От редакции. Как оценивают «Вехи» люди одного поколения, которые все 1990-е и 2000-е годы шли разными политическими и профессиональными путями? Алексей Чеснаков и Борис Межуев родились в один год окончили один и тот же философский факультет МГУ. Их оценки роли интеллигенции в российской политике отражают разброс мнений по этому вопросу, характеризующий поколение, которому выпало начинать свою карьеру в эпоху девяностых – время, когда интеллигенция полюбила власть, а власть - интеллигенцию.

* * *

Алексей Чеснаков: Очень многое в восприятии феномена интеллигенции упирается в поколенческие проблемы. При оценке «Вех» важно учитывать историческую специфику появления этого сборника. С точки зрения современного взгляда на начало прошлого века, «Вехи» скорее закрывали какую-то часть отечественной истории, чем открывали. Это ведь во-многом была полемика с предыдущим поколением интеллигентов: Михайловским, Чернышевским… И именно в ходе этой дискуссии было сформировано представление об интеллигенции как о специфическом русском явлении, с определенными моральными принципами, которое пришло на смену народничеству. Интеллигенция XIX века направляла свою энергию на позитивные цели – образование народа, построение справедливого общества. Интеллигенция XX века ставила разрушительную цель – уничтожить несправедливую, по ее мнению, власть.

Если посмотреть на сегодняшний день, то можно найти интересные параллели. Спор тех самых интеллигентских группировок так и не закончен: сегодняшние интеллигенты по желанию ведут родословную от одного из лагерей: кто-то - от «веховцев», кто-то - от их предшественников, кто-то находит еще какие-то предтечи. Представители поколения интеллигентов-«шестидесятников» в XX веке взяли на себя ту же функцию, которую в свое время приняла на себя народническая интеллигенция XIX века. Им на смену сегодня пришло новое поколение, с другими взглядами. Более свободное как во взглядах на прошлое, так и во взглядах на цели жизни. С этим придется считаться. Содержательный разговор об интеллигенции в ключе «Вех» уже вряд ли возможен.

Борис Межуев: К сожалению, я прочел «Вехи» в очень неудачное время – на первом курсе философского факультета в 1988 году. Помню, какое влияние на моих однокурсников оказала статья Александра Изгоева о русской молодежи. Этот текст – обвинение русского студенчества в излишней политизации в ущерб учебе и штудированию научных книг, набор жестких моральных инвектив против быта интеллигенции и ее морального облика.

С этого времени образ молодежи, мне кажется, очень изменился. Ценность политики значительно уменьшилась. К 1990 году политикой интересовались только те люди, которые собирались делать в этой области карьеру. Традиционный этос русского студенчества как будто испарился. Но последствия отказа от политики, от принципов и постулатов русской интеллигенции, оказались ровно теми же, что и в 1917 году: рухнула страна, произошел цивилизационный откат. И произошло это при пассивности если не всей интеллигенции, то ее молодых представителей. В этом – парадокс влияния «Вех».

АЧ: Следовало бы вначале дать определение, что же такое интеллигенция. Мне кажется, что сегодня доминирует позднесоветское понимание интеллигенции как группы высокообразованных людей, претендующих на определенный моральный авторитет и особую политическую роль, отличную от роли власти и общества (или народа). При этом общество отнюдь не делегирует им этого авторитета. Очевидно, что когда в стране нет общественного мнения и нет гражданского общества, как это было в XIX веке и значительное время века XX, его функции выполняет мнение интеллигенции. В настоящее время, в связи с новыми политическими практиками и с распространением современного, в том числе политического образования такое делегирование прав неприемлемо.

Когда кто-то из тех, кто называет себя интеллигентами, сегодня пытается учить как нужно вести себя гражданам по отношению к власти, сразу возникает вопрос: кто эти люди и кто делегировал им право на подобную деятельность? Конечно, среди них есть незначительное число людей из недалекого прошлого (их девиз «мы поименно вспомним тех, кто поднял руку»), которым это «право» делегировано предыдущей оппозиционной традицией правозащитников и, конечно, собственная правозащитная деятельность. Например, Людмила Алексеева. Но это все-таки правозащитники. Это группа острого протеста. Определять интеллигенцию через правозащиту – вещь рискованная. Отдать этим людям право определять позицию всей интеллигенции было бы несправедливым и нечестным. Хотя, конечно и «образованщине» в лице любого закончившего ВУЗ делегировать этот титул не хочется. Впрочем, повторять Солженицына нет необходимости.

В этой связи встает вопрос. Почему новое поколение интеллектуалов должно зависеть от оценок некоторой группы людей, которые определяют свою этическую позицию по- другому? У меня есть своя позиция, свои отношения с моральными авторитетами, которые я для себя выбираю. У другого интеллектуала – свои авторитеты. Перефразируя известную фразу Гете: моральные авторитеты – это те, кого мы принимаем за таковых, а не те, кто навязывает нам себя в таком качестве. При этом я не призываю принимать за авторитетов расплодившихся в последние годы «перековавшихся совков», которые, так же как и правозащитники учат нас жить. Некоторые «демократические моральные авторитеты» еще вчера были авторитетами в другой - коммунистической системе. Руководитель партийной организации института, ставший настоятелем храма авторитетом быть не может. Но это долго объяснять.

БМ: Веховцы писали о вреде политизации, нигилизма. И вот теперь мы являемся свидетелями деполитизации интеллигенции, ее широких слоев. Власть действует в обществе как единственный субъект. Не кажется ли Вам что это плохая ситуация? Что в обществе должна быть некая сила, которая сплочена корпоративными узами, соединена определенными нравственными максимами, которая может на некие действия власти солидарно и организованно отреагировать?

