Политическая экономия Украины и Futur Zwei

Улица корчится безъязыкая. В поисках терминологии для современного кризиса каждый политический мозг колотится в своем собственном плену: кто-то называет радикальное государственное вмешательство в экономику социализмом, кто-то, как блудный сын, вспоминает древнего Маркса. И если возвращение к Марксу - не более, чем повод без стыда рассказать о своей левой юности, то с именованием современных конвульсий капитализма "новым изданием социализма" есть проблемы.

Капитализм как он есть

Весь ХХ век капитализм неизменно оставался гибридом индустриализации, социализма и социальной политики: иначе и быть не могло в ходе милитаризации, тотальной подготовки к войне, гонки вооружений и строительства "социального государства". Чему удивляться, коли в сердце рыночной свободы, в Великобритании, потребительская карточная система была отменена только в 1955 году? Не стыдно признать и то, что русские представления о "чистом капитализме" отражают не эту практику ХХ века, а тот либертарианский строй, который был реализован в России в начале 1990-х годов под руководством западных академических маргиналов. Но стыдно теперь упрекать призрак виртуально-спекулятивной глобализации в том, что она якобы утратила идейную девственность и в очередной раз нажала на клавиши дирижизма. Ибо в этих упреках - не только неумение пользоваться зеркалом, но и закоренелое бесчувствие к тому, что происходит рядом.

Только добровольный слепой мог на голубом глазу рассказывать об образцовых социальных реформах в Казахстане, чья образцовость состояла лишь в том, что государственный капитализм и корпоративное государство радикально выкинули вон свои социальные обязательства, утвердив себя и свою "китайскую модель" не на тотальном общественном контроле, а на либертарианском упразднении социальной ответственности (но не контроля).

Только отказывающийся видеть реальность мог искренне умиляться уникальности высокого экономического роста на Украине, вроде как не зависящего от другого "украинского чуда" - многолетней политической смуты. Между тем именно политическая экономия современной Украины – плоть от плоти российско-советской жизни – может с почти лабораторной чистотой продемонстрировать желающим новое издание пережитой Россией недавней смуты и ее несомненное das Futur Zwei.

Лабораторная чистота экономической географии Украины создана усилиями империи, а два главных исторических фактора ее народного хозяйства - абсолютное аграрное перенаселение и старые индустриальные центры вокруг горно-рудной промышленности и тяжелого машиностроения - идентичны главным факторам экономической истории Европейской России. С лабораторной точки зрения нет никакой разницы между мегаполисами Украины и мегаполисами Центра России, Урала и Поволжья. Как нет большой разницы между социально-политической инерцией собственно украинских и русских регионов, обремененных национальной динамикой Кавказа и Крыма.

Потому - не будь созданной во времена СССР ресурсно-промышленной базы Урала и Сибири, дающей современной России (и отчасти Казахстану) экономическую свободу, но обрекающей современную ее на тяжелое военно-географическое бремя защиты этой свободы, – индустриально-аграрные рынки Европейской России (100 млн.) и Украины (50 млн.) были бы принципиально равны. И самозаконный в силу своего масштаба, в любую смуту обеспечивающий стабильные внутренние инвестиции, потребительский рынок такой России и Украины вел бы себя одинаково. За одним исключением.

Почему Россия осталась централизованной?

До самого последнего времени главным институтом внутренней политики в России оставались регионы (субъекты Федерации), независимо от своей экономической состоятельности испытавшие весь спектр политических целей: от суверенизации до самоупразднения. До сих пор неизменной осталась их главная черта, а именно -локальный государственный социализм, наибольший в богатейших и в беднейших регионах, чье благосостояние или бедность равно стимулируют перераспределительную функцию местных властей. Федеративная практика многонациональной России смогла отойти от конфедеративной перспективы в тот момент, когда аккумулирование местных ресурсов или федеральных субвенций в руках местных властей или экономических кланов сделала избирательный процесс большей формальностью, чем нынешнее избрание губернаторов местными парламентами по рекомендации президента.

Но экономические перспективы российских регионов не преодолели их административных границ, в лучшем случае, полагая их в русле межрегиональной экспансии (Москва и соседи, Петербург и соседи, Красноярский край и соседи), а не совместного развития. Глобальный кризис и порожденный им дефицит внешних инвестиций делает экспансию сильных на новые локальные рынки экономически безальтернативной. Вкусившие федеральной политической борьбы российские регионы находят более рациональной борьбу за локальные ресурсы и обмен их на участие в федеральных государственных корпорациях. Их пафос пока совпадает с пафосом центра.

Не было технической альтернативы и консолидации энергетических ресурсов России. Все отличие между политическими сценариями в двух странах состояло в разнице между компрадорским субститутом государства имени Ходорковского и национальным (равно как и социальным) государством имени Путина-Медведева. Теперь, к счастью для России, внешняя инстанция для компрадорской экономики отсутствует. Но, к несчастью России и Украины, более острым и агрессивным станет внешнее военно-политическое давление на обе страны. Их общенациональные ресурсы окажутся не только инструментом национальной экономики, но и целью внешнего давления: консолидированная по "модели Ходорковского" горно-рудная промышленность и государственная газотранспортная система (ГТС) на Украине, энергетические ресурсы в России. Будь консолидированные энергетические ресурсы России сейчас вне контроля государства и на попечении внешних финансовых игроков, они давно уже сделали бы излишней саму российскую государственность. Будь они в руках регионов – они сделали бы избыточным централизованное государство.

