное оправдание любым мобилизационным решениям, тоже была у Сталина. Деколонизация мира с неизбежным переходом огромной его части под прямое или косвенное влияние СССР тоже была делом времени. Даже формальная власть - и той Черчилль к 1946 году уже не имел.

Но, оказывается, не зря говорят, что терпящий поражение политик может превратить его в победу только при условии, что будет отстреливаться до самого последнего патрона. Это значит, что даже последний патрон должен быть выпущен во врага, а не себе в висок - и тогда может оказаться, что именно этот патрон - решающий. Черчиллю было не впервой. В 30-е он уже был в этой роли - полумаргинального консерватора-милитариста, выброшенного из политического мейнстрима и ждущего своего часа. Леди Астор на приеме в Кремле заявляла в присутствии Ллойд-Джорджа и Сталина: "с Черчиллем покончено!". Сталин, впрочем, тогда вслух в этом усомнился - и оказался прав.

В начале 30-х Черчилль, рядовой депутат парламента от консервативной партии, объявлял войну Германии едва ли не только от своего имени - а в 45-м оказался среди тройки победителей в мировой войне. В 46-м он точно так же, будучи практически в том же положении "рядового политика", объявил войну коммунизму - а в конце 80-х оказалось, что и эта война тоже выиграна.

В этом - великий урок Фултонской речи, в первую очередь, для России. Никакое поражение нельзя признать окончательным и бесповоротным до тех пор, пока есть хотя бы один патрон. В 46-м для Запада таким патроном оказалось ядерное лидерство. Сейчас понятно, насколько слабым и ничтожным, в сущности, было это преимущество Запада над СССР: фактически, это было простое лидерство в темпе, всего на несколько лет. Но его хватило по крайней мере для того, чтобы не проиграть сразу, в 40-е. И, тем самым, втянуть противника в долгосрочную, изматывающую ресурсную гонку - а в конце концов и победить в ней, в точном соответствии с рецептами модного военного теоретика генерала Фуллера.

А это значит, что и мы не просто "еще не проиграли", но, в сущности, не проиграли ничего. Более того: коль скоро даже ядерное оружие удалось превратить из военного в невоенный инструмент власти - значит, эта трансформация возможна применительно к самым разным типам ресурсов (да-да, даже таким, как пресловутая труба - ресурс, в сущности, столь же временный, как и ядерное превосходство). И даже чисто оборонительная доктрина может стать первым шагом к успеху - если только она решит свою главную задачу: обеспечение невозможности быстрой ликвидации России как субъекта мировой политики.

Однако дело в том, что Фултонская речь - не про бомбу. Она - про универсальные, глобальные ценности, ради защиты которых эта бомба, собственно, и нужна. В этом и состоит сегодня политическая задача: найти такую формулу "русского Фултона", которая могла бы носить глобальный, всемирный характер. Ибо невозможно надеяться на победу в глобальной борьбе, отстаивая только свои, локальные, значимые исключительно для нас самих ценности. Если бы в Фултоне Черчилль говорил о необходимости защитить старую, добрую Англию с ее достославными традициями и уникальной культурой от всеразъедающей красной чумы - скорее всего, у Запада не было бы шансов.

Сегодня у нас нет глобального всепобеждающего учения - наоборот, им обладает Запад. Призрак "глобальной демократической революции" бродит по миру почти теми же дорогами, которыми бродил в свое время "призрак коммунизма", материализуясь то здесь, то там либо в виде "цветных революций", либо в виде "гуманитарных бомбардировок". Радикальный салафистский ислам - лишь версия того же самого глобализма, переведенного на арабский; еще неизвестно, кто бОльшие фундаменталисты - бородатые улемы из "Аль-Каеды" или их вчерашние инструктора из американских "неоконов". Даже если сжечь всю российскую нефть и газ, у нас не наберется столько энергии, чтобы в лоб противостоять этой глобальной революционной волне. Но у нас есть ценности - самые что ни на есть консервативные; и ради одной их защиты у нас должно хватить окаянства на свой собственный, русский вариант Фултонской программы.

Тем более, что опыт миропотрясающих речей есть и в нашей собственной истории.

Продолжение следует

       
Print version Распечатать