Опыт утопии

Ученик кормчего учится вести корабль. Ученик горшечника - лепить из глины посуду. Об этом любил порассуждать Платон, не умевший, кажется, ни того, ни другого.

Врач лечит или пытается, юрист блюдет права, экономист - деньги. Даже от математиков, наверное, есть польза не только математикам. Есть какой-то выход вовне.

Гуманитарий - так уж повелось в Европе с давних времен, хоть и не с платоновских, - ничему такому полезному не учится. Дело, которому гуманитария учат, - размножаться. Буквально: воспроизводить себе подобных. Ретранслировать следующему поколению сделавших выбор в пользу размножения корпус текстов, оставленных учителями. Собственные тексты правильного гуманитария - комментарии к комментариям, заметки на полях и вписанное между строк. То есть не такие уж они и собственные. Попадут они впоследствии в заветный корпус - дело везения, хотя бы потому, что талант - тоже везение. Не говоря о том, что рукописи горят, библиотеки - еще того ярче, плюс в окрестностях библиотек с некоторой невычисляемой периодичностью появляются люди, уверенные, что в Коране все уже есть. То есть даже талант - дело второе, если не десятое.

Главное, как ты усвоил базовые тексты. Сможешь ли пересказать при случае, да так, чтобы те, кому ты их пересказываешь, смогли бы в свою очередь пересказать их еще раз.

Итак - специалист в области размножения (оно же часто, если не всегда, - любовь). Кажется, у кого-то из вагантов есть стихотворение о споре между дамами. Дамы спорят, кто лучший любовник: клирик (сиречь человек, изучивший хотя бы тривиум, то есть тот же гуманитарий) или воин, изучавший совсем другие науки. Буквально - воин сокращает население, он профессионально занят делом, диаметрально противоположным размножению. Может быть, как раз поэтому дамы в итоге решают, что клирик предпочтительней. А может, потому, что у воинов проблемы с сочинением стихов на школьной латыни.

Но это лирика.

А есть еще история болезни. То есть гуманитарий - это носитель своеобразного вируса. Он создан ранее появившимися гуманитариями, чтобы превращать других (нормальных?) людей в гуманитариев. Увеличивая долю себе подобных за счет прочих.

Но всегда ведь есть выбор - можно и не становиться гуманитарием. Заявляя о своем исключительном желании воспроизводиться, делаешь ставку на асоциальность, а такого выбора во все времена немного стыдились, и чем дальше, тем больше. Именно поэтому многие гуманитарии, прежде чем перейти к плетению маргиналий и составлению комментариев к комментариям, изыскивают себе оправдания. История учит гражданина терпеливо переносить бедствия своего времени, а философия прекраснее прочих наук, хоть и бесполезна. Знание литературы компенсирует отсутствие остроумия. И так далее.

Но главное, всегда есть место, где не надо вдаваться в подобные рассуждения. Ценность занятиям гуманитария там придает гордое заявление: "Я первым обратил внимание на эту запятую", и иных оправданий не требуется.

То есть, конечно, не всегда. Сперва выбор делает страна. Хочешь быть принятым в семью - соблюдай традиции. В Европе принято терпеть гуманитариев и даже верить их незамысловатым оправданиям. А для этого надо построить университет. Отвлекаясь от идеи движения наук вперед, волшебной роли паровой машины в истории и того факта, что в Англии фузеи кирпичом не чистят.

Можно быть монархом передовых взглядов, но во всем изыскивать выгоду. Насильно заставлять, например, юнцов учиться навигации и танцам. С этим багажом выигрывают войны, но в приличных домах не продвигаются дальше передней.

Наверное, сперва надо было выиграть войны. И еще дождаться людей, которые, поскитавшись по франциям-германиям, увидят нечто более для себя привлекательное, чем баллистика и фортификация. Которые не осознают, почувствуют - прочитанные ими книги достойны того, чтобы их прочитали другие.

250 лет назад что-то подобное произошло у нас дома. И сразу же начался обратный отсчет.

