От редакции. Сегодня исполнился ровно год с момента закрытия Российского форума, состоявшегося в Нижнем Новгороде. Мероприятие, запомнившееся его участникам скорее арестом улетевшего с форума Ходорковского и экстренной пресс-конференцией правозащитников по этому поводу, чем рутиной гражданских проблем, оставило, тем не менее, гораздо более масштабный исторический след совсем в других сферах. Фактически, это был первый пример сколько-нибудь продуктивного (не в смысле деклараций, а в смысле совместной процедурной работы) рутинного сотрудничества руководителей, отвечающих за "социалку" - а на форуме был представлен весь тогдашний социальный блок правительства РФ - с представителями гражданских организаций и сообществ. Сейчас Русский Журнал возобновляет тему гражданского диалога, переосмысления идейных и социальных оснований постсоветского проекта "гражданское общество". Ниже - первая статья из этого цикла.

Общенациональный пессимизм в стиле показного самопокаяния - таково господствующее в обществе настроение по поводу перспектив демократии в России. Каждый россиянин согласится хотя бы с одним из суждений типа: "нам еще далеко до демократии", "демократия существует только для богатых", "демократия у нас только на словах", "демократия губит Россию". Думается, что б?льшая часть отрицательных оценок российской демократии вызвана попытками понять ее вне того ценностного пространства, в котором демократия зародилась и существует. Иначе говоря, многие интеллектуалы, политики и обыватели подходят к демократии с абстрактными книжными мерками и ждут от нее того, чего она по своей природе не в состоянии дать.

Рядовой избиратель, который способен, в зависимости от ситуации, благосклонно глотать любую политическую "пилюлю", ожидает от демократии ему самому неведомых благ и в их отсутствии винит то конкретных политиков, то некую "систему". Но здесь избиратель лишь повторяет то, что внушает ему наша политическая элита всех оттенков партийного спектра.

"Наш дом - КПСС-ВЛКСМ" - эта "партия" объединяет почти всю нашу политическую элиту, независимо от формальной партийной принадлежности. Если убрать из программы КПСС 1961 года соответствующие идеологические штампы, то под ее словами о "постепенном преобразовании" "государственности" в "общественное самоуправление" мог бы подписаться и современный либертаристы. А определение этого "самоуправления", опять же, если под "Советами" разуметь территориальные органы самоуправления, а под "трудящимися" - граждан вообще, - очевидно, и есть то, что наши либеральствующие посткоммунисты трактуют как "гражданское общество".

Констатация факта (вернее - болезненное сетование), что в России "еще нет гражданского общества", давно уже стало излюбленной темой многих российских интеллектуалов и политиков. Создается впечатление, что без этого непрерывного самобичевания они просто не надеются подвинуть наше государство к демократии "по-западному" (в их понимании).

Либертаристская утопия основана на противопоставлении гражданского общества государству. Н.Н. Алексеев, анализируя концепцию "государство - ночной сторож", в 1920-х годах написал: "В пределе своем мир собственников должен стремиться к уничтожению государства". Но, думается, здесь дело даже не в характере собственности, а в том, что идеологии, основанные на экономическом детерминизме, логически приводят к отрицанию государства - это и анархизм Прудона и Бакунина, и марксизм-ленинизм, и либертаризм. Не стоит удивляться, что российская государственность оказалась ближе всего к "отмиранию" именно тогда, когда вчерашние коммунисты стали строить мир собственников на осколках социализма.

Российский либерализм конца XIX - начала ХХ вв. отличался от "либерализма" наших дней. Он утверждал понятие о гражданском обществе как неразрывном с реальностью государства ( Б.Н. Чичерин). Он усматривал смысл демократии в политическом релятивизме, т.е. в отсутствии ценности, исповедуемой в обязательном порядке ( П.И. Новгородцев). Честный взгляд на вещи заставил кое-кого из российских либералов еще столетие назад признать, что демократия - это не более чем "поставленный в рамки права механизм социального запугивания управителей управляемыми" ( М.М. Острогорский).

Если воспользоваться теоретическим аппаратом старого российского либерализма, то получается, что главная ценность демократии состоит в праве выбора избирателями ценностей и принципов государственного строительства. И когда этот выбор осуществляется осознанно и реалистично (а не спонтанно и утопично), а государство охраняет свободу этого выбора, может быть, это и есть признак наличия гражданского общества?

Когда говорят, что нынешняя система подменила "общенародное государство" фирмой по обслуживанию интересов монополий (олигархов), то, очевидно, под идеалом подразумевают "государство всеобщего благоденствия". На этой ценностной установке западных неолибералов и социал-демократов базировалась и формула "развитого социализма" брежневских времен. Советская государственная идеология воспитала наших граждан в преклонении перед абстрактным принципом демократии. Поэтому смена идеологем свершилась так легко, когда из знакомого культового словосочетания всего лишь убрали слово "социалистическая".

Когда социализм, провозгласив в виде идеала построение государства общего благосостояния, не сумел выполнить своего обещания, общество обратило свои ожидания к тому, что считало западной демократией, благо, дух поклонения перед демократическими ценностями уже более ста лет овевает Россию. Но поклонение мешает познанию. А западная прикладная политология, известная у нас до конца 1980-х гг. только узкому кругу интеллектуалов, давно обосновала навязывание обществу интересов элиты как нормальный и единственно правильный принцип функционирования демократии. Предельный, "рыночный" рационализм современности объективно ведет к признанию относительной ценности демократии.

Такое понимание демократии может привести к пассионарной реакции на нее и радикальным попыткам возродить абсолютную ценность и абсолютную власть государства. Это мир уже видел в опасных экспериментах тоталитаризма. Другой формой абсолютизации демократии является социал-демократизм - уверенность в потенциальном всемогуществе демократических институтов по созданию "государства всеобщего благоденствия".

Принятие относительной ценности демократии и ее ограниченной роли в удовлетворении социальных претензий граждан не отвергает ценности демократического государства. Наоборот, оно основано на реалистичном понимании его природы и его институтов. Не так ли ведет себя современный российский избиратель, когда, активно или пассивно, выбирает "среднюю линию" (или "третий путь", как хотите) между фактической "отменой государства", предлагаемой либертаристами, и заведомо невыполнимыми обещаниями социальных благ другой стороной?

Российский избиратель, голосующий, в понятиях либертаристов, не за "свободу", а за "власть", по их мнению, испорчен вконец. Он бесконечно далек от "гражданского общества" в их трактовке. Но почему, спрашивается? Если гражданин выбирает то, что в его понимании означает политическую стабильность, эффективность государственных институтов и реалистичность социально-экономических мероприятий?

Иные сетуют на то, что эти стабильность, эффективность и реалистичность - в исполнении нынешней власти - очередные миражи. Можно также сокрушаться по поводу того, что понимание власти как основного носителя нравственного начала в политике остается вне критериев выбора. Но наш "покупатель политических услуг" вынужден выбирать среди залежалого, просроченного товара, и можно только радоваться, что, наученный горьким опытом катастрофы начала 1990-х, избиратель научился различать наименее худшее из того, что ему реально предлагают. Это, правда, означает, что наше "гражданское общество" только рефлексирует на себя самое, но пока (или уже?) мало способно к творческому созиданию.