Украина - прощание с централизацией

Компрадорская горно-рудная промышленность, лишенная перспективы внешних инвестиций, и предсмертная ГТС Украины - делают избыточной централизованную Украину. В страхе перед федерализацией лишив региональные кланы и корпорации перспективы региональной политической власти, центральная власть Украины осталась наедине со всем бременем социальных обязательств.

Политическая экономия Украины опоздала к "государственному социализму". Ежегодно живя в ситуации общенациональных выборов, украинские региональные кланы вряд ли теперь рассчитывают компенсировать свои многолетние издержки за счет участия в централизованном перераспределении ресурсов: речь идет уже не о ресурсах, а о бремени. Их единственный шанс обратить вечно живые локальные рынки себе на пользу и защитить их от очередного передела - превратить свою власть-собственность в федеративную власть. И чем больше нищающий киевский центр будет оттягивать введение выборности глав украинских регионов, тем меньше он будет им нужен.

Но что завтра? Das Futur Zwei, новая политэкономия Украины, ищущая новый язык для описания межрегиональной суверенизации и конкуренции, столкнется с тремя сценариями, каждый из которых заведомо не сможет стать общенациональным. Ни экономический эгоизм Юго-Востока, рассчитывающего бессодержательной лаской восстановить кооперационные связи с Россией и льготный вход на ее рынок, ни локальный национализм Подкарпатской Руси, Галиции и Крыма, ни военно-политический авантюризм центрального Киева, тщащегося продать США или ЕС свою главу из букваря геополитики, - не могут стать общегосударственной повесткой дня Украины. И это значит, что таковой повесткой сможет стать только внешний конфликт. "Государственный социализм" без ресурсов – прямой путь к геополитическому рэкету, тем более грубому, чем более разноголосому.

И вне этого рэкета для России das Futur Zwei несет в себе новые вызовы - тем более глубокие, чем более апеллируют они к единой экономической истории европейской части империи. Одесса и Крым - на Черном море, Донбасс - на Дону, Харьков - на русско-украинском пограничье - в рамках единого исторического и экономического пространства всегда подавляли (и отчасти подавляют сегодня) географически конкурирующие с ними побережье Краснодарского края, Ростов, Белгород и Воронеж.

Русская "династическая" внешняя политика, видимо, изжившая шок от болезненного поражения на Украине 2004 года, которому Россия целиком обязана рискованной зависимости от благорасположения тогдашнего президента Украины Кучмы и премьера Януковича, снова кладет свое das Futur Zwei в тесную корзину экс-премьера Януковича (с ним же - президент Украины Ющенко) и премьера Тимошенко. В этом формате нет будущей Украины, как нет и понимания судьбы будущей жертвы этой Украины - центральной России.

Экономические плюсы и геополитические минусы

Внешнеполитическая любовь у нас часто абстрактна. Где теперь лоббисты "прибалтийского транзита" из России, самоослепленного олигархической экономикой и "отделенного" от политической агрессивности Прибалтики и интересов собственной портовой инфраструктуры на Балтике? Теперь, когда на дворе - профессиональная русофобия Прибалтики в ЕС, НАТО и Грузии, России было бы куда как труднее, сохрани она основной поток своего балтийского транзита через Прибалтику. Где теперь российские лоббисты открытия Абхазской железной дороги при блокирующем участии Грузии? Теперь, до и после войны в Южной Осетии, нам очень кстати было бы вновь ощутить, что войну 1992 года против Абхазии Шеварднадзе начал под предлогом защиты железнодорожных грузов и - вдоль железной дороги...

Неизбежный крах "государственного социализма" на Украине и ее федерализация создает для "государственного капитализма" России историческую ситуацию, которую только внешне можно назвать знакомой. Принято говорить, что украинская смута с запозданием повторяет генетически близкую ей русскую смуту 1990-х. Принято думать, что России следует ценой любых уступок избегать обустройства регулярных границ с Украиной, чтобы не рвать "общее пространство". Что в России опасно думать о федерализации Украины, дабы не импортировать к себе ее нестабильности. Но "общего пространства" с нынешней Украиной больше нет - и России, лишенной средств даже на анекдотический "либеральный империализм", полезней вспомнить другой опыт.

Послеордынская Россия еще даже не помыслила себя "Третьим Римом", как ее исторические земли были поглощены не мифическими, а реальными империями - Великим княжеством Литовским, а затем - Речью Посполитой Польши и Литвы. Многовековая оборона России от Польши закончилась участием в ее расчленении. Но России владение этой побежденной империей, создание ее промышленности и инфраструктуры не принесли счастья. Напротив, вплоть до 1941 года западная граница была самым уязвимым местом России. Таким же ничем не преодолеваемым обнажением границ стал для России 1991 год. И не дай нам Бог обречь себя на еще одну Польшу.

       
Print version Распечатать