От редакции: "Русский журнал" открывает дискуссию об ушедшей эпохе 90-х, зримым свидетельством конца которой стала смерть первого президента России Бориса Ельцина. Это период, во многом уникальный для отечественной истории, до сих пор не подвергся адекватной исторической оценке и соответствующей рефлексии. Эпоха - это не просто исторический период, остающийся в памяти нации черточкой между датами. Эпоха создается на перекрестках мнений, и никто не в праве накладывать на нее свой копирайт. Открывающая дискуссию статья Михаила Делягина, критический пафос которой посвящен "путинизму" как завершенному проекту, по сути лишь еще более рельефно обозначает водораздел двух эпох - ельцинской и начавшейся на рубеже тысячелетей путинской эпохой. Эпоха Ельцина окончательно осталась в прошлом, начинается новая...

Уже давно - под Новый, 2006 год - по РТР триумфально прошла экранизация "Мастера и Маргариты". Была она, как и положено экранизации, безусловно, слабее не только первоисточника (не факт, что иное вообще возможно), но и многочисленных ожиданий. Потенциальные зрители, сформировавшиеся в последнюю четверть века СССР, были слишком погружены в выживание и предновогодние хлопоты - но, несмотря на это, первые две серии посмотрел каждый второй россиянин(1).

Бешеное внимание аудитории, значительная часть которой из-за потоков пошлости, слишком грубой пропаганды, а то и прямой лжи просто перестала смотреть телевизор, - бесспорно, значимый социокультурный феномен.

И дело не в Мастере, и тем более не в Маргарите, и не в Иешуа Га-Ноцри с его трагическим несоответствием Пилату, и не в обилии полуобнаженной натуры (которой в привлекших наибольшее внимание первых сериях, к слову сказать, и не было вовсе), и даже не в ностальгии по, безусловно, великому, какие бы недостатки ни выискивали в нем современные реинкарнации критиков Латунских, роману.

Дело в справедливости, в поруганной, но неистребимой в человеке и человечестве, покуда они еще живы, ее жажде.

Так в проклятом октябре 1993 года толпы москвичей собрались вокруг расстреливаемого Белого дома не только из-за низменного желания зрелищ и стремления к соучастию истории, но и потому, что впервые на их памяти прямо у них на глазах и вообще едва ли не впервые в России публично карали неправедную власть.

Да, в Белом доме сидели оболганные, загнанные и спровоцированные патриоты, пытавшиеся быть верными закону и Родине, а не тем или иным лицам, да еще и проводившим полным ходом политику уничтожения своей страны (а режим Ельцина уже и тогда был страшной бедой для России). Но большинство людей в собравшейся толпе не испытывали симпатий к Руцкому и Хасбулатову, устали от пустой парламентской говорильни, видели на первой странице "Известий" фотографии молодчиков, вскинувших руку в фашистском приветствии, и не знали, что это была постановочная фотография. Они, в том числе и те, кто не питал симпатий к реформатору Ельцину, жаждали увидеть наказание хотя бы связанного с реформами Верховного Совета и смотрели на его уничтожение как на публичное восстановление справедливости.

Ну и что, что грязными руками и против Конституции!

Зачем нужны все чистые руки и все конституции, если они не несут справедливости, пусть даже лишь в форме наказания?

Справедливость важнее - так, не сознавая, но ощущая это, смотрели тогда на Белый дом.

Так смотрят сегодня на Квачкова, отчаявшись в законе и праве: если при Путине справедливости нельзя достичь законным путем - лучше достичь ее каким-нибудь иным, чем отказаться от нее вовсе.

Именно в этом суть исторической глухоты - и, соответственно, обреченности - российских бюрократов, даже лучших из них.

Народ вопиет о справедливости, кричит словами и поступками, кричит, убивая себя ежедневно и ежечасно, прямо и косвенно от безысходного "нежелания больше жить в этой стране". И слышит в ответ от безысходно сытых и благополучных, складно болтающих и непотопляемых всезнаек, поправляющих тысячедолларовые очочки и застегивающих трехтысячедолларовые пиджачки, что за справедливость они, конечно, всей душой, да вот только не позволяют принятые ими же самими законы и созданные ими же самими порядки этой справедливости!

Что ж, тот, кто не хочет справедливости по закону, получит ее помимо закона и вопреки ему.

Он получит справедливость не в форме блага, в самой возможности которого от власти народ уже изверился, а в форме возмездия за все совершенные и совершаемые в нашей стране преступления - и за те, которым был соучастником, и за те, которые молча терпел, смиряясь с ними и тем самым покрывая их, и за те, с которыми пытался бороться. Но кому какое до этого дело, когда преступления все равно свершились?