Представьте - сперва вы делаете свой, слегка постыдный выбор. Не защищать страну, не лепить горшки, не усовершенствовать для нужд удвоения ВВП паровую машину. Нет, читать книги, с тем чтобы объяснить идущим вслед за вами, как надо их читать. Потом долго - лет пять, семь или уж как повезет вас учат только этому. Вы роете книги, как крот землю. Учитесь отличать хорошие от плохих по цвету обложки, не говоря про название. Сверяете комментарии с комментариями и с радостью охотника отмечаете ошибки и упущения ранее подвизавшихся комментаторов.

Попутно люди, умнее которых нет, объясняют вам, что только этим и следует заниматься. Редко напрямую, чаще намеками или даже выражением глаз. На самом деле только это вам и объясняют, это и есть главная тайна науки размножения.

Ах да, обратный отсчет. Не всякий гуманитарий идет до конца, и в этом счастье человечества, иначе давно бы уже не осталось ни горшков, ни кораблей, ни даже книг, потому что кто бы их печатал. Только толпы спорящих между собою оборванцев, размножившихся до предела. Возможно, эта пугающая картина заставляет девять свежеобученных из десяти делать выбор наоборот. Выходить из университета на улицу (не говорю: в жизнь; если сказать "в жизнь", то получится, что университет - смерть).

Есть и другие факторы, скажет скептик, деньги, например, и все, что за них покупается. Отрицать наличие денег, вообще, а не у себя, было бы глупо, но страх дурной бесконечности важнее.

Московский университет уже 250 лет выпускает на свободу гуманитариев. Поколение за поколением. Город, страну и мир заполняют люди, о единственном навыке которых уже много раз поминалось выше. Дальше начинается очень непростая игра: необходимо ловко обмануть людей, обученных, в отличие от тебя, разнообразным полезным наукам. Надо убедить их, что твои навыки тоже полезны.

И филолог пишет колонки в газеты, перемежая цитаты из думских клоунов цитатами на классической латыни. Философ вкладывает в уста все тех же клоунов цитаты еще того позабористей. Или оба встречаются под забором после напряженного трудового дня в ближайшей котельной. Это сейчас немодно, не потому, что слишком тяжело, скорее, наоборот, легко. Однако и такое случается.

Смысл обратного отсчета - выбора наоборот - в том, что ты занимаешь не свое место и занимаешься не своим делом. Но поскольку никакими другими делами заниматься тебя не учили, ты вступаешь с этим делом в борьбу, а дальше все так же, как с шансом поставить свою книжку на полку "предназначенное для комментирования". Везение и талант, ты его, или оно тебя. Или ты станешь профессионалом, или... Первое социально выгоднее, второе интереснее все же.

Университет, по крайней мере в Москве, учит еще и снобизму. Он так долго был единственным, что это вошло в привычку. Но на самом деле это не важно. Больше университетов, хотя бы разных (хороших не ждем, снобизму нас все-таки научили)! Больше гуманитариев вне защищающих стен кормящей матери! Одни учат лучше, как тот, которому сегодня четверть от тысячи, другие хуже (названия желающие могут вписать), но все - одному.

Нас, выбросившихся из университета в жизнь, что сродни самоубийству, конечно, сравнительно мало. Но уже в этом году придет подкрепление, и в следующем, и... Главное, чтобы эта история длилась, чтобы очередному распорядителю на государственном пиру не пришло в голову, будто та часть гуманитариев, которая идет до конца, даром ест свой хлеб. Дайте им учить, а желающих учиться меньше не станет. Потому что мы из университета все же вышли, и теперь те, кто вокруг нас, начинают понимать всю прелесть выбора в пользу размножения. Не словами, так интонациями, выражением глаз...

И тогда, однажды, наступит миг торжества: дурная бесконечность станет явью, а ведь это, как всякий кошмар, еще и тайное желание. Не будет не то чтобы ни эллина, ни иудея, но людей, неспособных поддержать беседу о столь важной вещи, как эсхатология Мэтью Пэриса, которого предыдущие поколения комментаторов ошибочно называли Матвеем Парижским, вот их, таких, точно не будет. И не будет разницы между выходом в жизнь и отсиживанием в крепости. И вообще, возможно, ничего не будет, учитывая спектр практических навыков типичного гуманитария.

Да, вот это жизнь, как говорил один больной цыган.

И, кстати, кому вообще нужны твои горшки, пироги и формулы, если ты даже не знаешь, кто такой Матвей Парижский?

       
Print version Распечатать