Как и следовало ожидать, в России надо жить действительно долго, чтобы увидеть нечто очень интересное. То есть просто интересное попадается буквально на каждом шагу, в каждой газете и с каждым щелчком телевизионного пульта. А вот нечто экстраординарное требует времени.

К таким удивительным во многих отношениях событиям относится проект Третьяковской галереи "Золотая карта России". Он длится уже не первое десятилетие и характерен тем, что основную часть его финансирования приняла на себя российская провинция. Благодаря усилиям регионов в Инженерном корпусе Третьяковки можно было увидеть сливки многих российских собраний. В ходе этого многолетнего марафона в Лаврушинском переулке были уже представлены, например, собрания Нижнего Тагила и Калуги, Саратова и Самары, Тулы и Рязани.

Собрания небольших городов, прежде всего подмосковных, занимают в проекте важное место. Подтверждает это и нынешняя выставка, посвященная Историко-художественному музею Серпухова. Она стала тридцатой в общем списке "Золотой карты".

Сокровища его и впрямь поражают. Достаточно сказать, что для московской экспозиции устроители отобрали работы из разделов, не составлявших изначально основу музея. А таким стала коллекция старообрядческого искусства, принадлежавшая в конце XIX века Анне Васильевне Мараевой (1845-1928). Купцы-старообрядцы, к которым она принадлежала, собирали не только дониконовские иконы, но и всякую утварь, мебель и посуду. А в 1896 году Мараева приобрела и большую коллекцию разорившегося к тому времени дворянина-собирателя Юрия Мерлина. Здесь была и русская живопись XVIII века, и западноевропейское искусство XVI-XVIII столетий, в том числе такие редкости с точки зрения нынешней российской музейной жизни, как работы Риччи, Лебрена и Янсенса (чей "Святой Иероним, внимающий трубам Страшного суда" вообще единственное полотно фламандца в России).

Причем в Серпуховской музей собрание Мараевой попало не только в ходе национализации 1918 года, но и 1989 году. Тогда община "федосеевцев" (направление в старообрядчестве, к которому принадлежала и Мараева) передала музею богослужебный комплекс из 610 икон и 142 рукописных книг.

Остальную же часть, реквизированную после революции, сперва оприходовал профком ситценабивной мануфактуры в Данках, принадлежавшей Мараевой. Профком хотел выдавать искусством премии передовикам производства (по этой схеме, судя по всему, в свое время безвозвратно исчезли многие полотна Давида Бурлюка башкирского периода его творчества.

Но что-то счастливым для искусства образом повернулось в этот момент в безумном механизме истории. Коллекцию Мараевой было решено положить в основу Музея старины и искусства.

Впрочем, на нынешней выставке в Третьяковке ни икон, ни западноевропейских полотен нет. Здесь русская живопись и графика, а также скульптура второй половины XIX - начала ХХ века. Ряд занимательных образчиков коммерческого жанра (Айвазовский, Семирадский и Харламов), ряд хрестоматийных классиков в нехудшую их пору (Васнецов с "Витязем на распутье" и Юон с видом Ростова Великого 1906 года), а также первоклассные авторы эпохи арт-потрясений (шесть скульптур Коненкова, ранние Экстер и Фальк). Но надо всем царит Гончарова. Девять полотен, которыми волею судьбы обладает серпуховской музей, принадлежат к вершинам ее творчества. "Бабы с граблями" и "Хоровод" можно считать апофеозом крестьянской темы в русском искусстве начала века. Если добавить сюда еще более десятка ее графических листов, станет понятно, почему собрание серпуховского музея ценится не только специалистами в России, но и в мире, куда серпуховскую Гончарову с некоторых пор регулярно вывозят.

Среди графических ее произведений особый интерес вызывают, конечно же, работы для оперы Римского-Корсакова "Золотой петушок", поставленной Фокиным в мае 1914 года для дягилевской труппы. Позднее "Петушок" шел в декорациях Бакста, но с гораздо меньшим, судя по всему, успехом, явно не сравнимым с той "восторженной истерикой", в которую, по словам Бенуа, повергла "битком набитый зал Оперы" гончаровская "радостная звучность" (эта оценка Бенуа особенна ценна тем, что у мемуариста немало и критических оценок гончаровской работы, он считал, в частности, что "ее часть слишком вылезала вперед и даже как бы мешала действию" (1)). Сотрудничество с Дягилевым продолжилось и в дальнейшем. В том же 1914-м Гончарова оформила балет на духовную музыку "Литургия". В апреле 1915 года в российском еженедельнике "Театр" появилось даже сообщение о том, что Дягилев приглашает Гончарову и Ларионову в Рим - писать декорации для новой пьесы Маринетти. После Италии спектакль планировали показать в Америке, но проект так и не был осуществлен. Но в общей сложности Гончарова участвовала в оформлении шести дягилевских проектов, включая легендарную "Жар-птицу".

Впрочем, не только именитые авторы заставляют говорить о выставке серпуховского музея в приподнятом тоне. Какой-нибудь "Городской пейзаж" (1910) малоизвестного Алексея Грищенко (1883-1977) способен обрадовать не меньше Машкова или Ларионова.

К выставке в издательстве "Мелихово" вышел каталог, содержащий, помимо иллюстраций, также статьи об истории серпуховских коллекций, а также об основных сюжетах московской экспозиции.

Выставка в Инженерном корпусе Третьяковки продлится до 6 апреля. В этом году "Золотая карта" пополнится также музеями Иркутска и Челябинска.

Примечания:

1. Цит. по: "Сергей Дягилев и русское искусство". Статьи, открытые письма, интервью. Переписка. Современники о Дягилеве. В 2 тт. - М., 1982. Т. 2. С. 271.