И не стоит обижаться.

Полковник Квачков, как он рисуется в народном сознании, - тень и предтеча этой грядущей, грозной и чудовищной, справедливости.

И лопающаяся от денег Рублевка, и озлобленная недоступностью богатства - вот оно, идет в двух шагах по улице потоком вчера мерседесов и БМВ, а сегодня "Бентли" и "Майбахов", близок локоть, да не укусишь! - Москва, и отчаявшаяся беспросветная Россия прилипли к телевизорам потому, что показали им не наивную и озлобленную от бессилия, но реальную, властную, царящую и творящую себя справедливость. Воланда.

Первым об этом, если мне не изменяет память, написал Иван Понырев(2), подметивший, что с 1998 года страна точно так же бредила образом Штирлица - и накликала-таки его на свою голову в окарикатуренном и чудовищно опошленном виде.

Сопоставляя образы настоящего и предчувствуемого (и тем самым коллективно, хоть и бессознательно творимого нами) будущего, Понырев справедливо отмечает (да простят меня за обширную цитату, но сказано слишком внятно и слишком хорошо):

"В образе Штирлица важен акцент на "нашего человека" в кругу врагов. Для образа Воланда этот акцент уже не важен. Лишь бы кто, хоть "чорт с рогами" (буквально), только бы навел порядок...

Когда же, когда придет тот, кто установит окончательный порядок? Накажет урок - пролетарских поэтов (либералов в нашей реальности), вернет Мастера из сумасшедшего дома, в конце концов, обеспечит "покой"...

В чем же различия образа Воланда и образа Штирлица, коему трудолюбиво старался соответствовать наш президент? ...Штирлиц - человек системы, порядка... Наш человек проникает в "хаос" враждебного рейха и разрушает его...

Миф о Воланде - иной. Булгаковский сатана не системен. Напротив, он взломщик всех систем(3). Он беспощадный судия, Палач Божией милостью. При этом для установления справедливости он использует методы, абсолютно незаконные. Образ русского сатаны прямо-таки дышит предчувствием 37-го года... Каждый получил все, что заслуживал...

Народ перестал верить в Штирлица, в достижение справедливости по правилам. Произошла деволюция к более примитивным схемам управления. "Не надобно никаких законов, пусть будет правитель да царствует по справедливости". Над страной вновь замаячил образ Сталина, который расстреливал бы, не задумываясь, даже членов политбюро (4).

...Общество требует правителя нового типа... "Совершение зла во имя справедливости"...

Конечно, готового "Воланда" среди российских политиков пока нет... Пока что "Воланд" - лишь образ жесткого, не связанного законами... правителя. Для общественного мнения он безумно притягателен именно в этом качестве... У базового образа путинского правления появилась альтернатива".

Хочу подчеркнуть ключевой момент, обеспечивающий переход симпатий и внутренних устремлений общества от образа Штирлица к образу Воланда: "Народ перестал верить... в достижение справедливости по правилам". Лишенный связи с Центром, Штирлиц вошел в роль, сделал карьеру, возглавил рейх, превратил в смысл существования личное потребление - свое и соратников - и натворил в итоге таких дел, что, несмотря на вызванный случайными внешними обстоятельствами общий рост благополучия, заставил вспоминать своих предшественников - того же Ельцина - с откровенным умилением.

В истории нашей страны Воланд уже был, и Булгаков, обмолвившийся как-то, что каждое великое произведение "написано только для одного человека", писал свой роман если и не о нем лично, то, скорее всего, для него.

Между тем Сталин при всех своих преимуществах перед всеми последующими руководителями страны, при действительно гениальном стратегическом менеджменте ("он принял страну с сохой, а оставил ее с ядерным оружием" - о ком еще в истории не то что страны, а всего человечества могло быть сказано так?) как Лидер неприемлем.

Лучше всего сказал о нем на излете 80-х, когда Советский Союз еще казался незыблемым и в целом вполне эффективным, один из его пожилых поклонников (сам прошедший и голод, и лагеря, и войну, прожеванный и выплюнутый той системой): "Сталин был не прав, но не в том, в чем его сейчас обвиняют, а в том, что созданная им система породила Горбачева".

В чем причина вырождения созданной Сталиным системы?