АЧ: Если такое явление и существует, то с ним надо бороться как с исключительно вредным. Подобные люди пытаются, опираясь на фальшивый, зачастую только ими разделяемый дутый авторитет, отобрать у граждан их гражданские права и манипулировать страной. Я счастлив, что в нашей истории были такие люди, как Андрей Сахаров и Лев Толстой. Но пусть земля им будет пухом. Они - наша история. Я не хочу, чтобы вокруг меня плодились самозваные Сахаровы и Толстые! Но и анафеме самозванцев предавать не собираюсь. В этом состоит моя позиция как интеллектуала. Я не хотел бы, как человек думающий, самостоятельно принимающий решения, кому-то делегировать свои гражданские и тем более моральные права. Поскольку вслед за этими правами у меня неизбежно отобрали бы права интеллектуальные. Расширение моральных прав у «прослойки» нынешней интеллигенции неизбежно приведет к отчуждению ими прав и свобод у настоящих, независимых интеллектуалов.

Появление публичной политики и демократических институтов убивает интеллигенцию как группу скованную одной моралью. К примеру, в основе взаимоотношений между гражданином и партией существует механизм, который допускает возможность беспрепятственно делегировать права гражданина другой партии. Наша советская и постсоветская интеллигенция цинично приватизирует моральные права у интеллектуала навсегда, да еще и требует в будущем абсолютной лояльности. Это чрезвычайно извращенный интеллигентский этос.

БМ: К 2005 году само общество стало ждать, от кого пойдут деньги на публичную деятельность. Общество было политически дезориентировано, лишено нравственных авторитетов – может быть, порочных, может быть, хороших – всяких. Деньги были получены от власти, и, в результате, общественность как самостоятельная сила просто исчезла.

Но возникает ощущение, что как только интеллигент приходит во власть, он попадает в другой мир, другую среду, все двери, которые были открыты перед ним, закрываются. И для Есенина, после того, как он читал стихи императрице и великим княжнам, закрылись на время многие двери в среде либеральных интеллигентов. И я лично испытывал в свое время муки совести от того, что получил именную ельцинскую стипендию. Относясь непримиримо к человеку, который, как я считал, уничтожил собственное государство и растоптал демократию.

АЧ: Человек нашего поколения должен убить в себе шестидесятнический романтизм, одним из атрибутов которого было вера в дутые авторитеты. Часто безосновательная. Сегодня, зачастую, тот, кто стоял у гроба Окуджавы, Галича или Бродского берется судить общество. Такой моралист-подсвечник. Романтизм шестидесятника нужно убивать в себе потому, что уже не существует его врагов. Вот Вы испытывали чувство брезгливости лишь от того, что создали миф, что Вас пытались купить этой именной стипендией. Однако, на самом деле, когда Вас включали в список президентских стипендиатов, таких целей никто не ставил. Вам просто дали денег для будущих исследований. Согласиться с Вашей извращенной логикой значит признать, что выигрыш в государственную лотерею является фактом получения денег от «кровавого режима».

Мне кажется, что родоначальником русской интеллигенции является не кто иной как Петр Яковлевич Чаадаев, который поставил вопрос: что важнее – любовь к истине или любовь к Родине? И выбирал первое. Сегодня можно поставить этот вопрос по-другому: что важнее – любовь к истине или любовь к моральным авторитетам? Для меня важнее желание раздвинуть границы мира, стремление реализовать себя профессионально, чем искусственная потребность все время сверяться в своих поступках с некими моральными границами, которые определяют какие-то самозваные интеллигентские вожди. Для моральной поддержки у меня есть вера.

Исходя из такого же подхода, сложилось превратное впечатление, что интеллигент – это человек, который обязательно противостоит власти. Выберете, что важнее: противостояние власти или стремление к истине? Не считаю возможным соглашаться с тем, что стремление к истине может быть принесено в жертву «интеллигентскому общественному мнению». Неужели я должен стремиться поддерживать ту или иную интеллигентскую ересь, чтобы войти в салон к какой-нибудь «либеральной Анне Павловне»? Если то, что делает власть совпадает с истиной, которую я таковой считаю, то я буду поддерживать власть, невзирая на правозащитников, интеллигенцию и еще кого-нибудь.

БМ: Однако интеллигентское отношение к власти в определенной ситуации просто необходимо. В ином случае ты оказываешься исключительно продуктом манипуляции, атомизированным субъектом перед лицом Левиафана, который делает с тобой все, что угодно.

АЧ: Игры некоторых представителей «интеллигенции» в нравственную оппозиционность – это попытка узурпации ею моральных прав граждан. Посмотрите, что нам предлагают сегодня те, кто ратует за новый общественный договор между властью и либеральной группой в элите. Эти люди в свою пользу хотят пересмотреть уже существующий договор граждан с властью. Этот договор граждане заключили с властью на общенародных выборах. Нет более высокого политического действия для гражданина, чем то, которое он совершает в тот момент, когда он голосует за власть. В этой связи, любая попытка пересмотреть результаты общенациональных выборов нацелена на слом политической системы. Если результаты общенародного голосования вам не нравятся – работайте над содержанием будущего договора, который будет вынесен на голосование через отведенный Конституцией срок (пять или шесть лет). Для этого есть все механизмы. Если же вы хотите заключить к этому договору какое-то свое «приложение» об отдельном договоре с властью, то вы банально требуете переуступки вам прав всех граждан, всего общества. Хотя, возможно, это и есть циничная позиция некоторых «интеллигентов».