Когда говорят об ее ориентации на одного человека и невозможности существования без этого человека, его уникальной воли, энергии и способностей, - на самом деле говорят о ее преимуществе, о безусловном достоинстве: встроенном механизме самоуничтожения. Ведь сталинская система направлена на решение одной-единственной задачи - модернизации общества. По ее решении она объективно должна была быть демонтирована, переродиться в другую систему, решающую новые задачи, естественным образом встающие перед развивающейся страной.

Но вместо эволюции произошла деградация.

После половинчатой и имевшей выраженный компенсаторный характер демократизации при раннем Хрущеве система вернулась, по сути дела, к тому же самому сталинизму, который без Сталина - этого центра воли и управления - выродился в бесцельную имитацию, показуху, лишенную души и смысла. Она быстро заблокировала развитие и, лишив тем самым себя морального права на существование, в итоге покончила жизнь чудовищным политическим самоубийством, сопоставимым разве что с самоубийством сгнившего примерно тем же образом царского режима.

Замена эволюции деградацией, как хорошо известно, вызвано коллективным вырождением - как элиты, так и народа. Причина этого вырождения также слишком хорошо известна и слишком хорошо ощутима каждому из нас: страх, вбитый в Россию на генетическом уровне и до сих пор, через два поколения после смерти Сталина, связывающий нас по рукам и ногам.

Этот страх вызван именно тем, что делает Сталина неприемлемым для нашей страны руководителем: не просто чрезмерная, а запредельная, инфернальная жестокость, полное не то что пренебрежение, но последовательное и глубоко искреннее, органичное игнорирование ценности человеческой жизни как таковой.

Иногда ребенок рождается без руки или ноги; сталинский режим родился без гуманизма, без тени уважения и любви к отдельному человеку - и именно "эта малость", не помещающаяся в поле зрения геополитики и стратегического планирования, и сделала его недееспособным.

Жестокость Сталина на поколения вперед подорвала способность к инициативе (не говоря уже о вкусе к ней и о желании ее проявлять) не только среди элиты, которая достаточно легко обновляется, если вообще не сменяется полностью под давлением исторической необходимости, но и среди народа, по сути, переломив его хребет. И вот это уже историческое преступление, потому что заменить народ, сохранив при этом Россию, невозможно.

А подорвав способность народа (и элиты тоже, но лишь как его части) к инициативе, сталинизм тем самым подорвал и его способность к развитию.

Более того, своей жестокостью сталинизм подорвал еще и патриотизм, ибо любовь к такой жестокости, оказывающейся неотделимой от образа Родины, требовала жертв, недоступных для большинства даже советских людей.

Один лишь пример: готовясь к войне и будучи - это уже доказано исторически, не эскападами Суворова-Резуна, но анализом архивных документов(5) - осведомленным о каждом изменении планов Гитлера, Сталин предусмотрел ожидаемые в течение первого года войны потери в размере 3,8 млн человек! Это почти три четверти всей тогдашней (и колоссальной) Красной армии, но лишь немногим больше 10% от 35 млн человек, которые мог, по оценкам, поставить под ружье тогдашний необъятный Советский Союз.

Эти чудовищные потери должны были стать наглядным, не вызывающим никаких сомнений доказательством для всего мира, что агрессором является именно Гитлер, который внезапным нападением застал неподготовленный к войне в силу доверия к ранее подготовленным документам Советский Союз врасплох. Соответственно, подготавливаемый Сталиным удар, который должен был сокрушить Гитлера и, по всей вероятности, отдать под власть Сталина если не всю, то, по крайней мере, основную часть Европы, выглядел бы не как заранее спланированная агрессия, но как всего лишь вынужденный и неподготовленный заранее ответ.

План Сталина сорвался не только из-за плохого военного планирования, вызванного всеобщим страхом, обезглавливанием и обескровливанием армии, но и потому, что приговоренные им для большей убедительности к смерти в результате внезапного нападения миллионы солдат и офицеров не могли не чувствовать, что их заранее приговорили и, по сути дела, предали.

Понять этого, конечно, большинство из них не могли хотя бы потому, что подобный цинизм, коварство и жестокость недоступны нормальному человеческому сознанию. Но соответствующее ощущение не могло не возникнуть - и именно оно, по всей видимости, в сочетании со скрытой, но массовой враждебностью репрессивному сталинскому режиму стало причиной массовой и мгновенной утраты Красной армией боевого духа после нападения немцев.

Именно всеобщая деморализация, как представляется, стала главной причиной того, что, несмотря на действительно массовый героизм и очаги организованного сопротивления (и даже проведение наступательных операций, не говоря о контрударах!), начальная стадия войны обернулась мгновенной катастрофой. Помимо стремительного продвижения немецко-фашистских войск в глубь страны (которое в целом ряде случаев умерялось не сопротивлением, а техническими возможностями, так как фронта просто не было), в первый же месяц попало (в основном сдалось) в плен не менее 1 млн солдат и офицеров(6), а за первые три месяца - более 3 млн.

Таким образом, непригодность аналога Сталина для руководства современной Россией, для выхода из системного кризиса и проведения всесторонней модернизации заключается именно в его полном пренебрежении к ценности отдельно взятой человеческой жизни.

Она характерна и для некоторых других "внесистемных" "обуздывателей" революций - например, Наполеона, волю которого к все новым войнам ограничило лишь то, что в результате его свершений в подвластной ему Франции погибли почти все мужчины, способные держать оружие.

Уже из этого следует, что подобная жестокость является не патологическим свойством отдельной личности, а закономерным продуктом предшествующего общественного развития. Антигуманизм Сталина, как и Наполеона, - простое "эхо" чудовищной как по своим масштабам, так и по длительности жестокости обуздываемых ими революций - Великой Октябрьской социалистической и Великой же французской.

Кровавая ирония истории заключается в том, что революции сами воспитывают и формируют своих могильщиков. Чем более жестока революция - тем с большим равнодушием относится приходящий после нее великий лидер к отдельно взятой человеческой жизни.

Значит, чтобы будущий лидер России был свободен от чрезмерной жестокости, от равнодушия к людям, чтобы он оставался человеком, а следовательно, и по-настоящему (а не только в кратко- или среднесрочной перспективе) эффективным руководителем, предстоящий нам системный кризис должен быть значительно менее жестоким, чем революция и гражданская война. Причем не только по числу убитых и умерших, но и по восприятию общества, по степени его внутреннего ожесточения.

По всей вероятности, так и будет. Но понимание прямой связи между меньшей жестокостью революции и большей эффективностью будущего лидера (а следовательно, и всего общества) должно восприниматься нами как средство не самоуспокоения, но мобилизации.

Проклятые времена! - наша судьба опять в наших руках: чем более успешной будут сегодня здоровые силы общества, включая, разумеется, ответственную оппозицию (в первую очередь "Другую Россию" и КПРФ), тем менее разрушительным и жестоким будет предстоящий нам хаос. Соответственно, тем более гуманным (разумеется, в рамках возможной эффективности) будет создаваемый в ходе изживания этого хаоса политический режим.

Хочу подчеркнуть снова и снова: это не гарантия, это всего лишь задача.

Но при решении этой задачи история играет на нашей стороне.

И в грядущем гуманизме - конечно же, относительном, являющемся таковым именно на фоне Сталина, а, например, не доктора Гааза - нет противоречия с образом Воланда, воздающего по заслугам. В конце концов, что есть знаменитое "Он не заслужил света, он заслужил покой" - резюме его (принятого совместно с Иешуа) решения судьбы Мастера - как не выражение конкретным приговором пушкинского "И милость к падшим призывал"?

...Здравствуйте, товарищ Воланд.

Вы возвращаетесь домой, и в ближайшие лет двадцать вас отсюда не выпустят.

Примечания:

1. Как очевидец, автор может свидетельствовать, что просмотр телесериала (показ которого начинался в 20:55) принимался в качестве вполне уважительной и даже естественной причины не только поспешного ухода с разного рода предновогодних приемов и торжеств, но и прерывания деловых переговоров (конечно же, не слишком важных).

2. И.Понырев. "Воланд в Кремле"

3. Ряд российских аналитиков еще в 2002 году, насколько можно понять, независимо друг от друга и исходя из самых различных предпосылок, пришли к выводу о принципиально "внесистемном" характере следующей власти, которая придет на смену Путину.

4. Весьма существенное уточнение внес один из участников интернет-обсуждения статьи Понырева, отметив, что Сталин расстреливал не "даже" членов политбюро и тем более не "расстреливал бы", а безусловно "расстреливал" и, как раз наоборот, "в первую очередь" их!

5. Лучшим, наиболее полным и убедительным анализом исторических того времени документов представляется книга Я.Верховского и В.Тырмос "Тайный "Сценарий" начала войны". - М., ОЛМА-ПРЕСС, 2005.

6. М.Штейнберг. "Советский спецназ. Взлеты и трагедии. Очерк второй: война". "Русский базар" от 13-19 октября 2005 года